Новые истории - основной выпуск

Вспомнил историю из своего школьного детства.
Был у нас в классе худенький, слабенький астроном-любитель Андрей. Все
кто не попадя имел за честь обидеть спокойного и безобидного "ботана".
Однажды на уроке физкультуры на перекладине подтягивались мальчики,
дошла очередь и до Андрея. Первый хулиган класса подбежал сзади к
подтягивающемуся Андрею и спустил с него штаны с трусами.
В полнейшей тишине у девочек медленно отвисала челюсть, мальчики
получали свои первые комплексы неполноценности. Андрея больше никто не
обижал.

Про собак.

Я вообще зверей не люблю. Своей собаки у меня никогда не было. У меня в
детстве случались астматические приступы, и врачи сказали, что может
быть аллергия на шерсть животных. Родители, конечно, перепугались и
отдали даже аквариум с рыбками, хотя какая там у рыбок шерсть? Одно
название.

С Ленкой мы четыре года проучились на соседних курсах, а познакомились
только за день до моей защиты. Три дня бродили по московским паркам и
целовались под каждым деревом, а на четвертый она позвала меня с
ночевкой на дачу. Решительный шаг, особенно если учесть, что до меня у
нее никого не было. У меня до нее тоже. Смешно, наверное: здоровый
бугай, диплом в кармане, усы как у Чапаева – и девственник. Сейчас таких
уникумов один Вассерман на всю страну, а тогда было – в каждой
студенческой группе.

На вокзале обнаружилось, что едем мы не одни, а в компании мелкого
черного пуделя. Арто – представила его Ленка. Знакомиться со мной Арто
не пожелал, гавкнул и отвернулся. Я, честно говоря, тоже не пылал
братской любовью. В вагоне он встал на задние лапы вдоль Ленкиной ноги и
быстро-быстро задергался, тыкаясь низом живота ей в лодыжку. Ленка никак
на его выходку не реагировала, и только заметив мой удивленный взгляд,
смущенно пояснила:
–У кобелей это бывает время от времени. Собачники говорят не обращать
внимания, пройдет.

Пока шли мимо чужих участков к даче, Арто громко облаивал старушек на
грядках.
– Здравствуй, Леночка, – приветливо улыбались старушки. – Как же ты
выросла.
И внимательно оглядывали меня из-под очков.

Пройдя свозь строй из по крайней мере пятидесяти соседок, мы наконец
поднялись в Ленкину комнатку в мансарде, и окружающий мир перестал
существовать. Не стану описывать наши действия в подробностях, хотя до
сих пор помню каждое ее движение, каждый вздох, каждый миллиметр ее
кожи. Скажу только, что ласкали мы друг друга основательно и абсолютно
не стесняясь, но никак не могли перейти к самому главному. Несколько раз
пытались, но я не решался причинить ей боль; кроме того, узкий и высокий
топчан не давал занять удобную позу.

Наконец мы решили, что сейчас или никогда. Ленка расположилась на
топчане, я встал перед ней на пол. Тщательно совместили модули,
приготовились, затаили дыхание... И тут я с леденящим ужасом ощутил, как
мою ногу обхватывает что-то мерзкое, мохнатое и несомненно живое.
Проклятый пес, о котором я начисто успел забыть, решил присоединиться
третьим. Я пнул неизвестную тварь ногой, и тут же на моей ягодице с
лязгом сомкнулись челюсти. От боли я инстинктивно рванулся вперед, Ленка
ойкнула, и в мире стало на двух девственников меньше.

Волнующий миг первой близости был безнадежно испорчен. Я орал и дрыгал
ногами, пудель висел на мне, как заправский бульдог, а Ленка, корчась
одновременно от боли и смеха, пыталась разжать ему зубы. О сексе
пришлось забыть. Самой интимной лаской в ближайшие сутки стало
смазывание моей задницы йодом с последующим дутьем на рану, а самой
яркой эмоцией – периодически накатывавшие на нас приступы хохота. Хотя
если кто-то вам скажет, что совместный смех сближает хуже совместного
секса, плюньте в его тоскливую рожу.

Через год с чем-то мы расписались (между прочим, как раз 13 октября,
день в день 25 лет назад). Мои родители, узнав об Артошке, встали
насмерть: никаких собак в одном доме с их сыном не будет, девайте куда
хотите, а если так позарез надо о ком-то заботиться, заводите ребенка. Я
их поддержал: мы с пуделем оставались врагами, он отчаянно ревновал
Ленку и поднимал лай всякий раз, когда я пытался к ней прикоснуться.
Арто отдали каким-то дальним знакомым. Там он вскоре и умер, хотя был
еше не старой собакой, десяти лет не исполнилось. Очень не сразу я
осознал, какое это было несчастье для Ленки и на какую жертву она пошла
ради семейного благополучия.

А лет через семь нашу любовную лодку крепко садануло о быт. Быт тогда
был аховский. Как раз отпустили цены, а мою зарплату отпустить почему-то
забыли. Объявили рыночный курс доллара, и я с удивлением обнаружил, что
зарабатываю семь баксов в месяц. В предыдущий год, когда цены еще сидели
на привязи, но продукты из магазинов уже разбежались, мне от щедрот
профсоюза отломились два мешка макаронных рожков и мешок гречки. Тем и
питались: день гречка, день рожки, по выходным варничкес. Варничкес –
это такое блюдо еврейской кухни. Рожки с гречкой. Дочки были маленькие и
болели в противофазе: только одна перестанет кашлять, у другой опять
сопли до пупа. В доме прогнили трубы, из сливного отверстия в ванне
хлестала какая-то дрянь. Друзья целыми самолетами валили за рубеж, Ленка
ехать категорически отказывалась, и это тоже не добавляло мира в семье.

А на работе напротив меня сидела такая аппетитная барышня! Свеженькая,
румяная, без Ленкиных кругов под глазами. И слова какие умные знает:
экспрессия, парадигма, дискурс. А Ленка, небось, уже Сартра от Кундеры
не отличит, с ней разве поговоришь о высоком? И живет барышня далеко, ну
как не проводить ее домой, а вдруг хулиганы пристанут. Ленка
догадывалась, конечно, отчего у меня так участились вечерние совещания,
но прямо об этом не говорила. Вот только ссорились мы все чаще и по все
более ничтожным поводам.

Наконец я допровожался до того, что опоздал к закрытию метро и пришел
домой только под утро. Ленка не спала, сидела на кухне. На этот раз она
высказала все без обиняков, прямым текстом. Это были правильные,
полностью заслуженные мной слова, но с каждой прозвучавшей фразой жить
дальше вместе становилось все невозможнее. Я слушал и думал только об
одном: надо остановить ее, заставить замолчать, не дать произнести те
последние слова, после которых ничего уже не исправить. И остановил.
Самым неправильным из всех неправильных способов – ударив ее по щеке.

Ленка замолкла на полуслове. В ее глазах ясно читалось то, что я и сам
мгновенно понял: непоправимое уже произошло, все кончено. Спасти меня
могло только чудо.

Я вышел в прихожую и тупо уставился на фотографию за стеклом книжного
шкафа. На ней смеющаяся пятнадцатилетняя Ленка, сидя у окна в кухне,
гладила лежащий на коленях мохнатый комок, в котором нельзя было
различить ни морды, ни лап. Вот собака, подумал я. Собака не
зарабатывает денег, не дает полезных советов, не может починить кран в
ванной. Все, что она умееет – это любить. Собака не сравнивает хозяйку
ни с кем, а просто радуется, когда она рядом, и грустит, когда ее нет. И
за это единственное умение собакам прощают то, что никогда не простят ни
одному мужу.

Я встал на четвереньки и почапал обратно в кухню. Ленка сидела на той
самой табуретке у окна, сгорбившись и закрыв глаза, и рукой так
делала... У нее была странная привычка, задумавшись, водить ладонью у
бедра. Сейчас я вдруг разгадал этот жест. Помните, в «Мастере» Пилат
спрашивает: как ты узнал, что у меня есть собака? И Иешуа отвечает: ты
так водил рукой по воздуху, словно хотел ее погладить. Вот, это оно.

