Всё, Глава последняя
Развязка - Кто есть кто и почему
С сожалением я взглянул на запертый дедовский сарай. Если бы дед был на месте, сейчас бы все и кончилось. Ну отодрал бы он меня прутом, но зато легче бы стало, после наказания всегда следует прощение.
За петуха простить мог только дед, все остальные не в счет, но его, как назло не было на месте.
Просто так сидеть и ждать я не мог, мне срочно требовалось найти выход своему напряжению.
«Хорошо бы Удава поколотить, да нельзя, хрен с ним.»
Я бесцельно брел по кромке пляжа, миновав купающихся пляжников, мостки, лодки, палатку туристов, значительно уйдя вверх против течения реки.
Оглянувшись, я убедился, что за мной никого нет, и тут мне пришла в голову замечательная мысль,
- А почему бы не переплыть сегодня реку?
То, что я смогу это сделать, я нисколько не сомневался, как и в том, что это будет трудно. Но именно это мне тогда и требовалось, я вроде как сам себя наказывал, ставя себе выполнимую, но трудную задачу.
А то, что никто не видит, так это к лучшему, никто орать и пальцем тыкать не будет. А если использовать течение реки, то оно меня как раз и вынесет на тот пляжик, мне останется только спокойно грести поперек течения.
Примерно вот так размышляя, я разделся, сложил одежду на берегу и в плавках пошел в воду. Очень быстро и легко я достиг середины реки, где течение было гораздо быстрее, чем у берега. И вот тут то откуда то появился холодный и липкий страх, до обоих берегов было одинаково далеко, подо мной хрен знает какая глубина и сильное течение, из которого не выбраться. «Доигрался, придурок!», - мелькнула мыслишка, - «Сегодня тебя будут вылавливать под мостом, Удаву на потеху».
- Эй, ты чего остановился? – сзади меня раздался спокойный мужской голос.
Я обернулся и увидел безволосую бритую голову молодого туриста. Он плыл чуть отстав от меня и теперь быстро нагонял. Страх отступил, я улыбнулся лысому, как лучшему другу.
- Давай, давай, поплыли дальше! – он поравнялся со мной, - Устал? Тогда просто повиси в воде, а вообще не дергай руками, греби спокойнее, дыши ровно, давай за мной, - и он не торопясь поплыл вперед. Я устремился за ним.
Вскоре мы выбрались из стремнины в спокойную воду и довольно быстро доплыли до берега, почти точно попав на пляжик. Отдыхая на берегу, турист потряхивал руками, качал в стороны безволосой головой и, как мне казалось, не обращал на меня никакого внимания. А мне наоборот, требовалось пообщаться, я наконец переплыл эту реку, достиг цель, но радости почему то не было. И то, что Лысый молчал, это тоже добавляло горечи, может он знает про петуха? И вообще, откуда он здесь? Следил что ли? Зачем?
- А я петуха убил, - зачем –то ляпнул я
- Ты? – Лысый с интересом взглянул на меня, - Зачем?
- Не знаю, так получилось. Он бросился, а я его доской, - бесцветно сообщил я, вовсе не хвастаясь, скорее пытаясь оправдаться.
- И что? Решил сюда убежать? – Лысый спрашивал ровно и спокойно, не осуждая, он упер руки в пояс и подставлял свое мускулистое тело под солнце.
- Нет. Я не убегал. Просто решил переплыть реку. Давно хотел.
- Ааа, помню, - он не улыбался, - а зачем?
- Дед обещал лодку дать, если переплыву, - вздохнул я, - вот и переплыл.
- Поздравляю, - также ровно произнес Лысый, - теперь даст.
- Да не нужна она мне теперь!
- Боишься деда? Думаешь за петуха достанется?
- Не боюсь, пусть достанется, - ответил я и подошел к воде, намереваясь отправиться обратно, - петуха мне самому жалко.
