Вот еще история из моей советской юности. Учился я в Риге, в музыкальном институте, раньше это было музучилище, потом сделали институтом, имени Язепа Мединя. Учился на отделении прикладной пианистики, или, как у нас шутили, ручного пианизма. Много было разного. По музыкальным предметам тянул я средне, на тройку-четверку, но главные предметы тогда – марксистско-ленинская философия, политэкономия коммунизма, история КПСС – шли у меня на зубок, на пять с плюсом. А хуже всего давались уроки по духовым инструментам. Аудитория была небольшая, грязная и пропахшая мышами. Пол-комнаты занимал компрессор – для того, чтобы научить играть на трубе, он был необходим. Уроки с компрессором – были очень уж суровым испытанием. Преподаватель художественной пневматики был мужчина волглый, щелочной, с плоско-вытянутой головой, формой напоминающей тапок, и длинным носом. Прибавьте сюда жеванные брюки винтом, яркую рубашку с галстуком-бабочкой, и пиджак от школьной формы. Звали его, кажктся, Вилис Эйнарович. На урок он всегда заходил боком, с классом не здоровался, а сразу шел заводить компрессор. Часто это не удавалось, капризный аппарат не включался, и мы писали самостоятельную работу по приемам игры на духовых инструментах, или говоря по научному, художественной пневматики. Но если компрессор заводили… Компрессор несколько минут грохотал, потом начинал гудеть ровно и тихо. Тогда преподаватель вызывал кого-нибудь к доске. Нужно было взять в рот загубник трубы или саксофона, и насадку шланга компрессора. Вилис Эйнарович открывал кран, и несчастного ученика распирало воздухом. Если выпустишь шланг – двойка. Со временем, мы учились управлять воздушным потоком сжимая грудную клетку и надувая щеки. У многих текли слезы, мы кашляли, пердели, мой сокурсник Вася Кобылин, помню обоссался, но в итоге духовой инструмент начинал звучать… Спасибо Вилис Эйнарович, вы научили нас играть на трубах и флейтах и до икоты боятся компрессоров…
Уроки на военной кафедре вел у нас отставной майор Юрий Степанович. Маленький и шустрый, он имел стальную глотку, и мог перекричать духовой оркестр. Нас строили, и строем, обязательно с песней, вели в актовый зал. Пели всегда одно и то же – «И Ленин такой молодой, и юный октябрь впереди!» , В зале майор кричал - Вспышка справа! – и мы как подкошенные падали на грязный, заплеванный пол. Положив нас лицами в пол, он не торопясь доставал из сумки бутылку портвейна «три топора», садился на кресло и закуривал. Подержав нас на полу с пол-часа, и ополовинив бутылку, он поднимал нас и заставлял строем маршировать по залу. Допив бутылку, он, если был в настроении, начинал рассказывать похабные анекдоты, а если нет – вооружал нас тряпками и ведрами с водой и заставлял мыть свой «алтарь» - на сцене актового зала стояло три гипсовых Ленина, маленький в пол метра, побольше, метр двадцать, и еще больше, метра в полтора, и огромные, метра в два, бронзовые бюсты Маркса и Энгельса. Мы должны были натирать бронзу до блеска. Очистив светлые лики вождей и основоположников, мы шли в столовую. Ходили по коридорам тоже строем, только выйдя из тупика, где располагалась военная кафедра, мы могли перейти на нормальный шаг. В столовой, о приближении которой, говорила жуткая вонь говна с хлоркой, был обед – и запах становился еще сильнее.
Ну а о наших обедах, как и о сортирах – расскажу потом, тут парой строк не отделаешься, очень уж жуткие там были обеды…
Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
В свете фонарей и в свете лунном
— У Вас есть сигаретка?
— Я курю трубку.
— Честно–пречестно?
— Честно… Подожди… вот.
— Надо же… какой честный мужчина… Вас надо в Красную Книгу.
— Только не туда!
— А что? Имя на «А», попадёте на первые страницы. Я буду листать, и вдруг — бац! — Антон, вымирающий вид. Приятно встретить будет знакомое имя.
— Приятно, что вымирающий?
— Нет, конечно… Скорей наоборот… Я бы хотела, чтобы Вас было много, полно! Чтобы Вы были везде!