Я уткнулся башкой в Ленкины колени и тихо заскулил. Ее рука коснулась
моих волос (тогда у меня еще были кудри на зависть любому пуделю),
вздрогнула и нерешительно их потрепала. Я поднял голову и лизнул ее в
нос. Ленка наконец открыла глаза; в них мелькнуло разочарование, но и
капелька интереса.

– Ты чего? – спросила она.
– Знаешь, – ответил я, – у кобелей иногда такое бывает. Опытные хозяйки
не обращают на это внимания.
– Дурак, – сказала Ленка. – Нашел время для кобелизма. И так все
рушится. Еще эта врачиха дурацкая. Я ей, видите ли, срываю план по
прививкам.
– Хочешь, я ее покусаю?
– Не надо, тебя посадят на цепь. Пошли спать, горюшко.
Я радостно оскалился, вытянул туловище вдоль ее ноги и задергал тазом.
– Вот-вот, – очень серьезно подтвердила Ленка. – Сегодня только
по-собачьи. Без вариантов.
И не выдержала, расхохоталась. Боже мой, как я люблю, когда она смеется!

Сейчас наши дочки уже взрослые девушки. Они снимают вдвоем крохотную
квартирку в Манхэттене и мечтают переехать за город и завести собаку. В
квартире нельзя: старшая унаследовала мою аллергию.

Давно про мистику хотел рассказать. Не, я так-то ни в какую мистику не
верю, но пару раз было. Пару раз со мной, и один раз с Саней, на
турбазе. Про эту турбазу я тут уже пару раз рассказывал.

Барменом у нас на турбазе работал Саня-лошадник. Такой жгучий брюнет,
где-то видно цыгане там в роду у него отметились. Этакий красапчик! Имел
внешность итальянского гангстера из фильмов тридцатых, и тщательно этот
образ культивировал. Усики, бриолин, шляпа… По этой причине, понятное
дело, вызывал жгучий интерес у дам всех возрастов, и жгучую неприязнь у
мужиков. Ну, это только первые пять минут. В смысле, неприязнь. Потому
что стоило Сане открыть рот, как вся его декорация облетала, и из под
капота итальянского мачо неумолимо проступал движок простого русского
вани. Каким собственно он в натуре и был – нормальным деревенским
парнем. Он жил в деревне, в трёх километрах от турбазы. Там же родился,
там же его мать всю жизнь работала конюхом с совхозной конюшне на
полдюжины лошадей. Поэтому - Саня-лошадник. Лошадей он любил, в конюшне
вырос, с работы и на работу ездил на лошади, которая паслась потом на
заднем дворе ресторана. На лошадиной почве мы с ним, собственно, и
сошлись.

В тот день я был выходной, и сидел у Сани в баре за угловым столиком у
окна, тянул пиво. Кроме меня в баре были только Саня, который тер что-то
у себя за стойкой, и какая-то девчонка. Она сидела спиной ко мне у
стойки и печально тянула коктейль. Про девчонку стоит сказать отдельно.
Лет семнадцати, в простом таком платьишке, стройненькая, и самое главное
– волосы. Если бы я был живописцем, я бы конечно написал грамотней. А
так – волосы. Густые, выгоревшие, широкой волной текли вниз и закрывая
всю спину, заканчивались не в районе попы даже, а ниже, прикрывая барный
стул. Такое редко можно наблюдать, правда. Вот я сидел и наблюдал. Со
спины как раз. А Саня, безуспешно попытавшись начать с ней беседу,
бросал на неё жгучие, как перец чили, взгляды спереди, из-за стойки. Но
безуспешно.

Девчонка, надо сказать, была не турбазовская, не из отдыхающих. По всей
видимости с теплохода. В те времена к пристани турбазы через день да
каждый день чалились туристические теплоходы, которые бесконечно
курсировали вверх-вниз по Волге. Они вставали часа на два-три, и народ
начинал тоже курсировать туда-сюда. Турбазовские шли на теплоход,
отдыхающие с теплохода разбредались по турбазе, походить ногой по
твёрдой земле. Всё свободно. Тогда ещё полстраны в охране не работало, и
везде можно было ходить свободно. Только у трапа обычно стояли два
молоденьких матросика, подавая дамам ручку.

Вот и эта девчонка была видимо оттуда, с теплохода, который часа два
назад причалил к нашему дебаркадеру. Я опять оговорюсь, что будь я
мастер описаний, я бы наверное смог описать её подробнее. Было в этой
девчонке что-то непонятно притягательное. Даже не своей красотой, нет. А
черт знает чем. Смотришь на неё, и как на волнах тебя качает. Легко,
сильно, и спокойно. Ну, это я потом уж, конечно, понял. А тогда говорю ж
– просто сидел, и пялился в спину.

Вечерело. На турбазовской танцплощадке включили музыку. Значит, это
девятый час уже был. И тут Саня, который один из нас троих все время
стоял лицом к окну с видом на Волгу, спрашивает у девчонки «Девушка, а
вы не с теплохода случайно? » «Да» - говорит та рассеянно. «А что ж вы?
– говорит Саня. – Вон же ваш теплоход отчалил!» Мы глянули в окно.
Теплоход не просто отчалил. Он уже выходил на фарватер.

Девчонка выскочила из бара и побежала по тропке к пристани. Зачем –
непонятно. Мы с Саней стояли у окна и смотрели ей вслед. Саня вздохнул и
сказал «Вот же дурочка» Я ничего не сказал, потому что в это время мы
увидели, что девчонка бежит обратно. Вот тоже не совсем понятно, зачем
эта «дурочка» спустя пятнадцать минут вернулась именно в бар. В слезах и
с вопросом «И что мне теперь делать???» Саня ей говорит «Да не
переживайте вы так! Подумаешь. Он же наверняка на ночь встанет в
Костроме. У вас экскурсия по Костроме запланирована?» Девчонка закивала
головой. «Ну вот! Утром сядете рано на автобус, и спокойно доберетесь. А
на ночь мы вас устроим!» Тут с девчонкой чуть не приключилась форменная
истерика. Она только повторяла всхлипывая «Я не могу! Мне надо сейчас!»
Из её бессвязного рассказа с соплями и слезами выяснилось следующее.
Оказывается она – молодая только-только жена. И на теплоходе у них с
мужем –свадебное путешествие. Накануне они всю ночь колобродили, днем
муж сморился и уснул. А она пошла прогуляться по берегу. Оставив в каюте
на тумбочке записку «Я на берегу». «Представляете???? - кричала она. -
Он ночью проснется, а меня нет! Прочитает «Я на берегу», он же за борт
прыгнет! А он плавать не умеееееееееет!!!»

Вот такая петрушка. Можно было девчонке посочувствовать, но помочь мы ей
ничем не могли. Машин в те годы на турбазе был только фельдшерский
уазик, и даже думать не стоило просить Николай Ивановича, дежурного
врача, машину по такой ерунде. А больше вариантов, кроме утреннего
шестичасового автобуса, не было. Девчонка перестала плакать навзрыд,
немножко успокоилась, вытерла слёзы и решительно сказала «Спасибо вам. Я
пойду пешком. Сколько здесь до города?»

До города было двадцать пять километров или около того. Это если прямо,
по реке. По шоссе в полтора раза больше. Но девчонка была настроена так,
что отговаривать её язык бы не повернулся. И тут Саня вдруг спросил «Вы
на лошади ездили когда нибудь?» Девчонка удивленно задумалась и кивнула
«Два раза!» «Хорошо! – сказал Саня. – Ждите меня!» Бросил мне ключи,
(закрой тут, а?) и выскочил. Я понял его мысль. Минут через двадцать он
вернулся верхом, ведя в поводу вторую лошадь. Девчонка только и сказала
«Ух ты!!!» Мы помогли ей усесться в седло, Саня подтянул стремена, и
они поехали. Я смотрел вслед, как она сидит в седле, прямо как струна,
закинув голову, как льняные волосы спускаются на круп лошади, и думал о
том, что девчонка наверное соврала. Двумя разами тут вряд ли обошлось.

