Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Если честно, то бродя бескрайними просторами Интернета, эта байка Льва Дурова мне понравилась особенно. Не мог не поделиться ею с вами.
ПРОФЕССОР
Однажды случилось так, что мне пришлось заночевать в одной деревеньке под Рузой. Уезжая, режиссёр попросил председателя колхоза устроить меня в какой-нибудь «чистой» избе, — чтоб, стало быть, без клопов и тараканов.
—Есть такая! — сказал председатель. - Я вас отведу к профессору. Кстати, ему приятно будет поговорить с настоящим москвичом. А то он говорит, что мы, серые, его не понимаем. Он у нас эрудит.
Мне показалось неудобным стеснять какого-то профессора.
—Да какой он профессор! — засмеялся председатель. — Это его наши деревенские так прозвали. А на самом-то деле он бывший секретарь сельсовета.
Через полчаса я уже был в чистенькой небольшой избе с горницей и спаленкой. Хозяин, похожий на киношного деда Щукаря, очень даже обрадовался, когда узнал, что у него будет ночевать настоящий московский артист.
—Вот подарочек-то! Вот как хорошо! А то ведь в этой Амазонии и поговорить-то не с кем.
—Я вас не стесню? Как вы себя чувствуете? — спросил я, потому что хозяин слегка поморщился и почесал поясницу вилкой.
—Я себя чувствую, но плохо, — и он показал мне в улыбке оставшиеся зубы. — В метафоре я представляю собой мешок с болезнями. Я не старый на вид, но трухлявый на здоровье. Был бы я полноценным мужчиной, как было бы хорошо и мне и окружающим. А так я ушел в свои болезни целиком, Даже перестал платить страховку.
—Вы один живете?
- Как перст. Кому я нужен? У нас ведь всегда невостребованность в умах. Хотите, изложу вам свое реноме по этому поводу? Так вот, лет десять назад, а может, двадцать, У меня перестал работать сексуальный аппарат, и с тех пор он у меня в летаргическом состоянии. Да что ж это я! — спохватился вдруг хозяин. — Я ведь чай собирался пить. Вот вкупе и попьем.
Он засунул вилку за пояс, быстро накрыл стол, и мы стали чаевничать. А он все говорил, говорил и говорил, не переставая:
— Я думал, что страдаю половой слабостью по месту жительства. Ан нет! На периферии у меня тоже ни с кем не получалось анатомической близости. А до того мне врачи дали диагноз, что я не могу иметь детей. Мой знакомый кожевенный врач сказал, что это потому, что я носил безразмерные трусы. Жене мое бесплодие не понравилось, потому как ей уже начали сниться дети. Я хотел достать искусственные зародыши хорошего качества и проросшие. Да разве найдешь их в наших аптеках! И со стороны жены на меня начались разные гонения.
Она стала оскорблять меня алкогольными прилагательными полового значения. А ведь раньше и слов-то нецензурных не знала. Это, говорила, оттого, что ее мучают адские боли в области человека и личности. А я думаю, что это от отсутствия у нее правильного полового воспитания. Я посоветовал ей ставить прививки от полового сношения или обратиться к врачу по головному мозгу. Тогда она брякнулась, и ее стало бить. А когда пробило, она встала и заявила, что если я не перестану чесаться и храпеть, то она уйдет из родного очага. Ей нужно было найти причину, а следствие она уже придумала. У меня действительно привычка чесаться, причем не рукой, а вилкой. Но я ж никому не мешаю! А чтоб не храпеть, я обращался к врачу нос-глаза, пробовал спать в противогазе — ничего не помогло. И она ушла.
