Новые истории - основной выпуск

Довелось мне раз попасть на своей машине в один город, областного
значения. И был-то проездом, а местного ГАИ не избежал, правда
тормознули не за нарушение, а как свидетеля ДТП. Виновный не запирался и
меня быстренько отпустили, да вот только капитан, крутивший в своих руках
мои права, посмотрев фамилию, поинтересовался:
- Командир полка не родственник тебе? Нет? Ну значит однофамилец.
На том бы все и закончилось, не попади я в этот город повторно.
На дворе весенняя распутица, асфальт весь в грязи и подтаявшем снеге.
Естественно, что машина уже и не машина, а сплошной комок грязи. Прямо
на подъезде к городу и тормознули. Первое, к чему придрались, это к
номерным знакам, что не просматриваются. Я поначалу хотел объяснить, что
через каждые пять метров просто физически не могу номера протирать, но
не тут-то было. Сержант, что меня тормознул, оценив мои иногородние
номера и толщину бумажника, из которого я извлек права, тут же отправил
меня в пост-вагончик для продолжения диалога, где меня и встретил бравый
лейтенант, который впрямую намекнул, что меньше чем полтинником я не
отделаюсь. А меня злость душит, ведь вины своей не чувствую, и тут как
озарило.
- Да, дела! – говорю, - раз в три года к дядьке в гости приехал, а тут
его орлы меня по полной обувают. Да мало того, что обувают, так еще и
за наличку без протокола.
- А кто у тебя дядька? – вяло и как бы ненароком поинтересовался
лейтенант.
- Так у вас же мои права в руках, или фамилии не видно?
Водительское удостоверение подносилось к глазам три раза, и три раза в
этих глазах читались сцены из Кама-Сутры, где в позе употребляемого
выступал лейтенант, а употребителем - мой неизвестный дядька. Речь
потерялась напрочь, вместо нее только спазматические дерганья кадыка.
Единственное, что он мог из себя выдавить:
- Извините, мы просто ошиблись …
Когда лейтенант уже протягивал мне права, в двери ввалился сержант:
- Ну и че, тебе этот водила тоже по ушам втирает, что он не виноват? Да
его по полной штрафовать надо, чтобы не пререкался!
Описать лицо лейтенанта я, пожалуй, не смогу, но то, что он взглядом
размазал сержанта по стене - истинный факт. От такой гримасы даже у меня
по спине дрожь пробежала. Уже за дверью я слышал крики:
- Ты, чмо поганое, ты кого сюда отправил! Ты в права его взглянул? А
если бы это не родственник, а сам … был? Короче так, …дак, или ты
сегодня выучишь все фамилии руководства и запомнишь их на всю оставшуюся
жизнь, или я тебя самолично пристрелю!