Что было дальше, я могу рассказывать только с Саниных слов. Что там
правда, что вымысел, судите сами. Но вернулся Саня явно не в себе. Так
что я перевожу как умею его сбивчивый рассказ.

Они поехали не по шоссе, а вдоль берега. Почти в два раза короче. Там,
вдоль берега, идет неплохая грунтовая дорога до самого города, и
проблема только одна. Навесной мост через приток где-то посередине. Ну
вот, так они неспеша ехали, ехали, слева блестела река, огни теплоходов,
и где-то на горизонте – огни города. Так они и доехали до этого моста.
Саня остановился, слез, помог слезть девчонке, и стал раздеваться.
Разговор, который Саня в дороге было начал, у них опять не заладился, и
Саня все делал молча. Только когда дошла очередь до трусов (а трусы тоже
надо было снимать, в мокрых трусах десять километров на лошади врагу не
пожелаешь) Саня сказал «Вы мою одежду возьмите, и идите на ту сторону. А
я сейчас» И стал собирать лошадей. «А что вы собираетесь делать?» -
спрашивает девчонка. «Как что? Лошадей вплавь» «Зачем вплавь? Холодно
же!» А вода у нас в начале июня действительно ещё не мед. «А как ещё?»
«А по мосту?» «Лошади по мосту не пойдут» «Почему?» Тут Саня только
раздраженно махнул рукой. Объяснять среди ночи человеку, почему лошади
не пойдут по навесному мосту, если он сам не понимает – занятие
действительно бессмысленное. Но девчонка не отставала «Он что, не
выдержит?» «Да он танк выдержит!» «Тогда почему?» «По кочану! –
разозлился Саня. – Не пойдут, и всё! Возьми и попробуй!»

И дальше произошло то, что Саня рассказывал, и было видно, что он сам не
очень себе верит. Девчонка сказала негромко «Тогда отвернитесь!», и
стащила через голову платьишко. Под платьишком, как мы с Саней и
предполагали, ничего больше не было. Потом взяла повод Саниного жеребца,
Руслана, и шагнула к мосту. Саня стоял, и челюсть у него болталась в
районе пупка. Представляете картину? Ночь, луна, река, мост, огни,
волосы эти ниже попы аж светятся в темноте, и голая девушка ведёт в
поводу белого коня. Жуть! Руслан возле моста всхрапнул, мотнул гривой,
коротко заржал, и встал. Девчонка бросила повод, обернулась, крикнула
«Точно выдержит? », и не дожидаясь ответа шагнула на мост. И пошла. И
тут произошло что-то такое… невероятное. Руслан переступил ногами,
задрал башку, захрапел, и шагнул на зыбкий настил. Что само по себе
вообще то невозможно. Может опытные лошадники мне возразят, но я сам не
раз пробовал. Не получилось. Следом за Русланом осторожно, как будто кто
толкал её сзади, шагнула на мост и немолодая тихая спокойная кобылка
Радуга. Когда Саня опомнился, натянул штаны и оказался по ту сторону
моста, девчонка уже была одета и сидела в седле.

Они молча ехали всю оставшуюся дорогу. Потом въехали в город. Процокали
по сонным пустым полуночным улицам. И выехали на площадь у городского
речного вокзала. Спал город, спали дома, спали теплоходы, и только один
человек в трусах метался по привокзальной площади с какой-то бумажкой в
руках. При виде двух всадников он замер с открытым ртом. Те подъехали,
девчонка легко спрыгнула, охнула от непривычно долгой езды верхом,
подала Сане повод, взяла человека в трусах с бумажкой за руку и повела.
Как недавно коня. Всё молча. И только уже у самого трапа остановилась,
обернулась и весело прокричала «Спасибо вам большое!!!» И все. Саня
развернулся и поехал обратно.

Всю обратную дорогу он думал. А когда доехал до моста, решил свои думы
реализовать. Он слез с коня. Разделся догола. Взял Руслана, и повел к
мосту. Уже начало светать. Руслан встал как вкопанный не доходя пару
шагов до настила. Тогда Саня бросил повод и пошел по мосту. На середине
обернулся. Обе лошади стояли и удивленно смотрели ему вслед. И тогда
Саня стал на них кричать. Голый человек прыгал в утреннем тумане
посередине навесного моста и что есть мочи материл двух ни в чем не
повинных лошадей. Чего до этого никогда в жизни не делал. Потому что
лошадей Саня любил. Так он прыгал и орал до тех пор, пока случайно не
обернулся и не заметил, что на противоположной стороне моста стоит и с
любопытством смотрит на него… козёл!

Позади козла, в утреннем сумраке, стояла бабка с прутом в руке, и
несколько коз. Они видимо шли на пастбище, и их тоже очень заинтересовал
прыгающий и орущий посреди моста голый человек. Саня от неожиданности
прикрыл руками то, что в таких ситуациях положено прикрывать, и в
отчаянии закричал козлу «Ну что ты блять уставился, рогатый???» Козёл
принял это как руководство к действию. Он нагнул голову, выставил рога,
топнул копытом, и пошел на Саню. Саня сперва опешил, сказал глядя на
козла «Ах ты сука!!!», но быстро поняв безнадегу своего положения,
развернулся и побежал по мосту, сверкая в утреннем тумане голой жопой.

* * *
Мы сидели в баре и пили водку. Турбаза ещё спала. Саня закончил рассказ,
и мы просто сидели и молчали. Каждый о своём. Потом я сказал, просто
так, что бы что-то сказать.

- Ты хоть узнал, как её зовут?
Саня подумал, и отрицательно помотал головой.
- Не-а. Да и какая теперь разница?

Ихтиандр Андрей Андреич и Чебуран

– Ихтиандр, сын мой, – сказал начальник кафедры полковник Б* у моего
лаборанта, дайвера-отморозка, – что это за апельсиновое чудовище
оскверняет стоянку у входа в наш славный институт и почему ты вокруг
него суетился?
– А это – моя новая машина! – ответил Ихтиандр и надулся от гордости,
даже очки слегка запотели.
Интересно, что в одной короткой фразе он умудрился соврать дважды.
Во-первых, никакой «старой» машины у Ихтиандра отродясь не было, а,
во-вторых, то, что он называл «новой машиной», на самом деле было кучей
металлолома интенсивно оранжевого цвета и имело госномера только по
необъяснимой прихоти ГАИ.
Все автовладельцы делятся на две неравные части. Первую, меньшую,
неизлечимую часть составляют фанаты от автомобилизма, а вторую, большую
– тихие граждане, которым нужно просто ездить. Андрей Андреич от машин
не фанател, ему как раз нужно было ездить, но ездить не просто, а на
дайвинг. Это означало ездить по всяким колдоебинам и с кучей железа на
борту. Подобно подростку, страдающему от перманентной эрекции, наш
Ихтиандр грезил о джипе «Субурбан» размером с полтрамвая. По его
расчетам, именно эта машина способна была перевозить все его водолазное
барахло. Но на джип денег, естественно, не было, поэтому на какой-то
автоживодерне за 300 рублей был куплено нечто с шильдиком «Запорожец» на
багажнике.
За общую ушастость и скандальный апельсиновый колер фюзеляжа было решено
окрестить машину Чебурашкой, но потом кто-то разглядел погнутую, но
гордо торчащую вверх выхлопную трубу и, сочтя, что перед нами,
несомненно, автомобиль-самэц, мы нарекли его Чебураном.
Чебуран был автомобилем-зомби, извлеченным с того света каким-то
автослесарем-некромантом, он ломался постоянно и крайне разнообразно. На
мелкие и полусредние неисправности Ихтиандр гордо не обращал внимания,
поэтому, например, крышка багажника крепилась к переднему сидению
бельевой веревкой, пропущенной через какую-то дырку, стекла в дверях
иногда не опускались, иногда не поднимались, а, бывало, с гильотинным
стуком падали внутрь двери. К автомастерской Чебурана не подпустили бы и
на пушечный выстрел, поэтому ремонтировался он в кафедральном гараже.
Альбом чертежей и схем «Запорожца» поселился в шкафу нашей
преподавательской, и в свободное от лекций время офицеры, посмеиваясь,
вникали в принцип функционирования этого странного механизма. Вскоре
упражнение «Неполная разборка и сборка автомобиля ЗАЗ-968А» с легкостью
выполняли даже преподаватели военной психологии. Благодаря некоторым
усовершенствованиям, внесенным в конструкцию двигателя пытливыми
авиационными инженерами, он при движении стал издавать настолько
своеобразные звуки, что прохожие недоуменно вертели головами, пытаясь
обнаружить на ближайшей крыше вертолет.
Ихтиандр пилотировал свой апельсиновый аппарат сурово и бескомпромиссно,
в корне пресекая попытки подрезания и обгона. От него в ужасе шарахались
чумазые маршрутки и холеные иномарки. Беда Ихтиандра заключалась в том,
что он был очень близорук, поэтому, чтобы следить за дорогой и знаками,
он вынужден был грудью ложиться на руль и сильно прищуриваться. Со
стороны казалось, что он, как пилот-камикадзе выбирает цель и вот-вот с
криком «Банза-а-а-ай!!! » врубится в какого-нибудь «мерина».
Но счастье обладания автомобилем было недолгим.
Однажды мы, не обнаружив на привычном месте апельсинового скакуна,
отправились в мастерскую.
– А где Чебуран?
– Сломался… – грустно ответил Ихтиандр.
– Подумаешь! – ответили мы, – первый раз, что ли! Починим!
– Не-а, не выйдет уже…
– Да почему?!
– Ну, мы вчера на дайв поехали, впятером, баллоны там, костюмы… Через
лесок… А там на дороге канава была… А я не заметил… Ну, он и сломался…
– Как сломался?
– Ну, так… Пополам…

