Поиск по автору:

Многие блестящие классики были невзрачными современниками.

Когда смотришь плохую драму, хочется смеяться, а когда смотришь плохую комедию, хочется плакать.

Вершины немноголюдны.

Если человек разговаривает сам с собой, то либо он живёт один, либо у него не все дома.

Погоня за минутной славой часто заканчивается минутой молчания.

Бесконечно долго можно смотреть на три вещи: на огонь, на воду и на руки пианистов. У некоторых они настолько своеобразны и узнаваемы, что, не видя лица, понимаешь, кто играет. Вот изящно взлетают, а затем ястребом падают на клавиатуру руки Григория Соколова. Вот длинные, плоские, как шпатели для языка, пальцы Владимира Горовица, которые, словно бы, полностью накрывают собой пятнадцатисантиметровые белые клавиши. А вот откуда-то из-под штульрамы осторожно высовываются и начинают мелкими шажками бегать по клавиатуре «паучки» Гленна Гульда.
Руки шахматистов тоже очень интересны и способны многое рассказать об их «носителях». Василий Смыслов, когда был доволен позицией, «ввинчивал» фигуры в доску. Тигран Петросян передвигал фигуры вкрадчиво и неторопливо, словно подчёркивая таинственность своих ходов. А Борис Гельфанд, обдумывая ход, часто берёт в руки какую-нибудь побитую фигуру и начинает ловко вращать её пальцами, и та податливо совершает головокружительные обороты, словно гимнаст на перекладине.
Кстати, в фильмах о шахматах именно по пальцам можно отличить актёров, умеющих играть на самом деле, от актёров, которым лишь перед съёмками показали, как ходят фигуры. У этих псевдошахматистов пальцы лишены характерной пластики и выглядят деревянными. Такими «корягами» в блиц уж точно не поиграешь.
В общем, стоит некоторым пианистам и шахматистам только пальцем шевельнуть, как они сразу же становятся узнаваемыми.

Флюгер — это сурдопереводчик ветра.

Тело — костюм, который душа берёт напрокат.

Как часто вначале произносят церемониальные речи, а потом демонстрируют бесцеремонное отношение.

Заварить кашу легко, сложнее — переварить.

«Мир уже не будет прежним» — фраза, которую раньше слышали один раз в пятьдесят лет, теперь слышат каждый год.

Если одной ногой быть в воспоминаниях, а другой — в мечтах, реальность может нанести удар между ног.

На ветвях власти растут большие шишки и сидят важные птицы.

Люди, опередившие своё время, на «Феррари» не ездили и «Ролекс» не носили.

Народ для власти играет примерно ту же роль, что пчёлы для пасечника.

Ещё не скоро будет сдана в эксплуатацию дорога в светлое будущее.

В последнее время в новостях то и дело мелькают сообщения о том, что где-то демонтировали памятник Александру Пушкину. В связи с этим хочется в очередной раз восхититься строками поэта: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...»

Таланты выделяются, бездарности выделываются.

Плохи дела в стране, где оппозицию чернят, власть обеляют, а народу всё фиолетово.

О том, что человек твёрдо стоит на ногах, лучше всего говорит его дорогая обувь.

Уже многие поколения рождены, а сказка былью так и не стала.

Старость как львица: медленно подкрадывается, стремительно набрасывается.

Флаг к ветру относится трепетно.

Пессимист думает, что жизнь идёт кувырком, оптимист — что она танцует брейк-данс.