— Ну, чадо мое, так неинтересно будет, скучно.
— Зато безопасно. Никто никому не врёт, никто никого не кусает, никто никого не унижает…
— Ира, ты что?
— Не обращайте внимания… Я просто девчонка.
— Так, постой… куда мы идём?
— Не узнаёте? До Московского и налево. Там и до Эрни недалеко.
— А потом по ночному городу провожать тебя обратно?
— Испугались, да?
— Мне-то что, это тебе ночами опасно гулять.
— Не волнуйтесь за меня. Скоро придём к Эрни, и я отпущу Ваш тёплый локоть.
— И что дальше?
— У Эрни большая коллекция пластинок. Вы выпьете вина, и я чуть–чуть, и мы с Вами будем танцевать… танцевать… танцевать… Вы любите танцевать?
— Не знаю, не пробовал.
— Ой, да бросьте Вы меня бородатыми шутками пичкать, а то я не слышала! Соврали, соврали!
— Не соврал, а пошутил.
— Значит, любите.
— Ир, честное слово — не знаю.
— Вы с женой танцевали?
— Раза три.
— За последнюю неделю?… месяц?…
— За три года.
— Мало… мне Вас жаль… Танец!… Это так здорово!
— Наверно… Мне нравилось.
— Вот видите!… Ничего, мы с Вами всё наверстаем.
— Всё?
— Ну, танцы… Обычно я танцую одна… Это не очень интересно.
— Где танцуешь?
— Когда прихожу к Эрни.
— Почему одна!… его не бывает дома?
— Он танцует как вешалка в школьной раздевалке.
— …Сомнительный комплимент…
— Что Вы сказали?
— Так, мысли вслух.
— Поворачиваем…
— Эрни сначала нас прибьёт, а потом выгонит на холод.
— Пусть только посмеет!
— Что ты ему сделаешь?
— Сделаю.
— Хм… Я бы не испугался.
— Он испугается. Правда Лёша сейчас…
— Причём здесь Лёша?
— Не Ваше дело.
— Свалилось приключение на мою голову…
— Антон, хотите, я покажу Вам настоящее приключение?
— У меня есть минута на размышление?
— Поздно. Уже нет… Я побежала!…
— Стой!… Стой, кому говорю… Вот задница несовершеннолетняя… Хочешь поиграть в догонялки?… Беги, беги… А мы пойдём на север… Нет, север — там! Мы пойдём на юг.
— …А вот и я!…
— Я тоже.
— Вы не рады?
— Чего мне радоваться! Я не близкий, не родственник, в друзья не гожусь.
— А с кем Вы будете танцевать?
— Я не буду танцевать. Я буду спа-ать. Понятно?
— Да уж… Скажите, а Лёша выздоровеет?
— Надеюсь, что да.
— Плохо.
— Девочка, да ты с ума поехала! Как это чужое здоровье может быть плохо!
— Они снова начнут ко мне приставать.
— Кто?
— Мама, Лёша…
— Что Вы молчите, Вам не интересно?
— Мне интересно, что скажет Эрни.
— Это я Вам и так могу предсказать.
— Правда?… ну и что же?
— Добрый вечер, скажет Эрни.
— Скорей уж доброй ночи.
— Пусть будет доброй ночи… Посмотрите, какое небо!…
— Чадо мое, я вышел из возраста разглядывания ночного неба.
— А в какой возраст Вы вошли?
— Вхожу.
— Скажите.
— Тебе ни к чему.
— Не хотите говорить правду или не хотите врать?
— Какая разница…
— Большая. Вот скажите, — Вы не помогаете тем, кто Вас не просит?
— Нет конечно! Смешно представить такую помощь.
— А Вы помогаете тем, кто просит?
— В меру сил, умения.
— И что, между этими вопросами нет разницы?
— Есть. Одни просят, другие нет. Одним помогаю, остальные идут за грибами.
— Браво! Вы просто Мастер по увиливанию от прямых ответов.
— А ты мастерица по доставанию взрослых людей.
— Да какой Вы взрослый! Подумаешь, борода начала расти!… Кстати, Вам идёт. Вы оставите, или это мужская небрежность?
— Тебе пересажу.
— Моё личико мне и так нравится.
— Поздравляю.