Все началось с того, что друган мой - Славка-егерь - решил на протоке
из-подо льда порыбачить. И, то ли клев хороший был, то ли ветерок
промозглый, а пешня тяжелая, да только по возвращении в зимовье скрутило
его так, что ни вздохнуть, ни охнуть.
А в зимовье, когда на улице мороз под тридцать, без печки никуда. И
вроде дрова есть с осени заготовленные, да до поленницы той с
заклинившей спиной ну никак не добраться.
И помочь некому. Нет никого кроме Ирбиса - лайка это Славкина - да мыши
по щелям забились.
И понимает Славка, что к утру избушка выстудится, и будет его верный пес
над окоченевшим телом своего хозяина выть.
Попробовал Славка с лежанки спуститься, да стрельнуло так, что в глазах
потемнело. Сам завыл жалобно и дико. Чем и привел Ирбиса в состояние
крайнего удивления.

А Ирбиса удивить трудно, - он со Славкой за восемь лет и на медведя
хаживал и кур соседских влет брал. И еще много чего героического. Но тут
к хозяину подполз, в щеку лизнул, мол, ты чего, охренел что ль?

Хозяин же, и по загривку его потрепать не может, так как заклинило его в
очень неудобной для этого позе.

- Эх, - говорит, - Ирбис, был бы ты человеком, ты помог бы, я знаю. Но
ты, хоть верный, но пес и нет с тебя спросу. Тебе ведь и понять меня
трудно, а не то, что полено принести.

Ну и действительно, какой с собаки спрос? Он тыкнулся еще раз Славке в
лицо и в лаз. Был для него такой специально сделан, войлоком
зашторенный. Минут через пять Славка слышит, что-то стучит у лаза. Потом
задница Ирбиса из-за войлока выглянула – раньше он так никогда не
входил. Когда весь пролез, следом за собой затащил полено. То-то видно и
стучал, что передом оно поперек в лаз не влезало. Короче, за час он
поленьев двадцать натаскал. Не верите?

Вот и мы не поверили, когда на следующий день приехали. Славка нам
рассказывает, а нас сомнения гложут. И чем больше пили, – а на зимнюю
рыбалку мы с собой помалу никогда и не брали, - тем больше нас те
сомнения одолевали. Особенно Петруха изгалялся. Ну не верил он этому и
все. В доказательство своих слов даже обрывок газеты Ирбису под нос
совал. Мол, если уж он по-человечески понимает, то газету почитать ему
раз плюнуть.
Славка, кстати, после того как мы его растерли водкой изнутри и снаружи,
тоже, в доказательство своих слов, просил Ирбиса полено принести. А тот
в ответ только зубы скалил и хвостом по полу стучал.

Короче!
Как бы там не было, а водка если не кончается, то по логике народ
рубится. Ближе к ночи и мы рубанулись. Повалились на нары вповалку.
Помню только, что Петруха с газетой и Ирбисом все еще эксперименты
проводил. Обычно, когда все уже похмелялись, Петруха еще и не заканчивал
– стойкий он к водке был. И весельчак. Мы ему за это многое прощали,
даже песни среди ночи.

Но той ночью он не пел. А разбудил тем, что выдергивал из-под нас свою
куртку, нервно требовал ключи от Бурана и вообще вел себя неадекватно –
какой-то трезвый он был и суетливый. Мы его таким раньше никогда и не
видели, в особенности, если водки предостаточно. На вопросы не отвечал,
все твердил, что домой надо. Ну, надо значит надо – кто его там
разберет, может приспичило что. А нам уж очень спать хотелось.

Утром встали, все чин-чинарем - ну там кофе, круассаны, в общем - что
осталось. Сели план рыбалки составлять – уже и стаканы расставили.
Петруху, добрым словом вспомнили, Славке налили, чтоб болевой симптом
снять. Тут он и разговорился:
- Вы, - говорит, - мужики, только Петрухе не рассказывайте, А-то
пристрелит он меня сгоряча. Сейчас расскажу, почему он вдруг домой
свалил!
Вы уснули, а у меня спина побаливает, я только глаза прикрыл. А
Петруха все Ирбиса шпыняет, то лезгинку станцевать требует, то газетой
ему тычет. Ну, мне мужики, кобеля-то жаль, боевой ведь товарищ. Да и
правду я всю про него рассказал. За что страдает-то? Уж он бедный в
изголовье под нары ко мне забился, зевает, а Петруха как банный лист. Ну
и когда он Ирбису в очередной раз газету сунул я возьми и измененным
голосом рявкни: «Че доебался?! Я её вчера прочел!». Сказал как гавкнул,
а Ирбис зевнул. Сначала стакан об пол звякнул, а потом газета шуршанула.
И тишина. Минут пять тихо было. Потом он шевельнулся и тихо так шепотом:
«Ирбис, ты что ли?». Ну, я опять под собачий зевок и добавил: «Заеб
уже! Ты же все равно не поверишь!».
Ну, тогда Петруха себе еще стакан набулькал, сказал Ирбису: «За твое
здоровье! Извиняй, если что!» И начал ключи искать.

Год этак 89-й, зима, начало февраля. Обледенение, ветер, метель, вообще
погода неприятная. Я иду мимо 9-этажной общаги нашего университета. На
многих окнах снаружи висят сетки-авоськи с продуктами (вместо
холодильника).

Соседнее дерево заняла стая ворон. Шум, гам, суета, то и дело вытягивают
шеи по направлению к одному из окон общаги. Присматриваюсь: примерно на
7 этаже, на окне, конечно же, висит сетка. Повидимому, с замерзшим
мясом. Две вороны, сидя на ней, изо всех сил щиплют и рвут - нет, не
само мясо, а веревочные ручки сетки. Через некоторое время их сменяет
другая пара ворон. Остальные на дереве ждут своей очереди. Поражает
дисциплина: ни одна ворона не пытается долбать самО мясо, все выполняют
"задание".

