Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Гексоген
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Из СМИ: " связанные с «Аль-Каидой» (террористическая организация, запрещенная в России)". Извините, а где можно посмотреть полный список: (террористические организации, разрешенные в России)?
Не люблю черномазых. С Афгана не люблю. Все вы помните, что устроил Шеварнадзе с нашей армией. Может кто и забыл, не помнит, только не мы. Берлин, пьяного ЕБН-дирижера… Такой позор не забывается никогда, не смывается. Да что там говорить. Кинули нас тогда по полной.
«Служили как псы – подыхайте как собаки», не дословно, но именно так дал мне понять краснорожий капитан в военкомате. «Я вас туда не посылал!», - был ответ, когда я обратился к военкому повторно за ... Неважно. Выкарабкался. Друзья по Афгану конечно помогли выжить в лихие 90-е. Наше братство ни в какое сравнение с бандитским не идет. Да и прошли мы Афган ни на параде, под звуки бравурного марша. Некоторые потом ещё Приднестровье и Чечню хватили.. Эту дрянь, бандитов, мы всегда за версту чуяли. Ну, и они не совались к нам. Понимали, с кем дело имеют. Параллельно мы с ними были. На линии огня, - как говорится, - не пересекались.
Худо бедно, приподнялись. Тут чернота снова полезла. Дело понятное. У себя в республиках всё развалили, приехали к нам гастарбайтничать. Ну и мы уже тут, дома, покуражились над ними, за людей не считали. Черные, они черные и есть. Пусть скажут спасибо ,что вообще ещё живы. Так своих детей всегда и учил – не люди они, черные. Собаки.
Жизнь постепенно наладилась, обиды сгладились. Решил взять себе в загородный дом одного из этих. За садом приглядывать, и вообще по хозяйству. Всё-таки народ непьющий, исполнительный.
По-русски ни бельмеса, как зовут не спрашивал, какая мне разница. Кое-как на пальцах пояснил что нужно делать. Чисто из жалости взял. Почти старик. Оно и лучше, - подумал,- сдохнет, никто искать не будет. А могилку мы организуем. Не звери же мы, в самом деле.
Держал в строгости. Собаками не травил, но иногда поколачивал. Как же без этого, чтобы душу не отвести, если в бизнесе какая заминка выходила. Четыре года он у меня уже служил. Привык я к нему. Работу свою исправно делал.
И вот как-то под Новый год внучка у меня родилась. А я на даче один. Жена к матери уехала, прихворнула теща, возраст. Решил я этого чучмека проведать с пузырем. Сам же я один не пью. А тут такая радость. Понять не поймет, - думаю, - но всё же не одному мне пить.
Выпил я с ним. Он молчит. Снова разлил по стаканам, потом ещё… Развезло немного меня. День трудный был. Сидим, молчим. Вернее я ему рассказываю, радостью делюсь, а он молчит и только кивает.
И вдруг он по-русски заговорил. Я как услышал, меня как молнией пронзило, дара речи чуть не лишился. Думал он немой как Герасим.
- А помнишь, Володя, - он мне говорит, - кто тебя раненного четверо суток по горам Афгана тащил, и в санчасть принес полуживым? С развороченным животом ты был. На минное поле наша группа тогда попала. На задании мы были. Вдвоем мы тогда с тобой остались, под минометным огнем. Еле ушли. Осколком мины живот тебе тогда раскроило. Успел я тогда тебя перевязать, чтобы кишки не выпали. Под Кандагаром дело было. Ротный я твой. Махмуд, - мой позывной. Вспомнил? Беда у нас в стране, Володя. Плохие люди за власть борются, народ лбами сталкивают. На крови простых людей одна преступная власть сменяет другую. Устали мы воевать, Володя. В кишлаках мужчин уже не осталось. Вернее осталось, но только те, кто смог уехать к вам, в Москву. Но и здесь нам покоя нет. Не гостеприимный вы народ.
За что же вы людей за собак держите, Володя? Разве так мы вас встречали, когда вы, русские, в эвакуацию к нам в Ташкент от немцев бежали в 41-м? Мы дали вам всё что имели сами. Да, жили мы бедно, но никто никогда вас не унижал этими словами «понаехали», «черный», и много-много других обидных слов не говорили. Все мы жили одной большой и дружной семьёй. Может потому и победили.
Тут я заметил, что он почти не пьёт. Он говорил, говорил. Вспоминал сослуживцев, забавные истории из жизни нашей части. А я вспоминал. Вспомнил, как мне одиноко было в госпитале, как приходил «Махмуд» и приносил райские яблоки. Райские, бледно розовые яблоки я запомнил на всю жизнь. Он вытащил меня с того света, нес меня на руках, тащил на себе, и не бросил. Четверо суток. Четверо суток он нес меня под палящим солнцем и пронзительно студеными ночами согревал моё тело своим теплом. Меня, с моим развороченным животом, чтобы спасти и получить за это от меня вот такую черную неблагодарность…
Долго. Очень долго просидели мы с ним в тот вечер переходящий в утро. - А почему ты сразу мне не признался, Махмуд, только и спросил я его под утро. - Хотел посмотреть на тебя со стороны. Я же никогда не видел тебя в мирной жизни. Несколько раз, когда ты меня бил, возникала мысль тебя убить. Мне же это просто, ты же, знаешь. Но я гнал от себя эту мысль. Мы мужчины. Терпеть боль и становиться сильнее, это заложено в каждом настоящем мужчине природой. И потом. .. (Он помолчал ). За те четверо суток и я стал другим. Ты для меня стал моим ребенком. Как же я мог убить своего ребенка?
На кухне муж чинил газовую колонку, а я ему говорила, чтобы сам не лез, а вызвал мастера. Он махнул на меня рукой и продолжил. И в один момент, как шарахнет что-то, он прибегает в комнату, морда чёрная, орет, что ничего не слышит, оглох! Потом просит меня что-то сказать. Я и начала спрашивать у него:"Валера, ты слышишь меня?!Валера! Слышишь?". Он психует, что ничего не слышит, орёт как резаный, что оглох. Потом начал раскаиваться, что я была права и не нужно было туда лезть самому. А я дальше продолжала шевелить губами, не произнося ни звука, и ржать в себя.