Этот ее поступок осветил красной нитью весь лейтмотив ее жизни. Хочу вот найти какую-нибудь старушку, попутчицу по жизни, но никто не реагирует на мой зов, который я периодически испускаю во все концы. Долготерпение отчаяния — вот оригинальный портрет мой жизни! Хорошо еще, что я не дал нервному потрясению полную свободу действий. А бывшая моя похудела, осунулась и вся ушла в плечи. Совсем потеряла свои очертания. А ведь когда-то Лаперузой ходила и была не только носителем красоты и кокетства. Правда, я ей мою любовь никогда наружно не показывал... Да разве мало было в жизни элементов сожаления! И не надо теперь доказывать ху есть ху. Поздно! Конечно, дети — это клевреты в оранжерее нашего общества, которое должно их любить и ухаживать. Но что поделаешь, если мы всегда испытываем неуверенность в отсутствии ясности! Это беда всего русского характера...
Я почувствовал, что медленно сдвигаюсь по фазе. Перед глазами поплыли проросшие зародыши с головами деда Щукаря, старушки, потерявшие свои очертания, кожевенные врачи с гвоздодерами в руках, и я чуть не упал с табуретки. «Еще слово, — подумал, — и я его стукну чем-то тяжёлым», но хозяин вдруг замолчал. Наверное, я сменился в лице, потому что он нагнулся ко мне и шёпотом спросил:
—Как вы себя чувствуете?
- Я себя чувствую, но плохо, — сказал я, подхватил свою сумку и бросился вон.
Ночевал я в прошлогоднем стогу. Профессора больше не видел...
Купила я тут оттеночный шампунь. Покрасила прядки и оставила в ванной. Ночью пришел пьяный отец. Поел, в душ и спать. Утром мало того что с похмела, так еще и проспал. Короче, чуть ли не в одних семейниках убежал. После работы пришел злой как собака и с РОЗОВЫМ ХАЕРОМ. Сказал, что обращения "Михалыч" и "Дулин" были самыми приличными. А потом говорит, что подарок мне принес и достает машинку для бритья. Думаю, конец мне, вот оно, возмездие!!! К счастью, попросил лишь помочь ему всю эту гомосятину сбрить. Ну я и решила для прикола ему сначала ирокез выбрить. Тут папец просек тему, включил "Секс Пистолс" и давай колбаситься. Надо же было бабушке именно в этот момент в гости наведаться.
Узрев картину, она схватила поводок нашей собаки и со словами "Балбес, ты опять за старое!" начала стегать отца!!! Судя по бабушкиной реакции, буйная молодость у бати была.
Переселился в деревню, а дров — нету. Спрашиваю — купить, но никто не продает: самим, дескать, надобны. У некоторых запасено столько, что и до скончания времен не спалить, топи хоть круглые сутки. Стоят вдоль огородов нескончаемые поленницы: иные и почернели, и гниют, но: "самим пригодятся". И ничего уж тут не поделаешь — это по-крестьянски… Между тем подошел ноябрь, стало холодно. Тут, по счастью, нашелся жертвователь — облагодетельствовал целой телегой дров. Правда, дрова эти были рассыпаны по двору пилорамы: у мужиков что-то не задалось с вывозом — перевернули и телегу, и трактор. Впоследствии разная тяжелая техника закатала поленья в грязь, а грязь замерзла от наступившего похолодания. И вот обухом колуна навыколачиваю дровишек, привяжу к багажнику велосипеда и — домой. Пока одни горят, другие сушатся в устье печки: завтра — им гореть, а сушиться будет следующая вязанка. Конечно, и грязи от этих дров было несметно, и пар по избе плавал, точно облако, но тепла хватало вполне. Все бы ладно, да началась зима и дрова мои засыпало снегом, отчего они превратились в полезное ископаемое. Как-то разгребаю сугробы в поисках спасительной древесины — подъезжает автомобиль. Выходят из него люди в черных пальто и начинают махать руками в разные стороны — ведут, стало быть, начальственный разговор. Потом приблизились посмотреть на непонятное им занятие. А я как раз три чурочки раздобыл, четвертую выколачиваю. Глянули они и рассмеялись: — Лес продаем тысячами кубов, а священник дровами не