Через некоторое время сетка не выдерживает и рвется. Замерзшее мясо
шлепается на обледеневшую землю и раскалывается на сотни кусочков. Стая
ворон с победным воплем, чуть не "ура-а-а-а!" - набрасывается на мясо.
Очень хотелось посмотреть на реакцию хозяев мяса. Но они, похоже, были
на учебе.

Мой кот - шкодник преизрядный. Я его недавно на помойке подобрала -
месяца три назад. Отмыла, блох-глистов вывела, откормила, Кузей назвала.
Вот только характер его помоечный никак вывести не могу. Всюду ему свой
нос сунуть надо. Всё пытается на зуб и коготь попробовать - вдруг
сожрать удастся.
Одно спасает - арахнофоб он. Пауков боится. Случайно обнаружилось. Муж
откуда-то игрушку принёс - мохнатого паука, крупного, побольше тарантула
размером. На батарейках. Тронешь - шипит и шевелится. Не муж - паук,
муж-то не шипит почти.
Котяра пристрастился туалетную бумагу разматывать. Ну я паука туда и
пристроила - сверху. Кузька лапой бумагу крутанул, паук ему на морду
шлёпнулся и зашипел. Что зашипел, я только слышала. Потому что Кузя
быстрее звука под кровать забился. Третий час не выходит уже - за пауком
следит.
Решила паука с глаз долой убрать. Сунула в китайскую вазу, что у нас в
гостиной стояла. Почему стояла? Потому что муж с работы вдруг с цветами
пришел. Я цветы взяла и пошла в ванную кончики подрезать. Мужу кричу,
чтоб вазу из гостиной принес. Я же не думала, что он туда руку сунет.
Шум, звон. Ваза разбилась. И телевизор. Муж вазу в телевизор с руки
стряхнул. Весело. Даже кот из под дивана вылез и тарелку со стола
скинул. Он наверно подумал, что теперь уже можно всё.
Арахнофобы чёртовы. Я историю пишу, а они на диване устроились. Щас
допишу, пойду осколки выброшу. И паука.

За столиком небольшого летнего кафе в скверике что на Большой Грузинской
улице в Москве сидели двое. Время было искренне социалистическим,
поэтому, несмотря на мажорное происхождение одного и престижную работу
другого, они пили портвейн розовый Агдам и закусывали плавленными
сырками Волна. Один из них был вечным студентом и сыном секретаря одного
курортного райкома. Второй был начинающим, но уже известным спортивным
комментатором. Пили они второй день, отмечая события своей жизни и
повороты судьбы.
Валера, восстановившийся из очередной "академки", поднес к губам стакан
с ароматным Агдамом и лихо вылил содержимое внутрь, запрокинув голову.
Ему показалось, что в ветвях дерева, под которым стоял их столик, что
мелькнуло. Живое и темное. Валера присмотрелся и чуть не уронил стакан -
на ветке сидела обезьяна и корчила ему рожу.
- Как знал, что надо было брать "три топора", а не эту хню, - подумал
Валера, зачем-то взглянув под столик, где ждали своей участи еще три
пузыря Агдама, - и не было бы никаких животных в ветвях. - Валера опять
глянул на дерево: обезьяна оскалила зубы, почмокала губами и призывно
махнула ему лапой.
- Гена, - слабым сиплым голосом, спросил Валера вслух, - ты на дереве
ничего странного не замечаешь? Вон там... - он тыкнул пальцем в ветки, -
нет ничего экзотического?
- Ну, что экзотического может быть на московской липе? - пробурчал
Гена, - кроме белки разве что. Тут зоопарк рядом... Он взглянул на дерево
и замолчал.
- А сам-то ты что видишь? - робко поинтересовался Гена после небольшой
паузы, мгновенно вспомнив про выпитый вчера Агдам, некстати помянутую
белку и забыв про зоопарк.
- Бегемота, бля, я там вижу, - пошутил Валера, обрадованный, что Генка
тоже заметил животное и это не галлюцинация, - обезьяну, конечно. Глянь
как рожи корчит, зараза.
- Давай поймаем, - Генка достал из под стола бутылку, налил стакан и
протянул его обезьяне, - кыс, кыс, сука. Иди выпьем.
- Она Агдам не пьет, наверное, - предположил Валера, - может она есть
хочет? - Валера положил кусок плавленного сырка на горбушку черного и
протянул вверх к обезьяне, - кыс, кыс, ням-ням, иди сюда падла.
На обезьяну попытки друзей не произвели никакого, нужного им,
впечатления, Она корчила друзьям рожи, всем видом показывая что Агдам и
плавленные сырки Волна пища не обезьянья и ее не интересующая.
Зато эти попытки с протянутыми к небу стаканами и бутербродами живо
заинтересовали помятого мужичка, сидящего за соседнем столиком. Обезьяну
ему видно не было, а друзей, и даже портвейн под их столом, видно было
преотлично.
- Ребята, а вы чего? - полюбопытствовал мужчина, - вы чего это, а?
- Отвяжитесь мужчина. Не видите, молимся мы? - ответил находчивый Генка,
и уже Валерке сказал:
- Валер, мы ее так не поймаем. У меня дома сетка есть волейбольная и
бананы. Я за сеткой схожу, а ты обезьяну покарауль. Если куда побежит по
деревьям ты мне на асфальте стрелочки рисуй, - Генка достал из кармана,
неизвестно зачем там очутившийся школьный мелок, и, положив его на стол,
ушел за сеткой и бананами.
- Это, как в "Казаках разбойниках", да? - спросил вслед Валерка, и,
вспомнив, что большая свежая надпись на стене его подъезда: "Валерка -
дурак" была сделана именно мелом, добавил, - сука.
Мелок не понадобился, как, впрочем, и сетка. Обезьяне, видимо, или
нравилось наблюдать за редкими дневными посетителями кафе, или дерево
было очень удобным, но она оставалась на месте все те пятнадцать минут,
которые отсутствовал Генка - он жил в соседнем доме. А еще обезьяне
нравились бананы. Нравились до такой степени, что друзьям не
понадобилась волейбольная сетка: обезьяна спрыгнула с веток прямо на
свободный стул и принялась жевать банан.
Явление обезьяны произвело неизгладимое впечатление на того самого
помятого мужика.
- Услышал господь молитву-то, - мужик протянул стакан к веткам дерева, -
обезьяна нам не нужна, мы чего-нибудь нужного попросим, - и забормотал,
- Господи, хлеб наш насущный дай нам...
Скормив обезьяне все два банана, наши друзья решили продолжить посиделки
дома у Генки, чтоб не вызывать в кафе никому не нужного клерикального
ажиотажа. Помахав банановой кожурой перед обезьяньей мордой и показав ей
пальцами римскую цифру "II", приятели объяснили понятливому зверю, что
там, недалеко его ждет целая куча бананов. Генка взял обезьяну на руки,
Валерка забрал оставшийся Агдам и они отправились.
Долго описывать их посиделки смысла нет - пьянка она и есть пьянка, хоть
с обезьяной, хоть с бегемотом. В процессе совместного распития
совершенно естественно кончился портвейн, менее естественно кончился
французский коньяк, привезенный Генкой, как сами понимаете из Франции, и
совсем неестественно кончился Генкин загранпаспорт. Оказалось, что
чертова макака любит жевать документы не меньше бананов. Деньги
кончились тоже и неэтичный поступок обезьяны решил ее дальнейшую судьбу:
приятели решили продать обезьяну на птичьем рынке. Надо сказать, что
отношения с обезьяной к тому времени друзья испортили напрочь, ни
бананов не паспортов, чтоб подкупить зверя, больше не осталось и
обезьяна была посажена в старый Генкин огромный тканевый чемодан ядовито
желтого цвета с кучей багажных наклеек разных аэропортов и вокзалов.
Когда Генка отвернулся, Валерка, любящий животных больше чемоданов,
перочинным ножиком вырезал в ткани чемодана дырку "для воздуха".
В полпятого утра друзья вышли из дома и потопали к птичьему рынку.
Валерка тащил чемодан, держа его так, чтоб Генка не видел вырезанного
отверстия. Обезьяна, как положено любому узнику, сначала протестовала,
раскачивая свою чемоданное узилище, потом смирилась и, положив морду на
кисти лап, которыми держалась за края дырки, индифферентно рассматривала
раннее московское утро. Идти было долго, людей на улицах почти не было,
но где-то в середине пути компания налетела на редкий в то время
милицейский патруль.
Не знаю почему их не задержали. Двое пьяненьких "интеллихгентов" тащат
ранним утром большой странно шевелящийся чемодан. Не задержали. То ли
из-за Генкиного удостоверения "Гостелерадио", то ли из-за Валеркиной
справки "от Кащенко", что он малость "тю-тю", а может из-за имеющейся у
мартышки волосатой лапы, но их не задержали и даже проводили к птичьему
рынку.
Торговлишка не задалась. Обезьяна вела себя плохо, демонстрируя
покупателям самые отвратительные стороны обезьяньей натуры. Хорошее,
настроение у друзей таяло вместе с надеждой на опохмел. С плохим же
настроением, как известно, и слона продать невозможно - не то что
мартышку. Торговали, однако, недолго. Неожиданно перед ними
"нарисовался" высокий дородный мужчина в шляпе.
- Микки, ко мне, - скомандовал мужчина мартышке, и обезьяна мигом
повисла у него на шее, расшвыряв своих похитителей как бумажных.
Мужик оказался главным архитектором Москвы (сведения я не проверял). Жил
он на Большой Грузинской. Обезьяну ему подарили его коллеги -
архитекторы из Африки. Крона дерева, с которого приятели сманили
мартышку, располагалась напротив форточки и служила мартышке обычным
местом для прогулок.
История кончилась хорошо. Валерка и Генка, признанные "макаковыми"
спасителями, получили вознаграждение португальским портвейном. И
правильно: даже курица, отошедшая на пять метров от хозяйского забора
считается дикой, а уж мартышку на дереве в центре Москвы домашней точно
не назовешь.
Хороший конец этой истории чуть было не испортили бдительные тетеньки из
ОВИРа, где Генка попытался поменять сильножеванные обезьяной остатки
загранпаспорта на новый. Нет, и правильно: никто Генку за язык не тянул,
рассказывать тетенькам, что его паспорт был недоеден африканской
обезьяной, найденной им на московской улице.