Жил-был старшина. Как все старшины жадный. В смысле - хозяйственный до
чрезвычайности. И в плане хозяйственности имел привычку, с точки зрения
рядового состава, вредную, а по мнению старшего командования - весьма
полезную. Как тот несун-мужик все в дом, так и тот - все в роту. Вот и
притыривал ништяки в виде новых парадок, парадных ботинок и кирзовых
сапог и прочего полезного вещевого имущества. А рядовому составу выдавал
ништяки старые, то есть бывшие в употреблении, и действо это
сопровождалось горестными всхлипами и разными словами, кои со временем
военный народ воспринимал как своего рода старшинские мантры или
заклинания, для поддержания боевого духа.
- Сынки, вы пока поносите это... Что делать, ребятушки?! В сорок первом
было хуже: убьют солдата, сапоги снимут, отдадут следующему. А вот я
тебе дратвы дам... Подремонтируй, латочку поставь... Детишки в Эфиопии с
голоду пухнут. Время-то такое! - и со страшным всхлипом-стоном
добавляет. - А тебе новое дай!
И лежали новые ништяки аккуратными штабелями, распространяя по каптерке
запах свежей полушерстяной и хэбэшной ткани, яла и хрома, от которого
слезились глаза у рядового состава.
Вот так и я получал парадку под эти причитания:
- Потерпи, сынок! На фронте и не такое терпели....
Ладно, парадка еще туда-сюда, но вот ботинки. Задники стоптаны до
гвоздей, даже шляпки постирались. Присягу ботинки пережили. А вот в
первом увольнении задники отвалились.
Я еле доцокал остатками гвоздей до части. Сразу к старшине. Он помрачнел
лицом, пустил слезу и приступил к традиционному плачу. Хотя, как я уже
говорил, вряд ли это был плач, больше все это походило на распевание
мантр группой монахов-буддистов.
- Ну, сынок! Ну, на ходу ведь рвете подметки! Как же теперь их носить?
Ведь когда выдавал, им сносу не было. Восьмой год только служили. А им
служить и служить еще!!! Вот тебе новые каблуки. Подбей, пришей, и носи,
сынок, на здоровье...
С ремонтом я протрахался всю ночь. Оказалось, что резина подметки от
времени превратилась в пластмассу и при прибивании каблука просто
крошилась, и оный не держался совершенно. Утром пришел к старшине и,
отвергнув его предложение прикрутить каблуки проволокой, потребовал то,
что можно носить.
Старшина долго копался в куче хлама в углу сушилки. Через полчаса еле
слышых рыданий и стенаний мне были предьявлены покрытые серым налетом
пыли с плесенью по швам пара ботинок. С виду вроде приличные, и даже
каблуки были сношены мало, но как-то во внутрь стопы. В общем, я их взял
и в следующую субботу натер, начистил, любо-дорого посмотреть!
В воскресенье, бликуя глянцем обувной кожи дождливым утром, вышел за
ворота части, взял разбег на автобус и через десять минут довольный
выходил перед излюбленной кафешкой. Идти по улице в ботинках, принявших
форму чужой ноги и изгибающей стопу внутрь, было неудобно, но я как то
терпел. Но на второй луже раздался неприятный треск рвущихся ниток.
Короче, ботиночки окозались явно покойницкие, шитые одной ниткой, явно
предназначенные сгнить вместе с хозяином, покойно лежащим в холодном
деревянном ящике.
Размокнув под дождем, ботинки превратились в элегантные шлепанцы и
держались на пальцах ног. Верх же оказался плотно пришнурован к верхней
части стопы. Нужно ли говорить, что идти в таких шлепанцах по центру
города - пытка?
В общем, мягко говоря, в плохом настроении я вернулся из интересно
начавшегося увольнения. Насмешив изрядно сотню прохожих и наряд на КПП,
прошлепал в роту. На входе в упор столкнулся со старшиной и пожалел, что
не снял ботинки прямо на КПП.
Взгляд. Ох, его взгляд говорил о многом. В этом взгляде я увидел и
умирающих от голода детей Эфиопии, и Че Гевару, и Луиса Корвалана,
сидящих в тюрьме, когда эти.... рвут подметки.
Где-то в уголках глаз старшины полоскалась мысль о моих родственниках,