— А хамить не обязательно… Ладно, взрослый человек, объясню Вам, так и быть… Один не помогает тем, кто не просит, а другой помогает остальным. Теперь видите разницу?
— Даю голову, что не сама придумала.
— Сама. Давайте Вашу голову… Эрни мне только подсказку намекнул, когда они с мамой…
— Что?!…
— Ничего.
— Договаривай, чего уж.
— Вам не понравится, если я всё буду договаривать… Ну идёмте же, нас ждут!
— Добрый вечер… То есть доброй ночи.
— Эрни, ты не удивлён?
— Ты же сказал, что заночуешь. Вот, я дождался и пошёл спать… Ирка, постель разбери сразу, чтоб утром по мне не топтаться! Поняла?
— Будь спокоен! Твой сон не потревожу. Если Антон не разозлит или ещё чего со мной не сделает.
— …Куда я попал?…
— В дом Эрни… Антон… посмотрите, — это я, это Эрни. А Вы Антон. Запомнили?
— …Ирка, хватит над человеком издеваться, а то матери позвоню.
— Не пугай, не позвонишь… Антон, ну что Вы как школьник!… А говорил, — взрослый… Что за мужик пошёл… Ну как знаешь, а я в ванную.
— Эрни?…
— Ира приходит ночевать, когда сбегает из дома.
— А подружка Юля?
— Да какая там подружка! Они видятся только в школе.
— Так… значит… Ничего не понимаю.
— И понимать нечего, надо знать… Лёшка в открытую живёт со своей сестрой.
— Она старше него на пятнадцать лет! Действительно родная?
— По отцу.
— И ты!… ты назвал его хорошим человеком?!…
— В остальном вполне порядочный, и даже очень, не говоря уж о том, что он прекрасный специалист.
— Нет, ты на себя в зеркало посмотри! Девчонке нет семнадцати, а на её глазах творится Бог весть что!
— Судьба.
— Да я такую судьбу!…
— Ну что?
— Ничего.
— Что притих? Али есть чем поделиться?
— Уже нечем.
— Вот и хорошо… Ирке скажи, чтобы громкость выше двойки не ставила, а то встану и выпорю.
— Какую громкость?
— Она про танцы ничего не говорила?
— Это что, шутка?
— Какие там шутки… Танцы там… Ладно, я в нирвану. А тебе счастливо потанцевать часиков до четырёх… Дурачок ты, поехал бы лучше домой. Спал бы уже сном праведным.
— Охренеть…
— Антон!…
— Что тебе!
— Посмотри, пожалуйста, ниже левой лопатки.
— Что посмотреть?
— Вскочило что-то. Не могу в зеркале разглядеть.
— Прыщик, ничего особенного.
— Для тебя ничего особенного, а я должна следить за своим телом.
— Это зачем ещё!
— Чтобы будущий муж мной не брезговал.
— Весьма дальновидно. Ты уже выбрала себе мужа?
— Нет ещё. У меня пара лет в запасе есть.
— Ладно, я пошёл.
— Никуда ты не пошёл! Я тебя отпускала?… Выдави этот проклятый прыщ… На полке одеколон и вата. Объяснить зачем?
— Задницу бы тебе прижечь этим одеколоном… а лучше скипидаром.
— Антон, с дамами так не разговаривают. Ты не забыл, что нам ещё танцевать?
— Я бы позабыл, да твой благодетель напомнил.
— …Как тебя называют? Антон — понятно, Тоха — это твой Виталий. А дочка жены?
— И это разнюхала…
— Не разнюхала, а разузнала… Долго будешь с прыщиком возиться?
— …Всё.
— Как?
— Хорошо получилось.
— Называет она тебя как!
— Тоша.
— Как мило!… Теперь иди, я буду одеваться.
— Ушёл.
— Ушёл?
— Ушёл.
— Точно ушёл?… Тоша, Тошенька, прости меня, поставь чайник на плиту! Я разбавляю вино кипятком.
— …Чему быть, того не миновать…
— Ты не со мной разговариваешь?
— Подкралась… как кошка.
— Я кошка и есть. Показать?… Фу-у, какой запах… Мужчина, конечно, но это уже не мужчина, а самец. В ванную.
— Что?…
— Я сказала — в ванную!
— Я как раз туда иду.
— Топай, милый, топай… Чистое полотенце… Я пока пластиночки выберу.