Вчера было, может и баян, но уж так получилось.
У нас тут местные выборы проходили, в городскую думу.
Ну и значится собираемся на выборы, сын уже большой 7 лет вертится
вокруг.
Спрашивает:
- А вы куда?
Мы: - на выборы.
С: А зачем?
Мы: Ну чтобы мы жили хорошо, чтобы город рос строился, во дворе чтобы
горки, площадки для детей строили. Понял?
С: Понял, понял, а на выборы-то зачем?
Ну в общем-то занавес.

Мои друзья увлекались скалолазанием. Поехали на скалы. Ползают, вверх,
вниз, все отлично. Ребята кайфуют. Неудача: один сорвался;хорошо, что
народ разумный, правильно оценили свое мастерство, страховка была.
Парень пролетел всего пару метров, и тут неудача вторая: ударился
физиономией о выступ скалы и вполне профессионально удалил себе 2
верхних передних зуба(с мамой-стоматологом такое можно себе позволить).
Восхождения на этот день были закончены, все отправились в лагерь
дезинфецировать рану и обмывать потерю. Через недолгое время к уже
веселой компании подходит мужичок и удивленно говорит:
- Представляете, сейчас залез на скалу, где до меня никто не бывал, и
что я там обнаружил?
Протягивает руку, на ладони лежат 2 утраченные жевательные
принадлежности. Потерявший широко улыбается и отвечает:
- Это мои.
Мужик видит дырку и вместе с найденными зубами куда-то исчезает.

Длинновато конечно и в основном диалог, но по-другому вряд ли передать
мое недавнее знакомство в одной нижегородской деревне.

… - Ферму, говоришь? Так я тебе помогу, я тебе свой танк продам! –
сказал Степаныч с которым я познакомился полчаса назад.
Если честно, то после этих слов я немного охренел и обвел взглядом
окружающее пространство. Скажу так, что подступающий к деревушке лес
вполне вместил бы в себя не один танк, а дивизию.
- Какой танк? – сглотнув спазм, на всякий случай поинтересовался я.
- Да, волгу мою – Газ 21, почти новая, - пояснил Степаныч. – я на ей
всего двадцать тыщ верст наездил.
- А на кой черт она мне? – не понял я, ища логическую цепь между нашим
разговором и покупкой машины.
- Ты старших-то не перебивай, ты аргументы выслушай! – деловито пояснил
Степаныч.
Чего-чего, а уж деловитости нижегородским мужикам действительно не
занимать. Да и вправду постарше он был. Поначалу я ему шестьдесят
прикинул, но из разговора понял, что за семьдесят.
– Ты вот, говоришь, ферму хочешь для раков построить, правильно? Мне это
тоже непонятно, потому как тех раков в нашей речке, немеряно. Того и
гляди, Нюрке копыта обгрызут, - кивнув на козу которая паслась у берега,
посетовал он. – Но я тебе глупые вопросы не задаю. А «танк» мой для
хозяйства вещь очень нужная. На нем что хошь подвезти и отвезти можно.
Согласен?
Не согласиться было трудно и я утвердительно кивнул головой.
- Ну вот и бери. Семь тыщ всего прошу. По рукам?
- Рублей? – наивно спросил я.
- Почему рублей – долларов! Мне внук сказал, что эта машина паритет,
не – реритет… Слово забыл…
- Раритет, что ли? – подсказал я.
- Ну да, раритет, поэтому стока и прошу. Да и новая она почти, говорю
же, всего двадцать тыщ набегала, резина новая еще и запчасти кой-какие
есть.
- Да мне она не нужна, - постарался отмазаться я.
- Ну тебе видней, мое дело предложить.
- А вообще трассу здесь зимой хорошо чистят? – решил я уточнить
некоторые нюансы, - подъезд хороший?
- Трассу да, а вот наш аппендикс до деревни, его вообще не чистят. Хотя
я на своем «танке» ни разу не застревал. Он же по снежному целяку прет
что мерин… - я про себя чертыхнулся, - у него же посадка – во! Отсюда и
проходимость.
- Да мне в общем-то зимой сюда нечасто и надо будет – постарался
перевести тему я, - от трассы-то тут метров триста, можно и пешком
дойти. А рака действительно в реке много?
- Да говорю же, немеряно. На прошлой неделе вон с города ребята
приезжали. Несколько раз бреднем черпанули, полный багажник. Тока у них
машина была… Во, така как у тебя. Рака-то нагрузили много и по колее на
брюхе. Сели вон там. Пришлось мне свой «танк» заводить - дергать.
Моему-то «танку» что коле…
- А вот если построить что захочу, - перебил его я, понимая, куда опять
уходит разговор, - где материал можно будет купить, ну там кирпич,
доски?
- Так это - вон видал, у меня к дому пристрой? – Степаныч кивнул на дом.
Пристрой, действительно был неплохой. – Годов десять назад у нас на
узловой магазин стройматериалов открылся. Тут километров двадцать. Так я
на своем «танке» за четыре ходки на пристрой навозил. Он же прет
немеряно. Я и в багажник и в салон… и на крыше у меня багажник тоже.
Тонны по полторы брал. А танку что…