- Ну, значит ты сильный, - абсолютно серьезно произнес Лысый, - раз знаешь, что виновен и готов принять наказание, не прячась. Давай, поплыли обратно, дыши ровно, не спеши, я сзади, на середине не дергайся, - мы вошли в воду и поплыли, - на пляж не целься, смотри ниже по течению, выйдем где-то там.
Мы без проблем переплыли реку обратно, выйдя на берег примерно там, где несколько дней назад мы оказались с парнями. Мы шли по той же тропинке к пляжу.
- А Вы специально за мной поплыли? – поинтересовался я, чувствуя себя будто под конвоем, - Думали убегу?
- Нет, просто смотрю плывешь, дай, думаю сплаваю с тобой, так за компанию.
- Я Вас помню, вы тогда в резинке с Бородатым еще были.
- Угу, верно.
- Я тогда сам выплыл.
- Знаю.
- А чего тот с бородой тогда меня шибздиком назвал?
- Не обижайся, я скажу ему. Ты не шибздик, ты молодец. Хочешь, к деду вместе зайдем?
- Не надо, я сам, - вздохнул я, - только за одеждой сбегаю, она там осталась, - я махнул рукой вперед.
- Ну, сам так сам, смотри. И ничего не бойся, ты сильный.
Мы вышли на наш пляж и махнув друг другу, разошлись в разные стороны – Лысый пошел к своей палатке, а я, увидев открытую дверь сарая, решил предстать перед дедом. Лучше уж сразу, чем оттягивать. И пусть он не думает, что я прячусь.
Я заглянул в сарай и увидел деда за работой, сквозь очки он внимательно рассматривал какой то чертеж на листке бумаги, прикрепленном над верстаком. В руках он держал штангель, зажав зубами карандаш. На верстаке жужжал небольшой самодельный токарный станок, ярко освещенный двумя лампами.
- Деда, привет, - невесело окликнул я его, - я сейчас приду, только одежду принесу.
- Зайди сюда, - буркнул он мне.
Внутри неприятно похолодело, - «Ну, что ж сейчас, так сейчас. Может оно и к лучшему, сразу получить свое и дело с концом», - подумал я, перешагивая порог и закрывая за собой дверь. По спине бежали мурашки, и слегка дрожали колени, но в целом мне удавалось держаться молодцом, - «Ты сильный, ничего не бойся!», - повторял я про себя слова Лысого. Мне даже удалось представить его, стоящим за моей спиной, спокойного и сильного. Я нарисовал себе в воображении, что он здесь, стоит в углу и просто молча смотрит, как я буду держаться. «А с другой стороны и пусть мне сейчас влетит! Жалко Петьку, зачем я его так? Давай деда, я готов!» На непослушных ногах я подошел к верстаку, отыскивая глазами прут.
- Бери, - дед снял с гвоздя ключ от лодки и бросил его передо мной на верстак, - я обещания держу.
Он даже не смотрел в мою сторону, просто бросил ключ и все. Про петуха ни слова. «Ну, не может он не знать, если уж про реку знает, раз ключ дал, то про петуха тем более должен! А что же молчит?», - растерялся я. Первой мыслью было взять ключ и уйти, но ведь так нельзя. «Сказать ему «спасибо», это будет как издевка. Да, видно обиделся дед здорово. И поэтому молчит. Да на хрена мне эта лодка, если вот так?»
Молча я пошел в дальний угол сарая и, покопавшись там, отыскал и вытащил тот самый прут. Я принес его к верстаку и положил перед дедом, неподалеку от ключа. Увидев это, дед отложил штангель и выключил станок.
- Хм, вот видишь, сам выбросил, сам же и принес, - вздыхая усмехнулся он, беря прут в руки.
- Прости деда, прости, если можешь, - тихо сказал я, укладывая голову на сложенные на верстаке руки и зажмуриваясь. Плавки я не снял, если это так необходимо, дед сделает это сам. Я лишь сжался и приготовился к жгущим ударам.
