Новые истории - основной выпуск

Осенью 1990 года вместе с возвратившимся из отпуска замполитом прилетел
на заставу какой-то мужик в штатском. Ну, прилетел и прилетел, мало что
ли что. Вроде не начальство, и на том спасибо. На боевом расчете он
ходил чуть в сторонке, ковыряя листву в газоне. По окончании
распределения нарядов на завтрашний день слово взял старшина. Мы слегка
напряглись, так как ничего хорошего ему говорить не доверяли, а если и
доверяли, то как правило какой-нибудь фронт работ провозглашался. Но
тот начал издалека буквально следующими словами:
- Товарищи пограничники!
Расслабились, поскольку если бы предстояло рыть канаву, вступление было
бы типа: «Гребанные дожди затопляют коновязь по скакательные суставы
конского состава». Итак, он продолжил:
- Правила соблюдения техники безопасности писаны кровью личного состава
и сломанными карьерами непосредственного начальства искалеченного
личного состава. За лето в Округе участились случаи травматизма при
несении службы верхом.
Потом привел статистику по бумажке и махнул фланирующему неподалеку
мужику.
- Прошу любить и жаловать, инструктор пятигорского* ипподрома, мастер
вольтижировки Петр Петрович Басос.
Рядом стоящий Сурков незамедлительно закатил глаза и чревовещал, не
шевеля губами, впрочем, не очень громко: «Отсос Петрович».
При ближайшем рассмотрении Петр Петрович внешне напоминал вышедшего в
тираж провинциального хореографа, с неравномерными по густоте
бакенбардами на испитом лице. Хотя столичных хореографов мне и раньше не
попадалось, представлял я их именно такими, с вывернутыми носками наружу
ногами и откляченной слегка задницей на непропорционально длинном торсе.
Прокашлявшись в манжет, Петрович имел речь.
- Друзья. Я вас научу падать с лошади и коней.
Подивившись краткостью фабулы и изощренной зоологической
дифференциацией, мы, те кто был свободен от службы в этот дивный вечер,
потянулись было в конюшню за «лошадью и конями», но были остановлены
криком: «Стойте, сначала теория на козле! Пройдемте в спортгородок,
только принесите пожалуйста седло с недоуздком. » Вконец заинтригованные
еще до кучи и козлом, пришли на площадку (стандартный набор - брусья,
перекладина, лестницы и т.п.). Притащили седло, наблюдаем. Козел
представлял собой убогое зрелище в виде продольной половины чурбака на
четырех ногах.
- Ой, а почему это подпруги две?
Не получив ответа, Отсос Петрович заседлал козла и тупо стоял с уздечкой
в руке. Поняв, что это лишний девайс, он отложил ее в сторону и лихо
вскочил на козла. Зрелище получилось диковатое.
- Или псих, или #банутый, - предположил Сурик.
Все, кто услышал, закивали. Подумав, что это одобрение, джигит начал
рассказывать о группировке и порядке вынимания ног из стремян. Потом он
довольно долго кувыркался на землю в различных ракурсах, проявив
несомненную в этом деле компетентность. Тут мимо проходил… рядовой
Нурпазыл Сапарович Жантороев, он был только что поменян на вышке и
соответственно экипирован, выдвигаясь на заслуженный отдых.
- Это чо за чмо в моем седле?
Объяснили. Нурик почесал репу и неожиданно спросил:
- А зачем кувыркаться, если и так можно соскочить?
Петрович снисходительно пояснил, мол это образно, предполагается, что
