Поиск по автору:

Моя давняя знакомая, собачница, придумала под старость лет как ей выгуливать своего спаниеля не гуляя с ним. Кабель подвижный, и ему для того чтобы успокоиться и поспать, нужно было пробежать сто километров.
Бабушкины ноги столько пробежать уже не могли, заебалась она и привинтила к телу спаниеля телефон.

Он научился реагировать на вибрацию и возвращаться домой после сигнала.
Пока однажды не случился сбой.
Спаниель был общительным и примкнул однажды к такому же общительному и слегка похмеленному собачнику.
Тот вкурил как все устроено и послал бабушке от имени пса СМС:
- Скоро буду, сру, целую.

Знакомый моего тестя (и с его же слов) имел одновременно две машины. Свежего тойотовского Марка-2 серого и, как не странно, красавца зАпора красного. На зАпоре он без страха и сожаления бороздил владивостокские холмы по будням, а в выходные с семьей, да и под настроение в будни выезжал на Марке. Ну приезжает он, в запоровские будни, куда-то в самый центр, бросает его где попало, запирает, чтоб не насрали значит, и убегает по своим делам. Разморочил заморочки, заморочился сам, прибегает примерно туда где оставил колеса, видит своего Маркушника ровно там где якобы и ожидал, достает на ходу ключи и растолкав двоих мужиков перед водительской дверью, пытается засунуть ключ в замок. Мужики посмотрели на него внимательно и спрашивают: - Ты че, охуел? Он на мгновение зависает, озирается по сторонам, и с криком: - Ой бля, перепутал! Скачет к красному запору, садится и уезжает.

МАУГЛИ

Мы тогда арболитовый завод запускали из долгого небытия, это тот что из щепы изготавливает плиты для домостроения. Голые стены огромного цеха под крышей. Наша бригада монтажников получила в распоряжение небольшое помещение для своих нужд.
Оборудовали его всем необходимым навесили стальную дверь, но замок вставить не успели.
Очередным утром придя на работу обнаружили в нашей кандейке пару котят-подростков, месяцев по шесть отроду. Один убежал, а второй был схвачен за хвост, и с удовольствием остался жить у нас. Он стал пятым в нашей маленькой бригаде.
Черный, без единого пятнышка, красавец был нами наречен именем Маугли, и коллективной волей избавлен от необходимости отзываться на бабское кис-кис. Только по имени или на свист.
В своей кандейке мы переодевались, бывало обедали и хранили орудия труда. Дверь всегда закрывали на ключ, чтобы значит местные трудоголики эти самые орудия труда не стырили, а внизу стальной двери вырезали окошко для Маугли.

Маугли встречал нас каждое утро на входе в цех, провожал до кандейки, коромыслом выгибая спину терся о ноги, и урча заглатывал домашние ништяки. Был еще один ритуал, которому он неукоснительно следовал. Когда мы переодевшись и загрузившись инструментом, кабелями, шлангами и газовыми баллонами выдвигались к очередной дислокации, Маугли нас провожал до места, но не так как сопровождают собаки, семеня рядом или впереди, а как коты.
Цех только начинал заполнятся звуками запускаемых механизмов, голосами, металлическим лязганьем, а Маугли короткими перебежками, прячась между рельсами под многотонными стальными формами, то и дело замирая и прижимаясь к бетонному полу провожал нас до места, и уже потом уходил по своим делам. Если это была зима он возвращался в теплую кандейку, и в ожидании обеда досматривал сны, а летом целыми днями бродил по солнечным, окрестным лугам и перелескам, простиравшимся на Юг, до куда хватало глаз от самых заводских стен.

В эти же заливные луга выходили две щелевые камеры, которыми заканчивался наш цех, и которые участвовали в технологическом процессе. Представляли они из себя длинные, метров по 70-100, коридоры оборудованные широкой железнодорожной колеей. Они начинались в конце цеха и дальше шли ниже его фундамента уже под землей.
Залитые раствором формы попадали в правую камеру, и плавно протягивались до самого ее конца, где подвергались температурной обработке. В расположенном в самом конце строении, они перебрасывались в параллельный этому коридор, в котором остывали, медленно возвращались назад, и вползали в цех из левой щели. Но так стало уже после запуска цеха, а тогда просто два параллельных темных и страшных черных тоннеля, уходящих под землю.