обо мне и еще немного лучащейся доброты. Я так и замер у порога,
вперившись вглазами в этот страдающий взор, полный живой, трепещущей
человеческой мыслью. Замер я под ним и не замечал, как из остатков
ботинок на чистый натертый пол казармы натекла лужа грязной дождевой
воды. Где-то в глубине души я чувствовал непонятное раскаяние.
Мне мнилось, что я подвел всю страну, не справившись с выданными мне
ботинками. Но то, что я услышал потом, просто свалило меня прямо в лужу
и долго корчило от смеха.
А услышал я сдавленный полушепот-просьбу:
- Сынок, зашей ботинки! Я тебе ниточек дам...
В общем, вечером я получил дратву, шило, крючок и засел в бытовой
комнате. К сожалению, зашить не получалось.
Продырявленная кожа превратилась в перфорированный кусок туалентной
бумаги и оторвалась длинной полосой. Пришивать уже было не к чему. Между
носком ботинка и верхней частью образовался зазор миллиметров в пять.
Утомившись совмещать куски кожи, я проклял старшину, взял ботинки под
мышку и заскребся в каптерку:
- Товарищ старшина, я не могу их отремонтировать!
Старшина наморщил лоб и вдруг, приняв решение, просиял лицом:
- Давай, боец, тащи струмент! Я тебе помогу!
Слегка недоумевая, я притащил шило с крючком. Старшина достал ржавые
огромные плоскогубцы. Зацепил губками кожу на носке и натащил ее на
голенище. Я пробил шилом первую дырку и протащил крючком капроновую,
вощеную нитку.
Через час старшина вытер пот со лба:
- Ну вот, боец, а ты говорил не починишь!
Я с сомнением посмотрел на ботинки, водруженные на старшинский стол.
Зашить-то мы их зашили. Но из-за перетянутой кожи носок ботинка задрался
вверх и очень сильно внутрь стопы, напоминая гигантские, зашнурованные
когти ленивца. Я вздохнул и посмотрел на свои ноги в казарменных
тапочках:
- Боюсь спросить, товариш старшина, а как их носить!?
Он деловито вручил мне ботинки и, сочувственно похлопывая по плечу,
проводил до выхода из каптерки, сопровождая выход знакомыми
причитаниями:
- Сынок, сейчас очень тяжело... Тут же это... В мире... совсем
распоясались... Опять же... Дети Эфиопии... Луис и Че Гевара... А
Анджела Дэвис...
На следующий день мы заступали в караул. Смешно вспоминать сейчас, но
мне, часовому Первого поста было тогда совсем не смешно.
Мой напарник Лешка, сочувственно улыбаясь, смотрел на "чудовища",
стоящие на табурете около моей кровати: Как их носить-то, ?! Пробовал?
Я тяжело вздохнул:
- Стараюсь всячески оттянуть момент...
Тут раздалась команда: Караул, к разводу стааановись!
Я начал забивать свои многострадальные ноги в ботинки. Дальше все пошло
весело. В ботинках я не ходил, а ковылял косолапя, навроде больного
подагрой медведя, припадающего на обе лапы при каждом шаге.
Первым поинтересовлся лейтенант: Что у тебя на ногах?
- Ботинки, - морщась от боли ответил я.
- Откуда? - участливее спросил он?
- Трищ старшина дал!
Он с сомнением посмотрел на мои ноги:
- А ты вообще ходить можешь?
- С трудом, - простонал я.
Взвод за моей спиной в корчах от смеха лежал на полу. Лейтенант пересек
центральный коридор казармы и постучал в каптерку. Оттуда сразу же
показалась голова старшины. Голос лейтенанта был громок и страшен на
взрыке.
- Товарищ лейтенант, - зачастил старшина, - Да где ж я ему ботинков
достану? Ну, нет у меня! - в этом месте старшина дрожащим голосом взял
верхнее "фа", - Нету у меня ботинков! А ботинки я дал ему хорошие -
вчера весь вечер чинили. Ему просто привыкнуть, потерпеть, разносить
надо!
В этот момент прибежал помдежа по части:
- Товарищ лейтенант, дежурный интересуется отсутствием караула на
разводе.
Лейтенант ойкнул и, тут же забыв про меня, старшину и ботинки,
скомандовал к построению на плацу.
На плац взвод добежал быстро-быстро, кроме меня. Припадая на обе ноги, я
вбежал на плац, бряцая автоматом и, подбежав к дежурному по части,
страдальчески гаркнул:
