Копии историй

ПОДМЕНА
Лёша Савельев лихим был командиром. А командовал он "ПК-12" - противолодочным катером. Старым, как ботик Петра. Но в море катерок ходил.
А тут поступила команда - "ПК-12" законсервировать, а собрата его, такого же древнего, но стоящего в консервации, в строй ввести.
Посмотрел Лёша на новую свою посудину, похолодел. На такой, конечно, в море выйти можно. Но вернуться - вряд ли.
Так что подогнал Лёха это корыто, поставил рядом со своим и... поменял местами бортовые номера. А в назначенное время доложился, мол, так и так, расконсервация произведена, замечаний нет, готов служить и даже могу выйти в море.
И вышел, и вернулся. Отработал все задачи, когда вдруг выяснилось, что дело нечисто. Катер-то новый, а аппаратура и механизмы на борту под старыми номерами.
Вызвали Лёшу "на ковёр", отфачили, как полагается. Пинком под зад из адмиральского кабинета вышвырнули. И думают, что с ним делать. Под трибунал сразу же или на парткомиссию сперва?
Первым додумался начальник политотдела:
- Под трибунал, конечно, можно, - говорит он адмиралу, - вот только после него и нас туда потащат.
Тут и до адмирала дошло. Дал тот команду "флажкам" дело это похерить. А Лёху к нам в дивизион тральщиков перевели.
На повышение.

«Клара пошла на прием к психиатру и сказала:
— Доктор, надо что-то делать с моим мужем, он думает,
будто он — холодильник!
— Я бы не стал особенно тревожиться, — отвечал
врач. — Многие страдают такими безобидными бредовыми
идеями. Это пройдет.
— Вы не понимаете, — настаивала Клара. — Он спит
с открытым ртом, и лампочка, которая у него внутри,
не дает мне заснуть.»

ХАЙДЕГГЕР И ГИППОПОТАМ ВХОДЯТ

Алексей Леонов — первый космонавт, вышедший в открытый космос, был из семьи «врага народа». Его отца посадили в 1936 году по сфабрикованному делу, из-за конфликта с председателем колхоза. Беременная мать осталась одна с семью детьми на руках. Леонов рассказывал:

«Нас выгнали из родного дома, моих старших брата и сестёр из школы отчислили. Они в районном центре учились (это сейчас город Тисуль), домой пришли, не понимая вообще, что происходит. Мать, работавшую учительницей, мигом уволили. Потом соседям позволили разграбить имущество «врагов народа». Вот что творили земляки! Их ведь никто не заставлял, сами инициативу проявляли. С меня, малыша, штаны сняли, в одной рубашке оставили, а на дворе – зима…»,

Много лет спустя он приехал в свою деревню и односельчане собрались посмотреть на московскую знаменитость. Леонов спросил: «Бабоньки, признавайтесь, кто с меня тогда портки-то стянул?» Стояли, молчали, глаза вниз опустили.

О незадачливом учителе фехтования
(отрывок из книги Альфреда Хаттона «Меч сквозь столетия. Искусство владения оружием»