Тогда осень была, дождливая выдалась. Дождь не прекращаясь лил все выходные, и в понедельник выскочив утром из вахтовки мы обнаружили что почти все низменности вокруг завода были подтоплены. Зашли в цех, Маугли нас не встретил.
На наш оклик: - Маугли! Мы услышали надрывное: - Мяу! – Доносящееся с противоположной стороны цеха. Предположив, что он где-то застрял, или его чем-то привалило – поспешили на помощь.

Он прекратил мяукать, только когда увидел нас а мы его, метров за двадцать. Маугли ходил кругами по наклонному пандусу ведущему к щелевым камерам, распушив вертикально торчащий хвост. Он явно хотел нам что-то сообщить.
Подойдя ближе, мы поняли что именно. Напротив входа в правую камеру, прямо посредине, аккуратно сложенной, лежала кучка мышей. Около десятка. Мы смотрели сверху. Я было подумал что это крысы, такие они были здоровые, каждая размером с трех-четырех воробьев, но морды у них были закругленные, не крысиные. Маугли спрыгнул вниз к трофейной кучке, сделал вокруг нее ритуальный круг, снова запрыгнул к нам, и получив заслуженные похвалы от каждого, повел нас к левой камере. Вы уже наверно догадались, и правильно. Точно такая же, аккуратно сложенная куча, и так же посередине ждала нас и там.

Ну казалось бы, чего тут удивительного? Коты всегда ловили мышей - чистые инстинкты. Но когда подумаешь, и накинешь на себя масштабы происходившего. Это как будто бы ты всю ночь держал оборону от двух десятков огромных зубастых и обезумевших от внезапного наводнения волков, не забывая при этом аккуратно складывать трупы в кучи, чтобы достойно отчитаться потом, осознавая при этом, какую ты выполнил нужную и важную работу.
Маугли прожил с нами лет пять, летом не появляясь по несколько дней, потом недель и однажды не вернулся совсем. Наверно женился.

Батя мой работал на флоте мотористом а до того, сразу после мореходки, и кочегаром довелось на самом настоящем пароходе. Пароход этот вдобавок еще и ледоколом был, и ходил в Арктику.
Про машину паровую рассказывал, про лом кочегарный «понедельником» его называли. Тяжеленный и длинный значит - как понедельник. Кочегары его засовывали под «крабов» - это спекшиеся и еще красные пласты, сгоревшего каменного угля. «Понедельником» они поддевали их снизу, взламывали этих «крабов», вытаскивали из топки наружу и поливали морской водой - студили.
Вот где баня то была- «по морскому»! Он это мне еще в детстве рассказывал:
- А в гальюне рядом с «толчком»,- говорит- стояли свинцовые водолазные башмаки. У нас на ледоколе были штатные водолазы и придумали этот трюк.
- Какой трюк?!- спрашиваю.
-Такой,- говорит,- трюк. Если вдруг в качку лютую приспичило «по-большому», напялил эти башмаки поверх своих, и «заякорился» над толчком.
И нипочем тебе качка - не бегаешь потом из угла в угол по гальюну, со спущенными штанами, и не размазываешь дерьмо по переборкам.
Мудрые у нас деды, но секретами не с каждым делятся.

Жил был мужик Петрович. Мужик был слесарем и жил сему полагающе – от аванса до зарплаты и впритык. От зарплаты до аванса тоже получалось, хотя и было труднее психологически, а вот от зарплаты до зарплаты было бы совсем скучно.

К профессиональному росту мужик Петрович не стремился, может по причине крайней близорукости, хотя благодаря ей и спрос с него был мизерный. Он и с учителем-то, будучи еще школьником, здоровался только после того как его обнюхает, а испортить себе зрение еще сильнее путем самообразования и внеклассных чтений, не мог потому что не видел букв.

