Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
Глава вторая
— Антон Георгиевич, вы давно один?
— С девяносто пятого. Фактически больше.
— Не позавидуешь…
— Где ты был…
— Диплом защищал.
— А-а, да… Тебе сколько лет?
— Тридцать шесть скоро.
— Молодой ещё… Как семья?
— Как у всех. Ругаемся, миримся, дочку воспитываем.
— Большая?
— Одиннадцать скоро.
— Как моей Полинке было… Поговорим о главном.
— Минуточку… диктофон…
— Тебя интересуют факты… факты моей биографии. Но ведь равно переврёшь, сделаешь по-своему.
— Не для протокола.
— Тогда зачем?
— Смотрю, как вы ходите, говорите, улыбаетесь, гневаетесь… Вас даже сыграть трудно, а придумать невозможно.
— Ишь ты, выдумщик выискался. Почему я?
— Архитектор знакомый подсказал.
— Не Хохлов случайно?
— Врать не буду.
— Вот чучело гороховое… Так писал бы с него! Это ж кладезь для сюжетов.
— Да-а, есть в нём что-то такое.
— Знаешь, как он чудил, когда в Инженерно-строительном учился!… Жил в общежитии. Однажды засиделись в гостях у знакомых девчонок и ночью попёрлись через полгорода. В общежитие не пускают — два часа ночи. Так они с приятелем на седьмой этаж по лоджиям забрались. Да ещё магнитофон с собой тащили!
— Это Олег рассказал?
— Его дружок. Говорил, что с Хохловым он больше никуда, ни ногой. Только в разведку… Эпопея в Австрии, куда уехал по частному приглашению с десятью долларами в кармане, а вернулся на машине и купил квартиру в центре города.
— Украл?!…
— Заработал! У него же руки золотые… Короче, надоело Олежке на хозяйских харчах бездельничать, поинтересовался, — нельзя ли подработать? Австрияк подсуетился, и Хохлов устроен был чернорабочим за сотню марок в день. Через два дня подошёл к бригадиру и сказал, что лепку делают неправильно. У того глаза на лоб, — покажи, мол, как надо. Олег показал. Тут же перевели в штат — триста марок в день. Потом ещё какую-то рацуху внёс, потом ещё. Сделали бригадиром — шестьсот марок в день. Дальше — больше… Прорабу надоело смотреть, как дышат в затылок, он перетёр, видимо, с руководством, и те сосватали Хохлова богатому итальянцу, строить виллу. Там он, конечно, тоже отличился… Жена уже потеряла его окончательно — с маленьким сыном на руках, без денег. И тут Фигаро! Картина маслом… Но про Италию почему-то рассказывает мало. Сдаётся мне, что хозяин виллы была не очень старая.
— Ну, Хохол попал! Я теперь с него с живого не слезу, — всё выложит.
— Имей в виду, — меня сдашь!… — я тебе памятник при жизни сделаю. Прям тёпленьким в него и закатаю. Понял?
— Легко! Уж мне соврать — как два байта отослать!
— Алексашкин!… про байты! Ты же в компьютерах дока! Помоги, друг сердечный, пропадаю.
— Чем смогу.
— Попросили над текстами поработать, купил ноутбук. И надо церковно–славянские шрифты установить, целых семь штук. А что с ними делать — ума не приложу. Я ж в этой бесовской технике…
— Ноут старый?
— Что?…
— Ноутбук, я спрашиваю, новый или старый?
— Не совсем, но всё вычищено. А что такое ось?
— Операционнка.
— Вот как… Там какой-то зверь сидит, — так сказали!
— Антон Георгиевич, мне чайку — и будут Вам шрифты.
— …А про самое главное не начинали.
— Главное семья, журналистика и… и друзья.
— Будя врать-то! Семья… Кто тебе намедни звонил, не тётка? Сю–сю да сю–сю! Тьфу на тебя…
— Это по работе.
— Работа… Отлыниваешь как только можно. Уж я-то знаю вашу братию. Ну, и друзья… У тебя есть хоть один, кого ни разу не обманул, кому скажешь всё, о чём спросит?… Видимо, ответ отрицательный… Главное начинается не с этого, а с экологии.
— Вот переходы…
— А ты что думал!… Саш, а ведь правда… Про одну экологию знаешь — тут я не спец. Окурки, правда, не разбрасываю, собак мой кошачьего рода где попало не гадит, ну и так далее… Есть экология души — тебе знакомо, но ещё не близко.
— Откуда такая уверенность?
— Женщины. Довольно?
— А что, — есть ещё что-то?
— У меня всегда есть для того, кто слушает… Сколько минут в день с дочерью проводишь?
— Девочка же! Пусть мать занимается.
— Чушь собачья и хрень кошачья. Воспитанием должен заниматься отец. А мама — холить да лелеять. Задумайся, пока не поздно. Я вот со своими промахнулся. Подсказать было некому, а сам, видать, умишком не вышел.