- Товарищь капитан, разрешите стать в строй?!
Услышав недовольное:
- Становитесь, - поковылял в шеренгу.
Дежурный с удивлением уставился мне вслед. Его удивление было настолько
сильным, что, вышедший к разводу, командир части был вынужден недовольно
заметить ему:
- Капитан, Вы развод проводить будете?
Дальше все было почти хорошо: после доклада дежурного командир части,
набрав побольше воздуха в грудь, чтобы поздоровкаться с личным составом
и по привычке обведя строй взглядом, вдруг увидел мои ноги и ботинки.
Тут нужно сказать, что вообще-то я знал, что пятки должны быть вместе, а
носки врозь на ширину приклада автомата. Хотя, если честно у наших
автоматов и прикладов-то никаких не было, впрочем, ширину разноса носков
усвоили прочно и без них.
Итак, увидев ноги в ботинках, отдаленно напоминающих остроносые,
восточные туфли и стоящиие в обратку ноги - носки вместе (причем даже
стоят друг на друге, а пятки врозь на ширину того же пресловутого
приклада, которого нет), воздух из груди и щек командира части гвардии
полковника Решетова вышел. Весь вышел, напрочь и с таким трубным ревом,
что дежурная кляча нашего водовоза приняла это за сигнал к атаке из ее
молодости в первой конной армии, и ответила ему пенсионерка в
наступившей полной тишине громким призывным ржанием.
Дальше сюжет разворачивался с потрясающей быстротой. В стиле Гоголя,
пожалуй. Только ненорматива прекрасного и могучего языка было много.
Даже чересчур. Если перефразировать речь командира в краткое и сухое
изложение, то можно было бы написать что-то вроде:
- А позвать сюда того мудака, который собирал наряд в караул.
И дальше присутствующие могли наблюдать половое сношение командира со
старшим прапорщиком, так сказать, полное единение духа и тел, которое
мы, люди, почему-то называем любовью.
Отвергая жалкие попытки старшины оправдаться мягким голосом и сдерживая
его от возможности распевания характерных для прапорщика мантр, зверским
матом и зычным голосом командир применял к нему свои, по особенному
действенные, мантры и заклинания. Впрочем, в тех мантрах, кроме
обертонов, не было ничего незнакомого нам. Вкратце речь звучала
приблизительно так:
- В то время как... на страже священных... эфиопские дети как один...
Луис Карвалан томится... а Че Гевара убит... Вы советского бойца обули
как чучело и поставили его, мать вашу, на пост! Пост номер один! Чтобы
это, так сказать, чучело стояло там? Там ходят полковники! О Ф И Ц Е Р Ы
ходят и женщины, прошу заметить, ходят тоже! А вы, ГВАРДИИ СТАРШИЙ
ПРАПОРЩИК, наряжаете солдата СОВЕТСКОГО в раздолбанное чучело!
В общем, гвардии полковник был полон эмоций, а гвардии старший прапорщик
- унижения. Нужно понимать, что лично я воспринимал эту речь,
обрушившуюся на голову старишины, с двойственным чувством. Впрочем,
удовлетворение все-таки побеждало чувство сопереживания, а чувство
"легкого неудобства" в согнутых ботинками ногах, добавляло мстительности
в чувство удовлетворения.
- Чем все это закончилось? - спросите вы.
Да, да, да, я получил чудные ботинки, хромовые, скрипящие, удобные как
памепрсы для младенца. А через день к прапорщику нагрянула комиссия.
Инвентаризация!
Честно сказать, человек такое существо, у которого мстительность очень
быстро сменяется сочувствием. Вы думаете, у прапорщика обнаружили
недостачу? Ничего подобного. Из каптерки и верхних ящиков над шинельными
вешалками изьяли маленько излишек: 250 новых бушлатов, 1200 аллюминиевых
фляг в чехлах, 1400 аллюминиевых солдатских котелков, 400 комплектов
парадного обмундирования, 230 комплектов хэбэ и 300 коплектов
полушерстянной повседневки. Окончательно комиссию добили два мешка
алюминиевых ложек, коих, при пересчете, оказалось ровно 2200 штук. И
это все на роту из 110 человек.
Недаром говорят:
- У хорошего старшины снега зимой не выпросишь. Особенно там, где его
много.