Зато и зримые преимущества были. Незримое им советское телевидение он только слушал, и потому гипертрофированные яйца балетных танцоров с голубого экрана Петровичу не маячили, и как его зрячих коллег по горячему цеху не раздражали.

Две толстенные, словно от разбитого бинокля линзы, примотанные к башке, совместно с сердобольными товарищами помогали ему кое-как справляться с нехитрыми обязанностями на работе и время от времени расписываться в платежной ведомости.

После окончания очередного ссудного дня и получения аванса, трудовая ячейка вкупе с Петровичем, традиционно накатила три корпоратива на пятерых, и разбрелась по домам.
Путь к родовому гнезду Петровича лежал через разгороженный школьный стадион. Обычный стадион - футбольные ворота, трава по колено, не большой но очень уютный.
Как и положено, смеркалось.

Сумерки Петровича сгустились пуще остальных, но дойдя до футбольной штрафной он различил в створе ворот несколько сидячих фигур. Футболом как и балетом Петрович не увлекался и хотел было пройти мимо, но его окликнули:
- Эй, мужик!
- Чего, - на всякий случай прибавил ходу Петрович.
Одна из фигур встала и двинулась наперерез. Здоровый футболист, отметил Петрович, если он еще и нападающий, продолжал отмечать Петрович, то - хуй убегу.
- Купи штакетину, мужик! – Перегородил ему дорогу здоровый.
Сбоку, с товаром наперевес, приближался второй.

Нихуя себе ночной базар, снова подумал Петрович, но от навязчивого предложения отказаться не успел.
Штакетина прилетела со стороны правого углового, щелкнув по выключателю на затылке Петровича.

По причине двойной анестезии, окончание текущих суток Петрович вспоминал вяло, а в последующие выходные в ясное сознание приходить не хотелось. На пару с соседом, они не спеша врачевали напрочь заплывшую синевой физиономию пострадавшего, дегустировали спиртовые компрессы и поминали аванс.

И все бы так буднично и закончилось, если бы не чудо. В понедельник рано утром, продрав похмельные глаза, он им не поверил. Петрович испуганно поозирался, медленно осмотрел свои ладони, покрутил перед глазами пальцами – так и есть. Он видел все, даже остатки мазута под ногтями.

На звуки матерных междометий из кухни примчалась его испуганная жена, и увидев сияющую радостной синевой физиономию Петровича, испугалась еще сильнее.
- Я вижу! – заорал ей Петрович.
Ну пиздец, подумала жена, не иначе белку. С чего бы еще мужику так радоваться понедельнику?
А Петрович прозрел.

История о его чудесном исцелении быстро стала заводской сенсацией, и вызвала массу негодований других слабовидящих граждан. И какого, извините, еще раз простите ради всего святого, хуя, строят из себя все эти окулисты с офтальмологами, резонно рассуждали они. Приладить к голове две лупы и дурак-то сможет, а ты попробуй-ка штакетиной от недуга избавить да еще в сумерках. Это ж какое дьявольское мастерство надобно иметь, чтобы так филигранно диопртию навинтить? Хуяк - и с минус восемнадцати аккурат в единичку, даже в дальнозоркость не перевалило и опять же, глаза не разъехались. А учитывая размер слесарного аванса так и даром почитай получилось. Свезло - одним словом, Петровичу.

Что уж там приключилось в прежде недальнозоркой башке, доподлинно неизвестно. Мужики накидывали конечно варианты про то, что глаза от удара просто встали на место и даже предполагали где глаза были до этого. А Петрович только улыбался, да поглядывал по сторонам зорко.

Эффект оказался стойким. Через пару лет Петрович правда пожаловался мужикам на то, что зрительная острота притупляется, так они ему рецепт быстро предложили напомнить. Отказался Петрович, да и на пенсию уж пора было.

Сейчас смотрю по телику ОТВ (Приморье)программу Автопатруль. Чувиха на джипике свались с крутого склона, покувыркалась, тачка в говно, очевидцы вызвали скорую, у женщины только царапины. Интервью берут у ее супруга. -Переломов нет? -Да пока нет. Улыбается.