лошадь падает.
- Понятно, теперь, товарищ инструктор, оденьте вот это, и покувыркайтесь.
Нурик протянул ему весло (АК-74 с прикладом), предварительно отстегнув
магазин. Отсос Петрович задумчиво покрутил железку, но как обычно, в
самом интересном месте случился облом.
- Жантороев, почему здесь до сих пор! Марш в дежурку разоружаться!
Это нарисовался прапорщик Арбеков с кружкой молока и полбуханкой в
руках.
Петрович воспрял.
- Ну теперь седлайте коней, и потренируемся, пока не стемнело.
Ковыряясь в конюшне, мы с Сурком рассуждали, как он будет заставлять
лошадь падать. Я, чертыхаясь с подпругой, с ужасом вспоминал свои полеты
с лошади, рост моего Раджа в холке составлял 160 см. Успокаивало то,
что заставить моего мерина упасть может только барсучья нора или Надька,
жена старшины, и то, если мчаться галопом.
Пришли, уже верхом, обратно на спортплощадку.
Петр Петрович, обращаясь к старшине, предложил:
- Вы не желаете потренироваться?
Арбеков чуть не подавился кружкой.
- Нет, знаете ли, подагра мучает нынче. (думаю, перепутал с простатой).
- Принесите, пожалуйста, вожжи или веревку пару метров.
Принесли.
Примерившись, Петрович подошел к моему животному (я так и думал) и
привязал вожжи за переднюю ногу около копыта.
- Чтобы заставить коня упасть, ему надо сделать подсечку.
Подведя Раджа к козлу (!) инструктор забрался в седло и поерзал. Ступни
до стремян не доставали. Спешился, подтянул «под себя». И только
собрался было лезть опять…
- Товарищ жокей, погодите!
Нурик тащил автомат, СПШ и ремень с подсумком.
- Вот, взял с разрешения замбоя, бинокль и радиостанцию он не дал,
говорит разобьете нафиг.
Петрович тоскливо облачился в обычный набор снаряжения и влез на коня.
Сначала Радж не хотел идти вообще. Затем он не хотел идти рысью. В
общем, пока я его не пнул, конь мой тупил конкретно. Потом он не хотел
«подсекаться». Как только Отсос Петрович дергал за вожжи, Радж
просто-напросто подгибал ногу, и мертво вставал из любого аллюра.
Автомат тем временем по законам кинематики (или чего там) с железным
стуком бил Петровича по затылку. Веселуха.
Пришлось идти за камчой. Увидев плетку, Радж скакнул с места в карьер и
понесся к деревьям не разбирая дороги. Тут все и случилось. Видимо, не
вполне осознанно Отсос Петрович дернул подсекая, конь мой бедолага
рухнул передней частью, и кувыркнулся. Герой наш летел как сидел. В той
же позе, не изменив выражения лица. Просто продолжил поступательное
движение на высоте полутора метров, пока не встретил на своем пути
грушу. Он так уебался в несчастное дерево, что осыпались последние
плоды, а от звука удара лицом в ствол, в хлеву тревожно замычал Борька .
Итог. Эпидермис лба остался на груше. Из передних зубов остались только
клыки внизу. Сколько ребер поломал - точно не знаю, но не меньше чем
зубов. И как апофеоз, перфорированный затворной рамой затылок, чудом что
вскользь, но до уха. Наутро его, запромедоленного, отправили экстренным
бортом в госпиталь штопать и пугать стоматологов всем своим внешним
видом.
А серьезных травм у нас на всем фланге и до того не было, и после не
случалось.
P.S. Раджа не мог поймать до утра, и потом он со мной не разговаривал
неделю.