Блин, честно скажу, я в душе уже матерился почем зря. В это время на
трассе раздался отчаянный визг тормозов и это прервало наш разговор.
- Авария что ли? – произнес я.
- А мож и авария, там поворот-то крутой. В восемьдесят пятом помню, в
меня на том повороте жигули врезались…
- Так она у тебя и битая еще?!
- Да ты что? Побойся бога. Кто битая-то? Это ж «танк»! Не, жигули-то
всмятку – капот горбом. А у меня… Ну было пару царапин. Так баба на
следующий год ставни красила, я у ней красочки и отлил. Подкрасил, еще
новей стала.
- Слушай, бать, а летом дачников много? – сделал я еще одну попытку
увести разговор в нужное мне направление.
- Бабы что ль интересуют? – Степаныч скосил на меня глаз, - эх
молодость! Лет тридцать назад…
Я перебивать не стал, бабы оно ведь по-любому лучше чем реклама «танка».
А там глядишь и забудется.
- …была у меня одна подруга. Кровь с молоком девка. Вон там жила, -
Степаныч кивнул вдоль улицы. - А мужик ейный, Серега, ох и ревнивый был.
Помню, идет она ко мне, я вон там ее ждал. Смотрю, а он из дома
выскакивает с ружом. Как жахнет по мне, не солью - жаканом!
- Ну, я вижу не попал, - улыбнулся я.
- Почему не попал? Попал! Прям в багажник! Да только что ему будет,
«танку»-то? Только краска немного и отшколупилась. Ты это, если по бабам
ходок…

Я чего эту историю написал. Может здесь кому «танк» нужен? – раритет, да
и новый почти. Так надо поторопиться. Степаныч, ведь мне в спину
крикнул, что по весне она еще раритетней будет. А аргументов у него
видимо еще немеряно. Я вот пока историю дописал, сам на сомнения изошел.

К 5000-ному юбилейному выпуску.
Фре и Ракетчику, заставившим тряхнуть стариной.
Пошли мы в июле с приятелем на небольшой прудик карпов половить. На весь
день пошли с припасами.
Закинули снасти, сидим рыбачим. Порыбачим, закусим, порыбачим, закусим,
покурим. Погода была хорошая, солнечно и не жарко особо и такая у нас
хорошая беседа завязалась под рыбалку, что кажется, вот тут бы и жил всю
жизнь. За спиной у нас находился небольшой кустарник, и приятель решил
осмотреть, что там, за этим кустарником происходит. Осмотреться он решил
серьёзно, салфеток бумажных целую пачку взял. А я сижу, на птичек, мимо
пролетающих любуюсь, мысленно разговор продолжаю. Ибо разговор уж очень
приятный был – о бабах. Об абстрактных бабах всегда и говорить, и думать
приятно. И вдруг ловлю себя на мысли, что напеваю достаточно грустный
романс «Динь-динь-динь, динь-динь-динь, колокольчик звенит…»
Стоп! Колокольчик звенит! Звенит колокольчик! Со всей пьяной прыти
подсекаю спиннинговое удилище, в донку переквалифицированное, и вижу как
над моей головой, по кругу, радиусом много-много метров, где-то в
поднебесье пролетает рыба. Помахав плавниками чайкам и дроздам, она
пошла на снижение у меня за спиной. За вышеуказанными кустами было
небольшое болотце, на противоположенном берегу которого находились
заросли ивы. Вот в эти-то ивы грузило и, что там ещё после полёта
осталось, и угодило. Крючков было много и все они (или большая часть)
зацепились за ветки. А мне хорошо так, спокойно и лениво. «Ладно – думаю
– леска крепкая, так попробую выдрать». И не сходя с места, начинаю
оборот за оборотом леску на катушку наматывать. Вот она идёт всё
сложнее, а ветви уже и не шебаршат, а всё изгибаются и уже пытаются
удилище у меня вытянуть. Ну, я всем телом за удилище как дёрнул. Крючки
освободились, дерево разогнулось, а я благополучно хлопнулся в
прибрежную грязь. И, что странно, в унисон с моим криком «Мать!»
раздался такой же крик из кустов, только громче и протяжней.
Приподымаюсь, смотрю около кустов, друг мой с невидимым противником
дерётся. Отмахивается руками и ногами, а глаза большие – большие и
бешеные – бешеные. Я встал, подошёл. Он успокоился, а дыхание у него
сбитое, весь возбуждён, руки-ноги в леске, а на боку, вцепившись парой
крючков в футболку, висит карпик, сантиметров 30-35 в длину.
Я так долго соображал, когда рыбка клюнула, что карп успел крючок с
манкой как говорится «до жопы» проглотить и не сорвался, а когда я леску
сдёрнул груз с карпом полетели почти по прямой, на которой оказался
возвращающийся приятель.
А теперь его впечатления: Иду, тишина, красота! Вдруг, кто-то через
деревья ломится, пулей от туда выскакивает, налетает на меня и когтями
вцепляется! Хорошо что хоть «от туда» шёл, а не «туда», совсем
оконфузиться мог бы!

Серега, по прозвищу Веник, кроме своей хозяйственности (см. старую
историю от 28 июня 2005г), отличался также склонностью воспринимать
жизнь сложнее, чем она есть. К примеру, в свои неполные тридцать был
сильно озабочен правильным питанием. И строго следовал какой-то весьма
сложной системе что-то вроде раздельного питания. Чем постоянно
провоцировал соседей по рабочему месту на разнообразные реакции, начиная
от беззлобных подначек и заканчивая едва ли не дракой.

А потому что еще он был заядлым спорщиком. Причем, как и множество
советских граждан, культурой дискуссии не владел совершено. Победить
старался не силой аргументов, а криком, перебиванием и переходом на
личности. Не брезговал, бывало, и прямыми оскорблениями. Обнаружив при
первом же обсуждении какой-то совершенно безобидной темы такую
персональную особенность, я сделал для себя выводы и больше в дискуссии
не вступал, обходясь высказыванием своего мнения и игнорируя попытки
втягивания в разговор. Но мне проще – по работе я с ним не
контактировал, да и рабочее место мое было хоть и близко, но чуть в
стороне. А вот коллегам по рабочей группе приходилось туго.

Ну в самом деле, как проистекал рабочий день советского инженера,
просиживающего штаны в «ящике»? Пришел, покурил, попил чайку, поговорил
про футбол-хоккей, поработал (или поделал вид), пообедал. Отдохнул,
попил чайку, покурил, поговорил, поработал, свободен. Обед – середина
дня, его сердцевина. До обеда работник ждет обеда, после него – конца
рабочего дня.

А тут Веник со своими баночками и алюминиевой ложкой. Два приема
правильной пищи. Первый – за час до того как все пойдут обедать, то есть
когда голод достигает апогея, завтракали-то большинство сигаретой по
дороге к автобусу. А второй прием – через два часа как все отобедали в
столовой, и еда вызывает легкое отвращение. Клац-клац по стеклу.
Чав-чав. Само собой, раздражались коллеги и выражали недовольство вслух.
А Венику только того и надо – слово за слово, готов очередной
ожесточенный спор на тему «сахар – сладкая смерть, соль – белая смерть,
гречка – мелкая смерть, мясо – вредно, мясо с картошкой – просто яд». И
весь коллектив слушает, кто с интересом, кто с раздражением, а кто и
участие принимает.

Но вот пришли тяжелые времена, и с едой в стране стало совсем плохо. Все
на себе почувствовали. По прошествии двух десятилетий в такое уже не
верится, да и не все помнится. Нынешней молодежи и вовсе не объяснишь
что такое дефицит продуктов питания. А тогда это была острая проблема, и
чем дальше – тем острее. Веник, который ранее мог себе позволить и
орехи, и мед, и другие носители белка и калорий, перешел на голую
капусту и морковь. И что странно – начал заметно полнеть.
Коллеги не преминули отметить данный факт и начали приставать с ехидными
вопросами. Веник поначалу вяло отбрехивался, но потом взял инициативу в
свои руки:
– Я и мой организм – разные сущности, – изрек Веник мудрость и победно
замолчал.