— Тоша, почему ты не пил вино?
— Мне нужен трезвый ум и самообладание.
— Ты определённо вымирающий вид…
— Пока вымирать не собираюсь.
— Не бойся, я не буду тебя отнимать у Марины, хоть она…
— Ты бы не смогла, даже если б захотела.
— Я знаю… там есть маленькая женщина, которую ты любишь как родную дочь.
— Ты знаешь, как её зовут?
— Эрни всё про тебя рассказал… Пусть вам будет хорошо… У меня тоже будет всё хорошо… потому что я несовременная… одна на весь класс…
— Как это!
— Не понимаешь? А ещё взрослый… Ладно, спи, завтра тяжёлый день.
— У меня обыкновенный.
— Это ты сейчас так думаешь, потому что лежишь рядом со мной.
— Девочка, не буди во мне мужика, прошу тебя.
— Не буду.
— …Почему ты мне доверяешь?
— Потому что больше некому…
— А Эрни?
— Эрни другой, он мне как близкий родственник, хоть и жадный как… таракан…
— Что ты смеёшься?
— Представила длинного таракана в очках… Не могу… вина выпила… я сейчас… Не вздумай заснуть раньше меня.
— Может тебе ещё и сказочку на ночь рассказать?
— Не волнуйся, милый, мне танцев с тобой хватит надолго…
— …Мне тоже…
— …Подвинься… Да не туда, дурачок перезрелый… вот так хорошо… Обними… остановилось бы мгновенье…
— Ира… Ира, вставай.
— Не хочу.
— Вставай, тебе в школу.
— Не хочу в школу.
— Ты просила разбудить во что бы то ни стало.
— Ну так буди… Только не увлекайся… А то я не то что в школу…
— Вставай…
— Так я точно не встану, и никто в мире меня не дождётся.
— Ну всё…
— Что ты делаешь…
— В душ, чадо, в душ!
— Прямо в одеяле?
— О нём я позабочусь.
— Легко меня нести?
— Могу и ремешком подстегнуть.
— Ты хоть раз на женщину руку поднимал?
— Вот сейчас и начну.
— Ставь. Возьми одеяло. Отвернись. Воду включу сама.
— Слава Богу, поддержал меня в тяжёлый час!…
— …Тошенька, не обольщайся, если бы ты мне понадобился, то никакой Бог… Ты понял?
— Понял. Уже согласен со всем, что скажешь.
— Со всем?
— Да.
— …Тоша… Я не хочу уезжать.
— Куда?
— Они хотят забрать меня с собой.
— В Голландию?
— Они хотят отдать меня отцу, а самим продолжать то, что делают, только на его деньги.
— Вот оно как…
— Он богатый, денег хватит всем. Но это чужой человек, которого я никогда не видела, который меня никогда не видел. Зачем я ему, Тош? Я ведь и языка не понимаю, а русский он, наверно, уже забыл. Зачем ему понадобилось ворошить далёкое прошлое, да ещё с моей мамой… Тош, жениться ты на мне не можешь, и я не смогу. Удочери меня, а? Пожалуйста!… Я так больше не могу… У меня ничего не осталось, — ни дома, ни мамы, ни дяди… Я их ненавижу! Ну скажи мне, разве может человек жизнь прожить с ненавистью! Я же женщина!… Молодая, которая ничего в этой жизни не успела и не узнала, кроме ненависти и презрения… Я ведь хорошая… Знаешь, я в классе одна из лучших. Потому что не курю, не пью, не болтаюсь ночами неизвестно где. И Эрни помогает мне с уроками. Он умный и терпеливый… Я буду хорошей дочкой, только не бросай… А знаешь, какие у тебя будут внуки!…
— Я плохой отец, скверный… Вытри слёзы… Иди ко мне… успокойся… Я помогаю тем, кто просит. Помнишь?
— Я верю.
— Ты меня немного знаешь, и мои скромные возможности тоже.
— Да, конечно…
— Настанет время — приходи, не оттолкну.
— Спасибо… Проводи до метро.
— А завтрак?
— А сам?… Вот так… Я подумала… может напрасно я тебя без подарка оставила. Жалеть бы всё равно не стала… вымирающий вид… из Красной Книги.
Продолжение следует…