- Мнда.., - вздохнул надо мной дед, - скажи мне, за что ты его убил? Он ведь только защищал свою территорию, своих кур.
- Не знаю, деда, - прошептал я, и это было искренне, мне было очень жаль Петьку.
- Он же птица глупая, пни его, он отлетит, а ты то вон какой большой, к тому же человек, уж явно умнее, - продолжал дед, не слыша меня, - Доской… Ты же из него котлету сделал. Так бить… Зачем? Откуда столько злобы?
- Не надо, деда, не надо, - разревелся я, вновь вспоминая разлетающийся пух и еще пытающегося убежать хромающего петуха, совершенно беззащитного, волочащего крыло, и себя самого, не дающего ему уйти, бьющего и бьющего его доской, - не надо! – я закрыл лицо руками.
- Что, жалеешь теперь? – добивал меня дед, - Себя жалеешь или его?
- Его!
- А чего его жалеть то, теперь уж нечего. Да… Давно хотели его прибрать, а выпало тебе. Надо же. Да ты то вставай, что задницу подставил, думаешь пороть буду? Нет, не буду, вставай давай.
- Деда, прости! – хлюпал я, выпрямившись.
- Да чего уж прощать, тут за тебя вон сколько защитников приходило. И денег предлагали на нового Петьку, и по душам говорить пытались, что дескать достал он всех и поделом ему, так что ты вроде, как герой. А кто ж героя прутом то? – проворал он, грустно усмехаясь, - Так что бери ключ, лодка теперь твоя, - вздохнул он, кладя прут на полку.
В это время дверь сарая открылась и к нам ворвалась бабка.
- Что тут происходит? - увидев меня с мокрыми глазами и деда, с прутом в руке, она подняла крик:
- Ты чего себе позволяешь?! – пошла она на него, - Подумаешь, внук петуха прибил, давно пора было! Не смей его трогать! Я сейчас людей позову! Вон отсюда! – я был вытолкнут из сарая, - Что это такое?! Изверг! – дверь сарая захлопнулась.
Оказавшись на солнце перед сараем, щурясь с темноты, я увидел Бородатого с Лысым, стоящих тут же, а также каких-то людей, пришедших с пляжа, и Удава с Серым. Все они стояли и пялились на меня, как на только что спасенного от лютой смерти.
- Да не трогал я его! - услышал я оправдания деда, - Да что ж вы все из меня зверя строите?
- Не трогал? А что ж мальчишка плачет?
- А вот его и спроси! Прощения просил, петуха жалеет, вот и плачет.
- Он не трогал меня! – бросился я назад спасать деда, - Ба! Он не трогал меня!
Обедать мы шли вместе. Пустой двор наполнился маленькими детьми с их мамами и бабушками с пляжа. Особенно много людей толпилось на месте убийства. Самого петуха там уже не было, но пух и перья кое-где еще валялись.
Я старался ни на кого не смотреть, краснея под чужими взглядами и одобрительными репликами, крепко сжимая теплую и шершавую ладонь деда. За обедом, проходившем в полном молчании, дед вроде отошел от обиды и под конец даже пошутил, что Петьке и мне так или иначе пришлось бы назначить дуэль, рано или поздно.
Почти весь остаток дня я не отходил от него, стараясь помочь хоть чем. Дед смотрел на мою суету у него под ногами с улыбкой, поручая какие то мелочи – то там подержать, то тряпку подать, то отвертку найти. Помогая ему, я изредка поглядывал на ключ, висящий на гвозде и прут на полке, раздумывая, что дед у меня все же замечательный, не то, что отец Удава.
- Деда, а кто тебе сказал, что я реку переплыл? – задал я ему давно свербевший вопрос.
- Хе-хе, тот же, кто и в прошлый раз, хе-хе – усмехнулся он, явно довольный своей осведомленностью.