Что на это возразить, коллеги не нашлись. Охренев от откровения,
негласно признали тактическое поражение и начали готовить обходной
маневр. Прежде всего, была нужна информация, и получить ее можно было
только от Веника. Пара наводящих вопросов, и увлекшийся Веник вывалил на
них целый ворох бесценных сведений. Каких он шарлатанов начитался, я не
знаю. Да и пояснения его точностью формулировок и согласованностью
построений не отличались, зато отличались многословием. Вкратце,
сводились они к тому, что физическое тело, «организм», который
материалисты принимают за человека, есть не сам человек, а всего лишь
его проявление в вульгарном физическом мире. А человек представляет
собой гораздо более сложную систему, состоящую еще из множества
астральных тел, каждое со своим названием, назначением и проявлениями.
Забыв про причину спора, коллеги с азартом принялись выяснять
подробности. Целую неделю они занимались подсчетом и классификацией
тонких материй, используя Веника как справочник. Веник путался, злился и
орал. Коллеги в долгу не оставались.

И когда этот дурдом достиг совершенно невменяемого накала, начальник
сектора Дима вмешался:
– Слышь, Веник! Как я помню, ты хотел объяснить, с чего толстеешь, а
развел бодягу на неделю. Может ты, наконец, объяснишь, что имел в виду?
– Так то и имел, что не надо путать божий дар с яичницей. Я – это не мой
организм.
– В смысле?
– Да в том смысле, что это он толстеет, а не я!
– Ага-ага, ну да, как же иначе? Конечно он! Только все равно неясно от
чего. Жрешь-то ты... извини, жрет-то он капусту да морковь.
– Если бы! – тяжко вздохнул Веник. – Раньше ему хватало правильной еды,
которой я его кормил. А теперь не хватает, потому как рацион изменился.
Поэтому ночью, когда я сплю, он встает, идет к холодильнику и жрет
всякую гадость. Колбасу, сыр, сырые сосиски, яйца, молоко с хлебом. Вот
и разжирел, зараза!

МАТРОСКИН

Работал я как-то пионервожатым в лагере. И вот случилось ЧП: повариха
повесила сушить тельняшку сына, а через час ее стащили. По всем отрядам
была дана разнарядка: проверить своих пионеров и найти пропажу.
А в моем отряде был тихий мальчик, неприметный, все Новикова-Прибоя
почитывал. И смотрю я на этого пацана, а он в жару рубашку на все
пуговицы застегнул. "Эге,- думаю,- что-то тут не так!"
- Зайди-ка, дружочек, ко мне вожатскую.
Он нехотя подчинился.
- Ты бы воротничок бы расстегнул,- говорю,- жарко ведь.
И - конечно, под рубашкой оказалась тельняшка. Я ее тронул, а она
влажная еще.
- Разве ты не знаешь, что воровать нехорошо?
- А я только поносить взял - ответил воришка.- Я бы ее на место вернул.
- Тогда какой смысл?
- Я хотел хоть немножко побыть матросом! - мечтательно сказал он.
- Вот что, Матроскин, снимай-ка ты тельняшку и повесь обратно. И
постарайся, чтоб никто не заметил.
... Спустя несколько дней у шофера, который на грузовике нам еду
привозил, пропали ключи. Он, бедолага, пошел в столовую, а ключи оставил
в машине. Вернулся - ключей нет. Во всех отрядах выстроили детей и
слезно попросили вернуть похищенное, поскольку без машины "мы тут помрем
с голоду". Пообещали не отслеживать воришку и не наказывать.
И, действительно, кто-то воткнул ключи в машину. Наверное, шофером хотел
стать.

Коля, так назовем моего родственника, купил джип. Даже не так:
!!!ДЖЫПП!!! Радости – выше крыши. Как тут не поехать на родину, не
покрасоваться. От отпуска оставалось пара недель, до казахстанского
городка Зыряновск, где прошло детство, всего 800 км… Дёрнул! Пока ехал,
родные российские гаишники маленько ему радость подпортили:
останавливали раз пять посмотреть редкую модель и пару раз штрафанули за
превышение скорости. Зато в Зыряновске – ни разу не тормознули. Коля
высказал свое удивление брату, а тот рассказал истинную причину
необычайной нынешней лояльности гайцов к джипам.
- Стою я недавно утром на остановке, жду служебный автобус. Большая
толпа, все в сторону фабрики, т. к. из больших предприятий в городе она
одна ещё живая. Напротив остановки дежурят гаишники, каждого первого на
москвиче (да, да, Москвич-412 – самое популярное транспортное средство в
тех краях) тормозят на предмет алкоголя и превышения скорости. Штрафуют,
собаки нещадно, и даже права отнимают, к слову, у меня недавно отняли.
Без суда и моих объяснений...
Так вот, возвращаясь в то злополучное для гайцов утро... Вдруг мимо них
со страшной скоростью пролетел тонированный джип. Один из гаишников
успел вылететь на дорогу перед джипом и отчаянно замахал палкой. Тот
вильнул, объехав гайца, залетел метров сто в горочку, остановился и
задом неторопливо подъехал к оторопевшему гаишнику. Не доехав метров
десять, опустил окно, оттуда высунулась лунообразное (оцените, как я
политкорректно выразил тот факт, что у него пачка была чуть не шире
окна) лицо нового казаха. Критически осмотрев гайцов, к слову, они тоже
совсем даже и не русские, на чистом русском языке
- Ещё раз махнешь палкой, засуну тебе… (ну, не буду повторять, вы,
читатели, сами знаете, куда положено это засовывать).
Поднял стекло и дальше полетел. Гаишники злобно посмотрели на бурно
обрадовавшихся свидетелей их фиаско, забыли про остановленного до этого
москвиченка и тихо испарились в противоположном от джипа направлении...

одна фраза, долетевшая из-за закрытой двери:
- Женя, дай за меня....

VODKA - русское слово!

По роду работы часто приходиться общаться в иностранцами, а в
особенности с Американцами. И те из них что в первые попадают на
просторы некогда враждебной и загадочной для них страны, ведут себя как
дети которым дали давно заветную игрушку и о которой они долго мечтали.

Как только рабочие будни подходят к концу (с 9 до 17), америкозы сразу
же вооружившись картой, камерой, списком достопримечательностей,
наменяными деревяшками и каким-нибудь местным более менее говорящим по
ихнему, с блеском первооткрывателя в глазах бегут по проспектам, метро и
площадям глядя во все глаза и фоткая все что попадается по пути. И везде
им надо поспеть, и все надо посмотреть, и во всех местах
сфотографиртоватся, и все им нужно попробовать: матрешки, майки типа
"Moscow 2009", русские девушки на которых те оборачиваются по-долгу
провожая взглядом стоят, ну и конечно же пресловутая водка, которую надо
обязательно пить даже если ты не хочешь. И пить ее надо обязательно из
граненных стаканчиков и обязательно закусывать ни как не меньше чем
соленым огурцом. А вечером рестораны с русской кухней, Большой театр ну
и совсем под конец ночной клуб и общество молодых барышень. Кстати ни
один из американцев, каким бы он не был добропорядочным семьянином, не
пренебрегал последним пунктом развлечения. Некоторые просто это делали
скрытно. Употребление водки как национально русского напитка является
необходимой частью пребывания в России и происходит в течении всего
времени. И американские гости это хорошо знают.

Вот так проходил типичный день янки в Москве. И такой распорядок дня как
правило расписывается на весь срок визита. И потом к концу недели, когда
уже все посмотрели и везде побывали, после ежедневного употребления
беленькой, американцы думая, что вот теперь они точно все поняли про
Россию и прочувсвтвовали ее до конца, начинают вести себя как они думают
по-русски. А выражается это в том, что подходит такой Michael к русскому
коллеге, назовем его Сергей, с выражением русской задумчивости на лице и
говорит ему:

"Sergey, let’s drink vodka. It is on me today." ("Сергей пойдем пить
водку. Сегодня я угощаю") Но говоря это американцы по своему
произношению произносят не вОдка а вАдка. (кто общался с американцами
знает).

На что Сергей невозмутимо заявляет - (перевод с английского):

”Водка - это русское слово, и поэтому произносить его надо по-русски: не
вАдка, а вОдка. А vadka по-русски звучит как значит "ватка", то есть
по-вашему tampon. Так что определись что ты хочешь пить - водку или
тампон.”

В мгновение лицо янки сделалось из задумчиво русского глупо
американским.