© Copyright Негорюй Игорь Валентинович (negorui@europe-klimat.ru)
www.artofwar.ru

Маша приехала в Москву в семидесятых годах по лимиту. Долгие годы она
жила в общежитии и в поте лица трудилась на фабрике,. Маша не была
красавицей, хотя и дурнушкой тоже не была. Но из-за скромного характера
и отсутствия жилой площади у нее не было никакой личной жизни. То есть
по молодости пару раз что-то такое и было, но за давностью лет это не
считается.
Шли годы, Маша уже стала Марьей Васильевной, но в жизни ничего не
менялось: общежитие – работа и обратно. Скучные одинокие праздники,
тоскливые отпуска в забытых богом санаториях…

И вот перед самой перестройкой Марье Васильевне, наконец, выделили
маленькую однокомнатную квартирку где-то на окраине Москвы. Вначале
ехать на метро, потом пять остановок на автобусе, а потом полчаса идти
через пустырь, заросший густыми кустами.

Идет она как-то вечером домой. Темень, хоть глаз коли - фонарей вдоль
дорожки еще не поставили. И вдруг из кустов вылезает здоровенный мужик,
хватает Марью Васильевну и тащит в кусты. Она вначале пыталась
сопротивляться, но мужик был сильнее. А кричать гордость не позволила.
“Ну что ж это я, сорокалетняя баба, тут кричать буду. Еще перед новыми
соседями стыдно будет”, - подумала она.

Когда мужик, наконец, закончил свое грязное дело и ушел, Марья
Васильевна тихонько выбралась из кустов и шмыгнула домой, чтоб никто не
дай бог не увидел разорванной одежды. В милицию не обращалась, смолчала.

Недели через две история повторилась. Те же кусты, тот же мужик. Только
в этот раз Марья Васильевна уже не так сильно испугалась, только шепнула
“Не рви одежду, пожалуйста”. И он послушался, был аккуратнее, да и под
спину что-то подстелил. Пока он пыхтел ей в самое ухо, Марья Васильевна
сумела таки разглядеть своего насильника. Мужик приблизительно ее
возраста, трепанный жизнью, но не совсем опустившийся… Перед тем как
уйти, он взглянул ей в лицо и погладил по щеке. И как ни странно это
звучит, Марье Васильевне этот его жест был не то, чтобы приятен, но
что-то такое тронул в душе. Хотя и противно это все было, гадко.

Но когда еще через пару недель насильник снова вылез из кустов и схватил
ее, Марья Васильевна отстранила его чуть-чуть, посмотрела в глаза и
спросила: “А чего это мы все по кустам?! Пойдем ко мне”.

Через три месяца сыграли свадьбу. А как вы познакомились со своими
супругами?

Игорь (igor@levitski.com)

Не знаю, появлялась ли здесь эта история, но на нашем факультете она
стала легендой лет этак 10-12 назад.

Препод по фамилии Курин, крутой физик по специальности и еще более
крутой циник по жизни, принимал экзамен. Говорят, что по
сверхпроводимости. Очередной экзаменуемый сильно плавает. Курин, как
человек прямой, указывает на дверь. Студент за дверь не хочет, а желает
три балла в зачетку. О чем и ставит в известность Курина. А тот говорит,
что поставить три за такой ответ он не может из принципа. Реакция
студента:
- На фоне общей беспринципности ваша принципиальность выглядит
аморально!

Захожу сегодня в сбербанк с целью получить реквизиты этого отделения.
Подхожу к кассе. Там сидит симпатичная девушка кассир. Ну я без задних
мыслей спрашиваю:

- Девушка, дайте мне ваши реквизиты.
- Вам МОИ, или БАНКА? - И улыбается :)))
- Тогда давайте ВАШИ!!! :)))

«Нельзя забирать ребенка в нетрезвом состоянии» (Из «Правил для
родителей»)

Гурман-семьянин.