* или кисловодского, не помню точно.
Аллюр

Навеяно историей про подводников.
База. 20 часов. Спуск флага.
В Центральном посту сидят недопившие КБЧ-5, зам. по политчасти и
старпом...
Зам:
- Добавить надо...
Старпом:
- Нету...
Зам:
- У меня ключ от каюты командира..
Старпом:
- Пошли..
Заходят.... Канистра принайтована к сейфу.... Не наклонить... Шила в ней
- ниже краника... Головняк.. Заходит КБЧ-5 (кто не в курсе - командир
пятой боевой части, главный механик)...
- Салабоны...
Берет "каштан" (трубку внутренней громкой связи):
- Вахтенный!
Матрос:
- Есть вахтенный!!
КБЧ-5:
- Принять 3 тонны в носовую группу!
Матрос:
- Есть!..
Лодка принимает дифферент на нос.....
КБЧ-5:
- Наливайте, салаги.....

Рассказано моим старшим братом, капитаном 1 ранга подплава.

Навстречу дню ПВО.
Как известно, ПВО стреляет не только ракетами по самолетам, но иногда
также из автоматов по мишеням. Называется это огневая подготовка и
проводится, наверное, в полгода раз. Патроны для этого выдаются поштучно
и стреляные гильзы принимаются также поштучно. АКМ однако отличается от
нагана тем, что выбрасывает гильзы сразу после выстрела куда не попадя.
И невзирая на расстеленный брезент, скошенную траву и долгие поиски,
после стрельб гильз всегда не хватает. Так вот однажды для того, чтобы
пополнить очередную недостачу, прапоршик Шура (ударение на первый слог)
был заряжен двумястами граммами спирта и отослан к своему знакомому
пехотному старшине по фамилии Морзобитов (фамилия подлинная). С последним
предварительно договорились насчет стрелянных гильз. Надо сказать, что в
пехоте патроны выдаются на вес и гильзы принимаются соответственно тоже
на вес. Предполагалось, что штук 30 можно выделить без проблем.
Шура нашел знакомого в скромном жилище холостого прапорщика. Тот лежал
ничком на койке как упал - головой к окну, ногами к двери. Видимо, ему
было нехорошо. "Спирт на стол" - распорядился он не меняя позы.
Шура поставил склянку на стол и спросил: "А как, это, на счет гильз".
"Вещмешок под койкой" - ответил старшина и добавил: "Забирай и
уебывай." Шура залез под койку и извлек оттуда большой тяжелый сидор. Он
поначалу обрадовался, что ему этих гильз хватит до конца службы. Но
когда развязал сидор, сильно испугался, поскольку это были не гильзы, а
вполне нормальные патроны 7.62 в количестве около цынка. Шура замялся:
"Слушай, мне бы гильзы...". Терпение старшины лопнуло окончательно:
"Шура, ты б... зае... Возьми на х... автомат, заряди и стреляй к е...
матери. Будут тебе гильзы".
Хорошо, что в Советской Армии атомные бомбы выдавали поштучно, а не на
вес.

Тут много было историй о нравах за границей. Но не так много
рассказывают, как русские люди привыкают к этим нравам. Соответственно
история в трех частях.
Часть первая - жили-были в Америке два товарища. Студенты жили не то
чтоб скучно, а скорее наоборот весело. Пили много, безбожно и громко.
Обитал у них в подвале какое-то время еще один товарищ, скажем звали его
Петя. Петя был человек хороший, но к данной истории имеет отношение
только одно Петино качество. Он был “гей”. После того как родина позвала
Петю обратно в свои холодные женские объятия, от него в подвале осталось
множество разнообразных предметов, среди которых был замечательный
портрет его друга. Портрет был хорош: друг на нем был скроен ладно, поза
им была принята художественная, и хорошего размера член удачно
гармонировал с врожденной смуглостью мулата натурщика. Поскольку к
портрету еще и рамка прилагалась, то не повесить его на самом парадном
месте, а именно над обеденным столом, было нельзя. Впечатление в среднем
создавалось уютное, хотя некоторые теряли апетит и покой. Итак, портрет
висит, так что можно переходить к второй части.
Часть вторая, поскольку жилье у друзей было университетское, то
университетские власти справедливо полагали, что в этом жилье
периодически надо проводить инспекции, чтобы предотвратить превращение
студентами их собственности в свинарники. Не то чтобы им это полностью
удавалось, но, назовем ее, “комендантша” по домам ходила. Во время
очередного унылого визита ее взгляд упал на портрет. “А это кто?” -
опешила она. “Друг”, - коротко пояснили счастливые обладатели портрета.
Долгий взгляд и задумчивое молчание отразили борьбу сомнений с
неизбежной реальностью, состоявшей в настоящем мужском свинстве в
комнате. Визит был окончен.
Часть третья, счастливое пьянство продолжалось. Темпы были марафонские и
соседи как правило страдали до первых лучей солнца. Большинство
старалось переехать побыстрее и подальше, но был упорный китаец,
который писал жалобы. По-видимому, примерно ко времени, когда жалобы
перестали помещаться в отведенное для них место, “комендантша” вызвала
одного из друзей в оффис для финального разговора. “А вам”, - сказала она,
- “возможно надо будет отсюда переехать”. Веские доводы, что ни одна из
жалоб не была задокументирована свидетелями, и прочие аппеляции к
юридическим тонкостям желаемого результата не принесли. Грозило
выселение. Сказать было нечего…
А теперь, как говорил один Ворошилов, ВОПРОС.
Чего в Америке трогать нельзя? Минута пошла. В Америке нельзя трогать
меньшинства. Любые.
… И тут, набрав побольше воздуха в легкие, он хмуро заметил: “Да этот
китаец просто гомофоб!” Искра недоверия в глазах “комендантши” была
утоплена девятым валом воспоминаний. “Ну вы там это, потише...” -
выдавила она. Вопрос был решен.
А друзья и сейчас живут там, и все также пьют, любуются портретом и
бережно хранят свою гетеросексуальную ориентацию.
Учите обычаи аборигенов, господа.