- Удав, тьфу, Димка? – презрительно спросил я
- Нет, ты вообще не думай о нем плохо, он хороший парень, боец, - проворчал дед.
- Ну, неужели Серый?
- Смотри, иди сюда, - дед потянулся и достал лист бумаги с чертежиком над верстаком. Он перевернул его и тут я увидел свой рисунок, тот самый, на котором я был на том берегу и издевался над голым Удавом.
- Деда! Откуда он у тебя?
- Хе-хе, ты помнишь, где ты его оставил? – заулыбался дед, - Ну? Хе-хе.
- Помню, там, на столе, - растерялся я, - Так ты его забрал? Зачем?
- Ты так быстро спрятался тогда, что все на столе позабыл. Хе-хе
- Ну да, я испугался, что ты опять прутом… Вот и спрятался.
- Да уж знаю, - посмеивался дед, - я как вошел, смотрю, вроде нет никого. А потом глядь, а вот ты под столом то затих, как заяц. Я по столу стук, а ты только ниже прижимаешься, точно заяц, хе-хе. Ну уж не стал показывать, что раскусил тебя, ушел. А там внизу бабушку то спрашиваю, где мол ты то? А она, ой, да он гуляет где то, защищает тебя значит. Ну, думаю, дважды за одно не наказывают, вот и ушел, ребяткам подсказал, что б поискали тебя. А тетрадь взял, потому что в ней и мои рисунки есть, вон видишь? – дед показал мне чертеж на обороте листа.
- А как же ты меня увидел? Ты же не наклонялся даже, - удивленно спросил я
- Эх ты, конспиратор, а зеркало сзади стола, трюмо, что показывает? Вот в него то твою задницу и разглядывал. Знаешь, трудно было не заметить, я чуть со смеху не помер, когда увидал. И бабушка хороша, «Ой, да гуляет он!», конспираторы, тоже мне, хе-хе!
- Так ты все знал?!
- Ну не все конечно, но кое-что мне сказали.
- Кто?! Деда, кто?!
- Да вот, смотри, ты же сам всех нарисовал, - он показал мне мой же рисунок.
- Бородатый? – недоверчиво спросил я, - Турист! А ему то чего, какое дело?
- Ээээ, видишь ли, это для тебя он турист бородатый, а для меня Вадим, мой родной сын.
- Как?!
- А другой, молодой, мой родной внук Алик, это он сегодня за тобой поплыл. Они ко мне каждое лето приезжают, в палатке живут. Да ты рот то закрой, что удивился?
- А почему…
- Да потому, что места у нас мало, а им и так, в палатке хорошо, они сейчас своих дождутся и на большие озера, на весь отпуск. Я им лодки дам, хочешь, с ними пойдешь.
- А бабушка знает?
- Бабушка конечно знает, чего ж ей не знать.
Я молчал, придавленный неожиданно свалившейся догадкой. Так это оказывается, что я постоянно был под присмотром деда, каждый мой шаг был под его контролем. Эти двое обо всем ему докладывали. И про взятую без спроса лодку, и про попытку переплыть реку, и про драку, и даже про бабку, не говоря уже о сегодняшнем кошмаре. Теперь понятно. Наверно по моему лицу дед прочел мои мысли. Он прижал меня к себе:
- Да ты не подумай плохо то, между прочим, именно Алька запретил мне учить тебя прутом, ему спасибо скажи. Я то хотел сразу, а он «не вздумай» говорит, «нельзя так», да и Вадик его поддержал. Я то их в свое время ууух, как! Зато видишь, какие орлы выросли? Бойцы! В палатке живут, но со мной рядом. Вот ведь уважение, - дед говорил тихо, но с гордостью.
- Почему я не знал, почему мне не сказали?!
- Всему свое время, - усмехнулся дед, - так, не говорили тебе, мало ли как отнесешься.
- Деда, я тоже, когда вырасту, в палатке жить буду! – высказал я ему льстивую мысль.