«... организм измучен нарзаном»

Сидели после глобального семейного торжества типа дня рожденья тещи у
Володи дома. Компания небольшая – 3 человека. Сидели сначала с женой
хозяина, потом ей надоела наша компания, да и футбол начался. Уходя,
наказала - "Ты вчера нажрался, сегодня без меня ни капли!"
Володьке да после такого торжества тяжело, а у нас и абхазское сухое и
крымский портвешок очень приличный. Какой-то еще испанский пакет.
Раздолье для гурмана средней руки :) Тут еще и разговор под футбол по
телеку. Володя естественно с похмелья потихоньку в бокал себе подливает.
Заканчивается бутылка сухого, решаем начать портвейн. Володя говорит: "Я
не люблю вкусы мешать, надо смыть". И наливает себе бокал ессентуков.
Только мы, смеха ради, с ним чокаемся (у нас портвейн) - под веселый
звон заходит жена Володьки с видом кого-нибудь убить. Володя как может
трезво на нее смотрит и говорит: "Дорогая, ты как сказала, я
минералкой". И сует ей под нос свой бокал. Жена - так просто засияла.
Посмотрела на нас с видом "вот, алкоголики – берите пример с моего мужа"
:) И ушла дальше хозяйничать.
А Володька допил свою минералку и говорит: "Пожалуй, мужики, я на
сегодня пить не буду - давно такие счастливые глаза у своей не видел!"

Рассказал один мой знакомый.
Двум солдатам было дано задание откачать воду из ямы, типа колодца. И
для облегчения работы был выдан насос. Но как ни старались солдатики,
вода почему-то не хотела качаться. Вконец измучившись, один из солдат,
имеющий видимо аналитические наклонности, высказал предложение, что там
в яме находится совсем не вода, а некая совсем другая субстанция типа
д@рьма и поэтому необходимо проконсультироваться со специалистом.
Приглашенный на консультацию по этому поводу майор разорался на солдат,
обозвал их идиотами и посоветовал залить для начала в насос воды и ушел.
После того, как небольшое количество воды было залито внутрь насоса, он
заработал и начал качать воду из ямы.
Сообразительный солдат сказал другому:
- Вот видишь, я говорил, что товарищ майор в д@рьме лучше разбирается,
чем мы!

Жительнице американского штата Техас предъявлено обвинение в убийстве по
преступной небрежности за то, что она довела своего мужа до смерти,
поставив ему клизму из хереса.

42-летняя Тамми Джин Уорнер влила Майклу Уорнеру две большие бутылки
хереса. В результате содержание алкоголя в крови мужчины составило 0,47
процента, что почти в 6 раз превысило допустимую норму.

По данным полиции, заботливая жена щедро влила мужу не маленькие бутылки
вина - каждая емкость была объемом 1,5 литра. Как говорят, у 58-летнего
Уорнера были проблемы с употреблением алкоголя. Для того чтобы помочь
мужу опохмелиться, жена поставила ему винную клизму, так как врачи,
лечащие болезнь горла у мужчины, запретили ему пить. Женщина признала,
что она сделала такую клизму мужу, но отрицала тот факт, что желала ему
смерти.

Наряду с обвинением в убийстве по неосторожности госпожа Уорнер получила
обвинение в том, что сожгла завещание мужа за месяц до его смерти.
Максимальное наказание по каждому пункту обвинения составляет до 2 лет
лишения свободы. Тамми Джин Уорнер сдалась полиции в понедельник и была
освобождена под залог в размере 30 тыс. долларов, сообщает Reuters.