В последнем туре шахматного турнира в польском городе Ченстохова в 1992 году я играл с мастером В.Б. Партия была очень важной — кто выигрывал, становился победителем соревнования и обладателем приличного по тем временам приза в 500 долларов. У меня были чёрные, однако уже в дебюте удалось перехватить инициативу и получить большой перевес. Партию я в итоге уверенно выиграл. Расстроенный В.Б. неохотно протянул руку, затем, ни слова не говоря, вышел из зала и с этих пор демонстративно перестал меня замечать, хотя в предыдущие дни мы с ним по-дружески общались, так как других русскоязычных шахматистов на турнире почти не было. Такое игнорирование продолжалось и на последующих наших совместных турнирах.
И вот через два года мы с В.Б. в очередной раз участвовали в одном соревновании, на этот раз в венгерском Сегеде. Прошло пять туров, а мы, как и прежде, не здоровались и не общались. За несколько часов до начала шестого тура я спустился на лифте в гостиничный холл, чтобы узнать результаты жеребьёвки. Обычно лист вывешивали на стену у лифта. В этот раз, однако, на стене ничего не было. Только я хотел сесть обратно в кабину, как слышу:
— Ашот, дружище, привет!
Обернулся, а это В.Б. Он подошёл, и мы поздоровались за руку как ни в чём не бывало.
— Ты меня, скотину, извини, — говорит В.Б., — сам не знаю, какая меня тогда муха укусила.
— Да брось ты, — говорю, — никаких проблем. Ты не знаешь, почему нет жеребьёвки?
— Нет, не в курсе. Слушай, а может, отметим нашу встречу? Тут недалеко есть хороший кабачок. Посидим, пообщаемся.
— У нас же игра сегодня.
— Не переживай, — говорит В.Б., — сейчас такая жара стоит, что немного вспотеешь — и всё улетучится. Доверься опытному выпивале.
Уговорил меня В.Б. и мы пошли «отмечать». К алкоголю я всегда относился прохладно, и может, поэтому с непривычки крепкое местное вино быстро ударило в голову. Сижу пьяный и думаю, как же я играть-то буду через полчаса. А почти трезвый В.Б. успокаивает:
— Погоди чуток, вот скоро вспотеешь — и будешь как огурчик.
А потеть у меня чего-то не получается. Сижу злой. И никак не потею.
В общем, пошли мы в таком виде на игру.
Захожу в турнирный зал, смотрю жеребьёвку, и тут — батюшки! — играю с В.Б.!
Только тут до меня дошла хитроумная комбинация мстителя. Ах ты, куропаткин сын, думаю, вот куда подевалась жеребьёвка.
Партию я довольно быстро проиграл.
— Да ладно, Ашот, не бери в голову, — подбадривал В.Б., — зато посидели хорошо, пообщались.

Постскриптум — место в письме, которое является главным, но притворяется второстепенным.

Мещанин — человек, который заботится не столько о собственном достоинстве, сколько о достойной собственности.

2025 год. Аукционный дом «Сотбис» выставил на торги зерно гречихи в 1 карат.

Моей дочери предложили раз в неделю преподавать шахматы в одном частном детском саду. Поначалу малышам было интересно, но спустя неколько недель, когда занятия стали усложняться, они перестали слушать. А в один из дней распоясались так, что урок стал превращаться в базар. Дочь прикрикнула:
— Ну что за поведение такое! Что за детский сад вы здесь устроили!

Ремесло — золотая середина, оберегающая человека как от нищеты, так и от роскоши.

Видя, какую опасность для самолётов представляют даже небольшие птицы, понимаешь всю мудрость природы, сделавшей страусов нелетающими пернатыми.

Так же, как и сестёр из романа Шарлотты Бронте «Джейн Эйр», дочерей моего бывшего соседа звали Мери и Диана. Он с нежностью говорил о них:
— Это мои любимые МЕРИДИАНЫ...

Ты можешь скрыть свой IP-адрес, но как ты скроешь свой IQ?

Сомнение — это друг, когда намечаешь план и враг, когда его осуществляешь.

Старость — это когда злаки интересуют больше, чем злачные места.

А как поступать с загнанной лошадью на переправе?

Лучше иметь дело с колючим ежом, чем со скользким ужом.

Ах, если б испытывать нужду было так же приятно, как справлять!

Бывает, что союзники превращаются в соучастников.

Обидно, когда язык — великий и могучий, а текст — безликий и вонючий.

Красивое женское тело — это не что иное, как правильная комбинация выпуклостей и вогнутостей.

Делить шкуру неубитого медведя глупо, но гуманно.

Происходят непобратимые процессы...

Тренер — это подъёмный кран, ученик — строящееся здание. Даже став выше крана, здание нуждается в нём, если желает стать небоскрёбом.

Ребёнок, который не шалит, что мяч, который не подпрыгивает.

Избегай врача, которого рекомендует гробовщик.

СССР может возродиться в виде Союза Советских Санкционных Республик.

Тот, у кого есть желание, но нет возможностей, работает обычно на того, у кого есть возможности, но нет желания.

Оплакивая свои неудачи, человек тонет в прошлом.

Это раньше женщины входили в горящие избы, а теперь они отправляются в горящие туры.