- Эээ, там посмотрим, видно будет. А вот Димку не обижай. Хороший парень, я его отца малолетним помню, а с дедом мы еще учились вместе.
- Деда, знаешь, отец бьет его, я сам полосы видел.
- Да, бьет. А знаешь почему?
- Знаю, ему драться нельзя, он на учете.
- Верно, на учете. Зато настоящий боец! Хоть и попадает ему. А за что ему последний раз досталось не хочешь рассказать?
- Ну ты же знаешь наверно, - я опустил голову, - сказали наверно.
- Сказали то сказали, но ведь всего не знаю, только вот по рисунку понял, что ты тоже причастен, - дед показал на ярко нарисованный фингал у Удава, протягивая лист мне
- Что же, он сам не рассказал ничего? – шептал, я будто впервые разглядывая свое творение.
- Я ж говорю, он настоящий боец, не выдаст даже на скамье.
- Ты знаешь про скамью? Ты это видел?
- Конечно, а как же, - усмехнулся дед, - мы с его дедом, да отцом вместе его перевоспитываем.
- Что???!!! Ты помогаешь им его пороть???? – я вывернулся и попятился от деда к выходу из сарая, с ужасом представив себе его в виде палача.
- Вот видишь, даже это он тебе не рассказал. А досталось то ему из-за тебя, как я понимаю. И если бы ты тогда рассказал все, Димку может и не тронули бы. Эх ты… Струсил?
- Нееаа, - я даже представить не мог таких последствий, - я просто не подумал, ни к чему было, - я протянул деду обратно лист с рисунком.
- Оставь себе, - махнул он рукой, - там чертежик все равно неверный получился.
Я рассказал деду о том, что тогда случилось на тропинке к пляжу.
- Мндаа…Вот видишь, а мы тогда подумали, что это он на тебя первым драться полез. Вот и влетело ему. А ты на будущее то думай. Думать всегда полезно.
- Деда, неужели ты его… ему же больно, деда! А что же он сам ничего не сказал?
- Да говорил он, пытался, но только веры то ему нет, соврать запросто мог. Ну это уже не твое дело то, как, да за что, тут уж без тебя разберемся. А Димку более не обижай, понял? А то я тебя туда же приведу, обещаю, и бабушка не поможет.
- Понял. Не буду, деда.
- Да и про этот наш разговор не трепись никому. Теперь сам все знаешь, так и веди себя по людски, хватит дурить, большой уже. Бери пример с Алика.
- Понял. Не буду, деда, обещаю, - повторил я.
- Ну и все! Бери вон ключ, собирай своих парней и дуйте отсюда, что б до вечера вас не видел, пока флаг не подниму.
***
Послесловие:
С Удавом мы конечно помирились в этот же день. Ничего никому не рассказывая, я переменил к нему отношение, в дальнейшем не обижаясь на его продолжающиеся подколы и стеб.
Компашкой мы часто уходили на лодке порыбачить и просто повеселиться. Я все же начал покуривать, к досаде Родика и даже начал принимать участие в других мальчишечьих развлечениях и забавах, открывающих множество доселе незнакомых потрясающих впечатлений.
Нового Петуха нам принес и продал за маленькую бутылку водки сосед -у него был один лишний, про запас, выращенный и воспитанный курицей.
Этот Петька был ярко раскрашен, четко знал своих кур в нашем дворе, людей не трогал. Но при этом иногда бегал в родной курятник через дорогу, потоптать своих бывших и схлестнуться с его папой)
***
Тот рисунок вместе со всем содержимым папки, а также все школьные и армейские фотографии я сжег.
Кроме меня они никому неинтересны. И не нужно что бы их кто-то рассматривал. Это всё сохранится только в моей памяти, пока я жив.
Всё!