http://www.newsru.com/crime/03feb2005/enema.html

Ужасы зимнего минета

ЭПИЗОД I

Сегодня у моего приятеля Сереги был день рождения. Серега женат, я
замужем, но уже полгода мы… ну как бы сказать помягче. Страсть у нас. И
вот сегодня мой лавер забрал меня с работы (я дизайнер, работа по
свободному графику) и повез перекусить и потрепаться. Но до кафе не
довез, на полдороги, возле Белорусской, его скрутило на тему «не могу
без минета, умираю, спаси меня, Рита, все же это мой день рождения». Я
согласилась. Все-таки 40 лет человеку, юбилей…

ЭПИЗОД II
Подмосковье. Заснеженный лес. За бортом – 20, но в девятке натоплено.
Приятель с энтузиазмом рулит, говорит «вот сейчас найдем какую-нибудь
лесную дорожку, вот сейчас… Здесь? Нет, тут слишком накатано… Здесь?
Нет, вон какие-то людишки прутся. Здесь? Ага! ». И сворачивает на
дорожку, где до нас проезжала ровно ОДНА МАШИНА. И то только в одну
сторону.

ЭПИЗОД III
Дорога идет в гору, снег по колено, девятка буксует, буксует, буксует…
Тут мой Серега глушит мотор и говорит «Гори все пропадом! Сейчас!! Ну
пожалуйста, Рита!», откидывает сиденье и стягивает джинсы до колен. Я –
за дело. Все-таки день рождения у Сереги, я об этом помню, стараюсь. И
тут сзади пипикают. Серега страшно матерится, натягивает штаны,
выскакивает, поливает подъехавшую сзади “ниву”, садится за руль и
начинает разворачиваться. Тем временем скромная и понятливая “нива” тоже
разворачивается и уезжает, то есть мы могли бы продолжать стоять на
месте, зря сорвались. Но в процессе маневра (а Серега злой,
неудовлетворенный, руль крутит резко, на газ давит судорожно, крышу у
него рвет, его тянет срочно продолжить и завершить процесс) наша девятка
слишком сильно заезжает в снег, там обнаруживается канава, машина клюют
носом, что-то дико трещит под днищем и машина мертво становится. Вы
думаете Серега выскочил посмотреть что случилось? Ха! Он заорал «Рита,
давай, я умираю!! » и снова стянул штаны. Я честно доделала дело.

ЭПИЗОД IV
Расслабленный и довольный Серега вылез из машины и впал в ступор. Задние
колеса в воздухе, нос зарылся в снег. Опять мат-перемат, попытки толкать
(а лавер мой под 100 кг весом и очень здоровый мужик, так что у него
почти получилось вытолкать машину назад на дорогу) и сдавать задом
(глухо). Наконец я не выдерживаю, мне холодно, надоело, звонят с работы,
начальство бушует и хочется в туалет. Иду ловить машину чтобы нас
вытащили. Довольно быстро ловлю КОПЕЙКУ. Копейка храбро едет за нами и…
правильно, буксует, буксует, буксует в трех метрах от стоящей раком
девятки моего любимого Сереги, от мата которого мне постепенно начинает
тошнить.

ЭПИЗОД V
Три мужика (в копейке было двое) толкают копейку. У меня уши
сворачивается в трубочку. С работы звонят все угрожающе. Но совесть не
позволяет мне бросить именинника в беде.

ЭПИЗОД VI
Копейка вытолкана на дорогу. Три крупных мужчины приближаются к зависшей
девятке. Один из них спокойно и интеллигентно спрашивает «вы что,
ребята, место искали?». Мне стыдно. Ну искали.

ЭПИЗОД VII
Втроем они слегка, с напряжением всех сил и треском то ли мускулов, то
ли ниток в трусах приподнимают зад девятки и рывком передвигают его на
несколько миллиметров вправо. И еще. И еще. И еще. С них льет пот и
поднимается пар. Они уже не матерятся – не могут. Вошли в раж. Наконец
передние колеса становятся параллельно колее и они валятся на снег,
тяжело дыша.

ЭПИЗОД VIII
Серега сидит у меня на кухне и стонет, что минета ему еще долго не
захочется. С днем рождения, дорогой!