Красная Шапочка - 138
Объяснительная
Я, Дровосекин О. О. , сержант ППС УПС ПГ ГАИ ГИБДД могу показать, что
сегодня примерное в дневное время патрулировал лесопарк по маршруту
один. Приблизительно в это же время со стороны пустыря навстречу себе я
увидел женщину с большим животом, которая очень быстро передвигалась в
нетрезвом состоянии на четвереньках и громко пела методом пронзительного
воя. Когда я на нее посмотрел, то понял, что она была очень беременная и
с хвостом. Измерив ее скорость радаром, я потребовал от нее прекратить
движение, остановиться, предъявить документы с вещами для проверки. В
ответ гражданка произвела поднятие правой задней ноги с последующим
хулиганским осквернением моего правого нижнего сапога сильной струей. Я
очень сильно этому препятствовал, потому что сапоги эти казенные и
выдаются в срок на три года. Пытаясь пресечь противоправные действия я
произвел захват волосяного покрова шейной части туловища подозреваемой и
частично блокировал хвостовой отдел ее организма, стараясь не нанести
повреждения области живота, так как предположил, что в этом месте у
подозреваемой имеется беременность. После этого данная гражданка
произвела несколько сильных покусов моих пальцев различных конечностей и
нижней части спины под бронежилетом, брызгалась слюной а также вставала
на ноги, чтобы укусить меня в череп. Я произвел несколько махательных
движений сапогами в сторону нападавшей с последующим доставанием
табельного оружия и применения его в ее направлении, после чего она
упала и у нее случилось рождение двойни из прохода заднего отверстия под
хвостом. Двойня состояла из женщины возрастом примерно 70 лет в
нетрезвом состоянии и девочки-ребенка в красной шапке 7-15 лет, которые
были живы, умели разговаривать, причем пожилая женщина предъявила мне
необоснованные претензии, что я мог их внутри застрелить, после чего
разбила мой радар. Я произвел ухватывание всех участников происшествия с
дальнейшим погружением в патрульную автомашину и конвоированием с их
нецензурной бранью в мой адрес в отделение в сопровождении свидетеля
кавказской национальности Шарля Пероняна, который полностью подтверждает
мои показания.
Красная Шапочка - 137
Булат Окуджава
Вы слышите, пекутся пирожки!
И чьи-то зубы в темноте стучат.
И бабушка глядит из-под руки.
Ее глаза напрасно все глядят.
Вы видите тот серый силуэт?
О, Мать, прощайся с Ней, прощайся с Ней.
Пути другого через чащу нет,
А Серый Волк ясней, ясней, ясней.
Но, где же твое мужество, о, Зверь,
Когда ты входишь в бабушкину дверь?
Его, наверно, девочка крадет
И, к пирожкам в корзиночку кладет...
А, где же твоя девочка, о, Волк,
Когда вступаешь ты на тот порог?
Она еще в пути, с лесной росой,
А пирожки воняют колбасой...
А ты хвостом на бабушку - "Старье!"
А ты с надеждой к внученьке - "Мой свет!"
А по лесам мелькает егерье,
Спешит за Красной Шапочкой вослед.
Грохочут по избушке сапоги,
И топоры зловещие звенят...
Охотники глядят из-под руки,
Вы поняли, куда они глядят.
Красная Шапочка - 136
Она работала уборщицей на складе автомобильных покрышек. Каждое утро,
ровно в 06.32 по московскому времени, она привычным ударом локтя
открывала свой шкафчик в раздевалке, одевала халат, засовывала ноги в
уютные калоши и натянув на руки резиновые перчатки начинала уборку. В
тот день, как и пятьдесят шесть лет назад, когда она первый раз несмелым
ударом открыла свой шкафчик и узнала, что такое вулканизация, уборка
началась с кабинета заведующего. Комната эта всегда убиралась с особым
вниманием и тщательностью, ибо кому как не ее хозяину она, в былые
времена носившая гордое имя Красная Шапочка, а теперь просто баба Краша,
была обязана своим теперешним скромным благополучием. Она уже плохо
помнила события тех далеких времен. Лишь обрывки воспоминаний порой
бередили ее успокоившееся уже сознание. Мама, бабушка, пирожки, в конце
концов, эта несуразная красная панамка, которую все упрямо называли
уродливым словом «шапочка»… Каким далеким и призрачным все это выглядело
сквозь призму прошедших лет. И зачем ее тогда спасли? Зачем? Откуда
взялись эти чертовы охотники? Или дровосеки? Для того, что бы сделать ее
посмешищем в глазах падкой до сенсаций толпы? Даже заметка в заводкой
малотиражке была: «Чудесное спасение», или что-то вроде того. Впрочем,
главного редактора газетенки той сняли через день, чудес, мол, не
бывает, и со всей редакцией золото добывать отправили. Или расстреляли.
Не важно… А она, тогда совсем юная, лежа в палате областной психушки,
тупо глядела в потолок, пытаясь осознать, что с ней все таки произошло.
А может ничего и не было, тешила она себя, может это только сон? Но
встав, и в очередной, уже наверно в стотысячный раз, взглянув на себя в
мутное больничное зеркало понимала: нет, не сон. Еще свежие шрамы, до
неузнаваемости обезобразившие ее лицо, не оставляли ни малейшей надежды.
И тогда она решила мстить. Едва выписавшись, и выкрав из школьного музея
внушительных размеров мачете, она дни напролет проводила в окрестных
лесах выслеживая волков. Когда волков не осталось, настала очередь
деревенских собак. Потом опять областная психушка, побег, кража ножа из
заводской столовой, суд и опять больница. Из этого замкнутого круга ее
смог вырвать лишь троюродный дядя ее бабушки по материнской лини,
заведовавший складом автомобильных покрышек, согласившийся принять «эту
ненормальную», как тогда о ней все говорили, на должность уборщицы. И
несмотря на то, что через несколько месяцев со склада и его окрестностей
при загадочных обстоятельствах исчезли все собаки, включая пришлую
болонку Дусю, новая уборщица, пришлась к месту, благо отличалась
поразительной трудоспособностью…