— Что ж вы так самокритично!
— …И последнее — экология духа.
— А это что такое?
— Если коротко — расстановка приоритетов.
— У меня они расставлены.
— Ой ли? А ты не переставляешь их каждый божий день?
— Бывает.
— Да ладно тебе, не прибедняйся, все так делают. И причина, кажется, уважительная — нас так учили… Был фильм по сказке Шварца, «Убить дракона». В финале есть шикарная сцена: «Нас так учили… нас так учили… — Всех так учили. Только почему же ты, скотина, был первым учеником!» Примерно так… Может не дословно… Когда я делал первые шаги вокруг да около школьной парты, отцу было не до меня, — зарабатывал деньги, правда не все до дома доходили. Но это уже другая тема. Однако мама совершала удивительно мудрые по-женски поступки. За это буду благодарен ей до самой смерти…
— Вы, простите, чья будете?
— Я насчёт Антона.
— Минуточку… Вы родственница? В графе «мать» прочерк.
— Наверно ошиблись… Алевтина, Алевтина Сергеевна… Маркус… Так что с Антоном?
— С Антоном хорошо. То есть… нам с ним не очень.
— Что случилось! Я ничего не знаю.
— Ваш муж ничего не говорил?… Понимаете, ему нечего делать в классе.
— Не понимаю.
— Ему скучно. И если в письме у него есть кое-какие проблемы, — решаемые проблемы, не пугайтесь, то во всём остальном… Как сказать… Я всё время должна придумывать, чем его занять. А мне с классом надо работать.
— Он вам мешает?
— Нет, что вы! На редкость спокойный и покладистый ребёнок! Ему нужна другая нагрузка, — по способностям. Или по его знаниям, — я не успела разобраться. Как вы отнесётесь к предложению перевести его во второй класс?
— Как это, прямо сейчас?
— Чем раньше, — тем лучше. Для Антоши будет лучше.
— Сколько у нас времени?
— Могу дать неделю. Позже потеряется смысл в переводе… Я говорила с директором, с учителями. Все поддержали… Если он год у меня пробездельничает, то можем просто мальчика потерять. Жаль будет.
— Я подумаю до завтра. Можно?… Спасибо вам. До свидания.
— До свидания.
— Мам, ну что ты… Я не маленький… Смотрят же все…
— Смотрят… Ишь, стеснительный какой стал. И в кого ты такой…
— В тебя, мамань, в кого же ещё.
— Проверь ещё, — ничего не забыли?
— Ну мам, ну сколько можно проверять!
— Тихо у меня! На мать голос повышать.
— Прости, мам, я не нарочно.
— Бумажку не потерял?
— Спрятал в самый дальний угол.
— На всякий случай повторю ещё раз: восемнадцатый до метро. Потом до «Елизаровской»… Ну, с Богом, скульптор мой ненаглядный.
— Тоха, ты посмотри, — какая живописица к нам поступила!
— Способная.
— Чего это она способная! А мы тогда с тобой какие, — неспособные что ли?
— Не знаю… Я три года здесь отучился, ты пять. А её сразу в девятый взяли.
— Да плевать, я не про это… Какая девчонка!…
— Иди, знакомься.
— А ты?
— Юр, я не пойду. Опозориться ещё не хватало в нашем классе. Съедят.
— Не съедят, остерегутся… Антоша, как ты относишься к эскимо?
— Батончики нравятся больше.
— На батончик не хватит… Ну, Антош, ну пожалуйста, ну пойдём…
— Вот прилип как банный лист к заднице. Хочется — иди.
— Боязно.
— Эх, Юрка, а ещё друг называется. И вот как с таким в разведку идти!…
— Привет.
— Привет. Виделись уже, кажется.
— Да это я так просто… Проводи, пожалуйста, мне одной страшно.
— А Юрка куда подевался?
— Да ну его, надоел.
— Лен, неудобно, всё-таки друг.
— Тогда пойду одна. Только имей в виду: если со мной что случится — ты будешь во всём виноват.
— Так уж и во всём…
— Портфель возьми… Не волнуйся, пустой. Я всё в классе оставила, тебя пожалела.
— Не надо меня жалеть. Сам могу.
— Видела уже, как ты кулаками жалеешь.
— Далеко идти?
— Если понравится — можно дальше.
— Ну честно!…
— На Среднем, рядом с трамвайной остановкой.
— Здорово! Мне туда и надо.
— Я знаю. Я про тебя, милый мой, всё знаю… Ой!… Покраснел!… Как здорово…
— Ленка, не говори так больше.
— Захочу и буду. Кто запретит, ты?
— Мне завтра Юрке в глаза смотреть.
— Мы ничего не скажем… пока не скажем. А там посмотрим… Ну, беги уж, твой трамваище подъезжает… Тош–Тоша!…
— Что?!
— Портфельчик оставь. А то придётся маме сказать, что его жених мой на память украл.
Продолжение следует…