Я вообще никого не трогал в этом клубе. Косяком пошёл хауз, которого не понимаю. Приканчивал бутылку пива, задумавшись о своём. Она явилась предо мною в небесно-синем сари с белыми лепестками. Ну или как это там называется, если вокруг голой девушки обмотать небольшой цельный кусок ткани. Задорно на меня улыбнулась и на расстоянии метра сбацала танец, за который в столичном клубе ей в трусы несколько сот баксов бы насовали. Если бы они у неё были.
Мне он запомнился как танец живота, наверно потому, что живот находился прямо напротив моего носа. Но она ещё и крутилась. Сзади сари доставало почти до пола, только ткань была такая тонкая, что попа просто кричала. А вот спереди был полный знак пи. Вроде худенькая, а от бедра вылетали буйные голые ноги в стиле латинос. Сари она поспешно перехватывала, фиксируя руками в самых неожиданных местах наподобие мини-юбки.
Кто решит, что это была банальная проститутка, знайте: мир разнообразнее, чем вам кажется. Это был случай, из-за которых существуют учебные курсы "восстановление имиджа деловой женщины после корпоративной вечеринки". Но мелкий практический расчёт, как и у всякой нормальной девушки, у неё всё-таки был. Она боялась, что три хачика, вертевшиеся вокруг, изнасилуют её прямо в кустах возле клуба. Я был по крайней мере один, вид имел злобный, но разумный - ясно было, что у меня в штанах травматик. Ну или что я чемпион мира по чему-то очень-очень болезненному, раз в таком месте в одиночку появился. Потому что это была владивостокская Баржа. Она качается на волнах в таком месте, где ночью силы зла царствуют безраздельно.
Сейчас-то там притихло - менты бродят, чтобы установленные к саммиту фонари не перебили. А тогда, два года назад, ментов почти не наблюдалось. ТОчнее, они наблюдались слишком отчётливо - все скопом прятались в голубом автобусе с серьёзными белыми буковами на борту: "Полк ППС". Где он стоит, было хорошо видно издали, чтобы ничто не мешало совершать свои злодеяния во всех остальных кустах.
Удивительно, что даже такой экстремальный народ, как разгорячённые спиртным парни в окружении симпатичных девушек, умел обойтись без родной милиции. Конфликты в основном разрешались разговорами о смысле жизни между десятком русских парней и двумя десятками восточных. Только однажды при мне кому-то прострелили ногу.
Но три озадаченных хачика против вдребезги пьяной девушки - это было чревато. Когда она ко мне подсела и сладко обняла, я вызвался проводить её до такси. Девушка была обманчиво спокойна, но внутри её кипела жизнь. Увидела на пляже ржавую металлическую конструкцию, наверно спасательную вышку, вырвалась из моих объятий и со счастливым смехом на неё полезла. Вид снизу был зашибись. Я вздохнул и полез за ней. А она совершила ловкий гимнастический маневр и оказалась на железной крыше.
Мы сидели на этой крыше, болтая босыми ногами, над нами чернело звёздное августовское небо, а далеко внизу шумел тихий прибой. Она очнулась, перестала тыкать мне носом в шею и начала декламировать Мандельштама. Потом себя. Я уж не стану компроментировать её хорошей строчкой, которую помню - наверняка она где-то публиковалась. Потом начала читать другого владивостокского поэта. На его строке "В этом городе у моря целый мир со мной в раздоре" я отвлёкся. Потому что она попала мне прямо в сердце. Я глянул на неё, и в голове моей прогремело "Поэты ходят пятками по лезвию ножа, и режут в кровь свои босые души". Она успела сказать, что её любимый бросил. А я тогда отвлёкся зря - она сделала порывистое движение и ёб#улась с крыши.
Я шёл по песку с прекрасным телом в растерзанном сари, а вдали ко мне неторопливо катил голубой автобус. Полк ППС мне был не нужен, уходил кустами - рядом была травма на Уткинской. Молодой хирург меня узнал и заулыбался: "Что-то вы к нам зачастили!" С большим интересом осмотрел тело, ощупал на предмет переломов, тщетно попытался растолкать и наконец констатировал, что оно просто в дюпель. И что здесь не больница - забирай что принёс и вези куда хочешь.
Только вот адреса у меня не было. "Лучше уж я, чем какой-нибудь другой мерзавец!" - мелькнуло в голове. Отмыл кое-как от песка, уложил в постель. Утром проснулся от улыбающейся курносой физиономии и возгласа "Здравствуй, любимый!"