Недавно посмотрел я фильм, "Небо в алмазах" по-моему называется,
с Фоменкой в главной роли. Фильм так себе, конечно, даже глубоко мной
уважаемый Валентин Гафт не вытягивает этот образчик российского
постперестроечного кинематографа до серьезного уровня. Ну да не об этом,
да и не критик я, критиков, я думаю, и так достаточно. Один эпизод фильма
напомнил мне историю, рассказанную приятелем задолго до выхода этого
шедевра в прокат. Потому все обвинения в плагиате отметаю сразу, и в
фильме эпизод воспроизведен не полностью. Итак, от первого лица, имя и
место действия по понятным причинам изменены, орфография сохранена:
"Прикинь, Толян, принимает нас Липецкий ОМОН, зверюги те еще, да еще
сыкливые гниды, они от пересера так кумарят на приеме, видел может по
ящику показывают оперативную съемку, так там когда задержание
показывают, то камера всегда, в первую минуту где-то гуляет, так то
оператор, по договоренности спецом че-то левое показывает, типа камера
там дрожит, да не о том речь, было нас четверо так одному сотряс,
второму почки минус, ну а мне два ребра как с куста, короче приняли по
полной програме, а палево было полное, волына и марафет на кармане, ну
мусорки меж собой и порешали: - этих в отдел (тех кого не поколечили),
а этих (меня с пацаном) в "Склиф" «один хер срок они заработали, а мы
медаль так что путем; лады, - везут нас на скорой, два мусора Леху в
травму, меня на рентген, приезжаем, заводят меня в браслетах в приемную,
ну врачиха (молодая такая красава) говорит- "мол наручники снять надо
а то на снимке не видно не чего не будет
" менты типа- "не особа опасный он", а она им и новую предъяву- "че
кости снимать вместе будете, рядом ляжете", ну мусора, типа "яйца
дороже, че лишний раз облучаться, здесь посидим типа, в коридоре".
Заводит она меня в предбанник, "раздевайся" грит и так между делом:
- Второй этаж, окно открыто.
И пошла агрегат свой настраивать, ну я долго не думал, в окошко и
соскочил.
Там кусты какие-то, приколись со сломаными ребрами со второго этажа в
шиповник сигануть, продрался сквозь кустарник, до переулка, вижу мотор
ползет, "шоха" такая убитая, (а лето было жаркое ) все окна у тачки
открыты, ну я в заднюю дверь в окошко ныряю и "мастеру" ору
(от боли)
- Братуха в Люберцы,
Пока ехали я выключился, очнулся от полной тишины), водила остановил
в Люберцах и ждал пока я очухаюсь) И тока тут я его разглядел, знаешь,
в фильмах старых, грузин показывают, реально такой кадр, кепка-"аэродром"
метра два в диаметре, ну и такой весь "Мимино" в натуре Кикабидзе.
Я ему
- Брат подожди я за деньгами схожу, сколько скажешь дам.

Когда он ответил я чуть не потерял сознание (два ребра все таки) от
смеха, и чуть не заплакал ( расчувствовался походу ).

Представляешь этот неподражаемый акцент, эта рожа, (расцеловать готов
был) этот шнобель (раза в три твоего больше, бля буду Толян):

- СЛЮШАЙ ДАРАГОЙ, КАГОЙ ДЭНГИ, Я БЕЗ ГЛАЗА, ЧТОЛИ ДА, ВИЖЮ ЧЕЛАВЭК
СПИЩИТ!!!