Вот, то-то оно и что! Сейчас много есть таких, восторженных идиотов – ах, раньше можно было пообедать за 30 копеек в столовой. Я свидетель. Да. Можно! Ьртпычт нештот! Обед в столовой музучилища Язепа Мединя в Риге стоил 32 копейки для студентов, и БЕСПЛАТНО по талонам, для комсомольских активистов и партактива. Да. Только, по талонам комсомольским перцам отгружалось совсем не то, что рядовым студентам за их кровные 32 копейки. Судите сами. Вот хроника…
В столовой очередь занимали с 5-30, за 1,5 часа до открытия, у дверей. И менялись – один на лекцию, другой его в очереди сменял. Потом, к обеду, все рассаживались – столиков было мало, садились вдоль стен на пол, ели руками – вилок и ложек было в три раза меньше, чем студентов. Запах… Это было самое ужасное. Вся пища воняла фекалиями, а все в столовой воняло хлоркой. Первые дни, новички ели только хлеб, потом, с голодухи – ели все, не взирая на вид и запах. Что было в меню, спросит сегодняшний умник? А не было меню. Были цены – первое – 10 копеек, второе – 14 копеек, третье – 6 копеек, компот – 2 копейки. Дешево? Ну как сказать… Моя стипендия была ровно на 20 обедов – 6 руб 40 коп. Что давали на обед? А вот тут самое интересное: 1. Суп. Это была тарелка горячей воды, с крахмалом, солью, парой ломтиков картошки и каким-то мусором. Серьезно. Встречались окурки, волосы, обрывки тряпок, песок – такое чувство, что сыпали в суп то, что с пола на совок уборщица подмела… 2. Второе. Всегда – каша. Неясного ботанического происхождения: какие-то зерна, клейстер, масса вроде клея ПВА, ни масла, ни соли, иногда обломок кости, отполированный добела – тогда это была «каша с мясом». Компот – стакан мутной водицы, сладковатый, и противный. Ах, был десерт – обычно - кусок хлеба, политый сладкой жижей, слизистой и дурнопахнущей.
Прошел я через эти обеды. А на втором курсе, меня записали в актив – как-никак комсомолец, по истории КПСС и политэкономии круглые пятерки, занят общественной работой… И тут все стало иначе. Совсем. Выдали талоны на бесплатное питание! А по талонам – суп с горохом (настоящий!!!), и сосиски с кашей! Настоящие сосиски! Да, обеды активистам в общем буфете не давали – мы ходили на третий этаж, в преподавательскую столовую. Там даже был кофе! Правда, это был напиток «кофейный народный» - там была сушеная морковь и процентов 5 кофе, но это уже было много, после пахнущего мочой компота и чая, с ароматом носков и веника.
Но это все было на втором курсе, а на первом пришлось обедать со всеми… Насмотрелся тогда я на эти обеды… Тошнило в столовой кого-то каждый день, и это было привычным делом - тогда продавщицы за стойкой звали Бабриса. Бабрис был кухработником, громадный, сутулый, левая рука на 10см длиннее правой, по русски он не говорил, только матерился. Он подходил к тому, кого тошнило и говорил по латышски «убери за собой». Если его не понимали, он брал виновного за шиворот, вытирал лужу им, и выкидывал за дверь.
Помню, как сейчас, сокурсник мой, Вася Кобылин, поев на обед супа, обнаружил на дне тарелки кусок тряпки, видимо половой. Его затошнило, но зная тяжелую руку Бабриса, он сглотнул и принялся за второе – комок теплой слизи с куском хлеба – это была «каша». Но организм бедного Кобылина решил по-иному – Василий сидел как раз напротив меня, в углу у стенки – я как сейчас помню, как он закатил глаза и оглушительно запердел… и тут же, продолжая пускать газы, обосрался, прямо на месте, сидя за своими тарелками. Глядя расширенными от ужаса глазами на приближающегося Бабриса, Василий вскочил и в облаке говняной вони, в полностью мокрых штанах, одарив всех вокруг фекальными брызгами в три прыжка достиг двери и вылетел прочь.