Anniversary. First year in Hell
Статья седьмая, пункт один: «тщеславье».
Посовещавшись, строгое жюри
меня постановило в ад отправить.
А здесь хуево и нельзя курить.
Все бабы тут ублюдочные стервы.
А у мужчин навеки нестояк.
С утра до ночи новости на Первом.
В аду хуево, вы бы знали, как.
Тут на рассвете в жестяные стены
стучат соседи с верхних этажей,
а на любви висит китайский ценник.
В аду хуево, хуже, чем в ЖЖ.
Сегодня в третьем чтеньи принимали
Указ сто сорок: Сера, мор и глад.
Кричишь от боли – на печальный смайлик.
В аду хуево, он на то и ад.
Досуг, признаться, здесь довольно нудный:
Посплетничать да промискуитет,
встать за спиной и в эту спину плюнуть.
В аду хуево, даже водки нет.
За сотню лет накопится усталость
и цепи раскалятся докрасна.
Из чувств разрешена, пожалуй, зависть.
Но всем хуево – зависть не нужна.
Понятно, что здесь слово «честь» забыто.
У нас такое помнить не в чести.
По описи разбитое корыто.
В аду хуево, Господи прости.
Тут ценности времен царя Гороха.
И заповедь одна: «Ну, навреди».
Дать слово можно, но сдержать – для лохов
В аду хуево, где же мой кредит
доверия? Валяется забытый.
Он, кажется, просрочен лет на пять.
В аду такие ставки по кредитам,
Что просто не имеет смысла брать.
Спокойна совесть, где чужие раны,
которые из памяти иссек?
Поверь, дружище, расслабляться рано.
В аду хуево, тут напомнят всё.
Четыреста один по Фаренгейту,
если прикинуть чисто наугад,
поскольку под ногой бумага тлеет.
В аду хуево, я хочу назад
вернуться на десяток итераций,
десяток переменных поменять...
Зовут в котел. Счастливо оставаться.
В аду хуево. Не грешите, блядь.