Доктор Геллер

Дочка (2 года с небольшим) прочла, вернее, прослушала сказку про
доктора Айболита. И прониклась. Из ящика с игрушками выволокла плюшевого
зайца, игрушечный нож, и села в уголке. Сидит, пилит зайцу ногу и
приговаривает: "Он бежал по дорожке, и ему перерезало ножки..."
Пилила так, пилила, наконец решила, что хватит, бежит к маме:
- Маааама! Зайчику ножку перерезало, надо полечить!
Ну, мама, конечно, быстро этого несчастного зайцы вылечила и утешила.
Дочка, радостная, качает зайца на ручках:
- Ах ты мой маленький! Ах ты мой бедненький... Ну ничего, сейчас ушки
отрежем!

Я работаю в крупном иностранном информагентстве, где все начальство
буржуи и требуют от нас выполнения заданий быстро, беспрекословно, а
главное в панике. Независимо от реальной спешки и важности задания.
Так, один корреспондент написал статью про туберкулез и с выпученными
глазами побежал в фото-отдел, требовать иллюстрации к своей статье.
Зайдя по своим делам в фото-отдел, я слышу общение довольно
расслабленного фоторедактора с фотографом по телефону: да, надо бы
врачей сфотографировать. Все на конгрессе? аааа... Ну может тогда
больных, в диспансере? (пауза) за три дня заявку надо было подавать? ммм
(пауза) Ну, тогда езжай на кладбище, сфотографируй, скажем, умерли от
туберкулеза.

РЫБАЦКАЯ ИСТОРИЯ (поймут только рыбаки, остальные отдыхают). Мы с женой
и королевским пуделем Атосом Вторым каждый год отдыхали на лодке в самом
чудесном месте на Земле - в урочище Конча-Заспа, что в 25 км от Киева
вниз по Днепру, на берегу Ольгинского пролива. Кроме нас, стояли еще
моторки и парочка водных дач.
... И каждый уик-энд мы наблюдали, как один капитан фешенебельного
катера приплывал попеременно с двумя дамами, примерно одного возраста -
между "бабий век" и "ягодка опять", одного калибра, очень похожими друг
на друга, особенно купальниками. Или они у них были совершенно
одинаковыми, или это был один и тот же инвентарный купальник с катера.
Дам можно было различить только по поведению: которая сразу начинала
мыть, чистить, стирать, пока Он млел в шезлонге, - была СУПРУГА. А когда
он привозил ЛЮБОВНИЦУ, ситуация менялась зеркально: сразу начинал мыть,
чистить, стирать - он, пока Она млела в шезлонге.
... Соседи-мужики наблюдали за этим с глумливыми ухмылками, а женщины
каждый раз выражали блудливому капитану глубокое возмущение: как не
стыдно, вокруг взрослые люди, дети. Собаки, наконец. И пора ему
определиться, с кем приезжать сюда, а с кем - останавливаться в другом
месте. Он соглашался, каялся, но просил войти и в его безвыходное
положение:

ЗДЕСЬ МЕСТО ПРИКОРМЛЕНО... РЫБА КЛЮЕТ!!

Алик, рыбак

Навеяно историей про чукчей.
Работал я авиатехником в Норильском авиаотряде.
Пос. Хатанга, двухэтажная гостиница при аэродроме (аэропортом назвать -
трудно). Напротив - магазин, со второго этажа прекрасно видно....
Привезли мы воТТку... Дефицит жуткий, как шампанское для баб, обычно
пьют спирт. Толобайцы из тундры съезжаются на нартах за лакомством. Один
из них выносит из дверей магазина ящик, пьет по дороге из горла. Ставит
ящик в нарты, идет назад, но падает.... Выкладывает крест на снегу....
Весна, мороз - 26-30.... Лежит, я смотрю из окна, боюсь, замерзнет.
Говорю ребятам, они мне - "Не боись, ты молодой ишо,... Пойдем,
выпьем..."... выпили, забыл... Утром, просыпаюсь, вспоминаю, пугаюсь...
Крендель лежит. Поднимается после того, как продавщица через него
переступает (по запаху, что ли?)..
Выносит еще ящик, ставит в нарты, падает в нарты (попадает) и олени
везут его в тундру (хрен его знает куда).
Гвозди б делать из этих людей, крепче б не было в мире гвоздей.

... Девочка росла в семье столь интеллигентной, что даже в куклы она
играла не иначе как с бюстами великих русских писателей. Итак, бюсты
стоят вряд, в руках у Дашеньки миска с воображаемой кашей.
- Кушай кашку, Гоголь!
- Спасибо, Даша.