обеспечен. — Вот, — говорю, — и выпало вам счастье принести достойный плод покаяния. — А мы — безбожники, — и снова смеются. — Безбожники, но — православные, христианские? — спрашиваю. — А какие еще бывают? — Ну, наверное, иудейские, мусульманские… — Нет уж, отец, нам этого не надо: мы — свои… Через несколько дней прислали они грузовик: еловые пни, оставшиеся после разделки стволов. Эти дрова тоже были сырыми, горели плохо, дымили, да еще и стреляли из печки мелкими угольками, но благодаря им я дотянул до того времени, когда началась очередная заготовка топлива. Двое механизаторов взяли меня в компаньоны, и на колесном тракторе мы отправились далеко за реку. Весь день валили деревья, обрубали сучки, назавтра — опять туда же. Вечером возвращаемся, сосед говорит, что за мною приезжали — отпевать, но так и уехали восвояси. Причем старик, хоронивший брата, сильно бранился: негоже, мол, батюшке бродить на лесоповал — он должен сидеть дома, дежурить, как врач "скорой помощи". Старик, конечно, был прав. Утром я помчался вослед за ним и успел. А потом он рассказал мне, как была устроена приходская жизнь в прежние времена. Мир определил нарезать церкви тридцать шесть гектаров земли: восемнадцать — священнику, двенадцать — диакону и шесть — псаломщику. По одному гектару от каждого можно отнять: на этой площади были храм, погост, школа. А остальная земля кормила клириков: сами прихожане арендовали и обрабатывали ее, расплачиваясь натуральным продуктом. Причем священнику строго-настрого воспрещалось работать: лишь в самом начале сенокоса дозволяли ему пройти рядок по луговине и отправляли домой. Дровами его снабжали в любых количествах и, само собою, бесплатно. — У батюшки жизнь — сплошное дежурство, — поучал старик. — Работу за него сделает мир, но уж если что духовное понадобится: исповедь, соборование, крещение, венчание, отпевание, — батюшка должен быть на месте и в полной готовности… А потом: руки… Гляньте-ка на свои руки… То-то и оно — обыкновенные: в порезах, мозолях, чернота въелась… И у меня такие же. Но я никого не благословляю, к моим рукам никто не прикладывается… А священнику приходится еще и новорожденных в купель окунать, и венцы цеплять на молодоженов — куда ж с такими страшными лапами?.. И снова старик был прав. Впредь я уже на заготовки не отлучался: выписывал в лесничестве необходимые пятнадцать кубических метров, и лес приволакивали мне прямо к дому. Оставалось распилить два десятка хлыстов, переколоть и уложить в поленницы. А еще — завел в храме наждак, которым и доводил руки до приличного вида. Так и учился уму-разуму помаленьку.
Фашистский рейд в составе линкора и трех эсминцев во время патрулирования пути лендлиза наткнулся на одинокий советский лесовоз "Ижора". Командир линкора презрительно заявил, что тратить целый залп своих орудий не намерен, поэтому поручил это дело своим сопровождающим, отметив, что "десяти снарядов этому корыту должно хватить."
Немцы произвели десять выстрелов. Двадцать. Тридцать. Затем еще и еще, но вдребезги разбитая "Ижора" решительно не хотела тонуть. В конце концов, разорились даже на две торпеды. Упрямое судно оставалось на плаву.
Затраченных снарядов уже хватило бы на пару-тройку залпов орудий линкора, когда командующий понял: бесподобная живучесть корабля вызвана наличием на ней нетонущего груза - лесовоз, все-таки. Оконфузились, ничего не скажешь.
Помните, люди, эту "Ижору"! В. Пикуль. "Реквием по каравану PQ-17"
Знакомый рассказал историю про своего хомяка. Потерялся этот маленький пушистый комок, 3 дня найти не могут по квартире. Ну, забили на поиски, сам появится. На 4й день с утра заходят на кухню, а на двери холодильника внизу висит их хомяк в раскорячку, лапками по двери скребется. Оказывается это маленькое чучело полные щеки магнитиков набрало и прилипло :)