«Этот синьор Рокко приехал в Англию, чтобы учить искусству фехтования знатных господ и придворных. Так, он заставлял их носить свинцовые вкладки в башмаках, чтобы постоянно тренирующиеся ноги были проворнее в бою. Этот учитель фехтования тратил огромные деньги на аренду прекрасного дома на Уорвик-Лэйн, который называл своим колледжем, не желая представляться просто владельцем школы фехтования. В его школе были развешаны доспехи всех благородных мужей, бывших его учениками, здесь же находились их рапиры, кинжалы и боевые рукавицы. Имелись в этом зале и скамейки со стульями, чтобы благородные ученики могли рассесться вокруг, внимая своему учителю. Обычно он не брал учеников, не способных платить по двадцать, сорок, пятьдесят или даже по сто фунтов. Зная обо всем, что нужно благородному человеку, учитель фехтования нашел в своем колледже место и для большого квадратного стола, покрытого зеленым сукном, в богатом золотом обрамлении. На столе всегда стоял изящный письменный набор, отделанный малиновым бархатом, — чернильница, пресс, порошок для просушки бумаги, воск для печатей и конечно же свитки отличнейшей позолоченной бумаги, готовой послужить благородным мужам материалом для писем, которые те могли отослать своим управляющим, чтобы самим спокойно предаваться фехтованию, не заботясь о делах. А для того чтобы все могли следить за временем, в углу зала висели часы с огромным циферблатом. В школе была еще одна комната, которую сам учитель называл «внутренней школой», где находилось много оружия и где он обучал секретным техникам боя избранных учеников. При дворе Рокко очень любили. И жил-был неподалеку некий Остин Бэггер, честный парень, не обладавший особым умением, но имевший доблестное сердце истинного англичанина. Как-то раз, веселясь со своими друзьями, он похвастал, что сразится с синьором Рокко, и действительно пошел к его дому в Блэкфрайерсе и стал кричать:
— Синьор Рокко, вы считаете себя самым хитрым в мире со своим оружием, вы заявляете, что можете любого англичанина поразить уколом в любую точку, вы приехали сюда из-за моря, чтобы учить благородных и знатных англичан сражаться, — так вот, вы просто трус! Выходите из дома, если не боитесь, я пришел сразиться с вами!
Синьор Рокко, выглянув в окно, увидел, что задира стоит на улице с мечом и круглым щитом-баклером наготове, схватил свой двуручный меч и, выскочив из дома, набросился на Остина Бэггера. Тот храбро оборонялся, прорвался в ближний бой, повалил учителя фехтования подножкой, рубанул по ягодицам и почти забил поверженного ногами, причинив тяжелые увечья. Однако по доброте душевной Остин не стал убивать своего противника, а бросил лежать и ушел. Это был первый и последний реальный бой синьора Рокко, если не считать случая на Квин-Хит, где ему пришлось обнажить рапиру против лодочника, что не спасло его от избиения веслами и скамейками"

О русском варварстве
19 марта (1 апреля) 1814 года ,после принятия капитуляции ,в полдень Париж вошли русская и прусская гвардейская пехота, кавалерия и артиллерия, батальоны австрийских гренадер и вюртембергский полк, общей численностью – 35 тысяч человек.
Русский император открывал торжественное шествие. При нем был будущий покоритель Кавказа генерал Ермолов. Победители вошли в грязное и зловонное Сен-Мартенское предместье.
Лишь на Северном бульваре начали попадаться роскошные и богатые дома, улицы, вымощенные камнем. Из окон свисали белые простыни и скатерти, заменявшие собой знамена капитуляции.
Прекрасное владение французским языком приводило к тому, что русских офицеров парижане поначалу воспринимали как своих соотечественников-роялистов, до сей поры пребывавших в эмиграции. Парижанки впрыгивали в седла к русским офицерам-красавцам, но, даже узнав, что те русские, не спешили спрыгнуть.
Александр старался никоим образом не проявить своей надменности над побежденными. Даже французский историк Тьер писал: «Он никому не хотел так нравиться, как этим французам, которые побеждали его столько раз, которых он победил, наконец, в свою очередь, и одобрения которых он добивался с такой страстностью. Победить великодушием этот народ – вот к чему он стремился в ту минуту более всего». В доказательство своего великодушия он отпустил на волю всех пленных. Ненавидя Наполеона, Александр при этом приказывал незамедлительно пресекать всякие беспорядки и расправы над бонапартистами. Любопытен случай с Вандомской колонной, на вершине которой красовалась медная фигура Бонапарта. Ее хотели свергнуть, набросили веревки, но посланные Александром семеновцы предотвратили сей, как теперь бы сказали, «акт вандализма». Когда же царь увидел Вандомскую колонну, он усмехнулся: «Если б меня поставили столь высоко, то и у меня бы голова закружилась!»