Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: immar
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
В 1970-е годы американский студент по имени Джон Арчибальд Уилер (а ещё позже — более известный случай Дэвида Хана, «радиоактивного мальчика-скаута») решил, что его выпускной проект должен быть… как бы повесомее обычных. Не реферат, не макет моста, а целый проект по созданию атомной бомбы.
Он обложился книгами из университетской библиотеки (где, как оказалось, было слишком много подробностей), нашёл статьи в научных журналах, а также материалы, которые учёные считали «общедоступными» и неопасными. И, шаг за шагом, студент в своём проекте описал рабочую схему атомной бомбы, с расчётами и чертежами.
Когда его профессора прочитали это «курсовое сочинение», у них, мягко говоря, отвисли челюсти. Вместо привычного «четвёрка с плюсом» они сразу позвонили туда, куда звонят, когда видишь нечто очень секретное… 🤐
История вызвала целый скандал: оказалось, что при достаточной настойчивости и наличии библиотеки, даже студент может повторить путь великих физиков из Манхэттенского проекта — пусть и на бумаге.
Cравнение немецких реактивных самолётов Второй мировой — Messerschmitt Me 262 и ракетоносный Me 163 Komet, — с лучшими самолётами того времени из США (P‑51 Mustang) и СССР (Yak‑3).
Сравнение: Германия vs США vs СССР Messerschmitt Me 262 «Schwalbe» (первая реактивная машина в боевом действии)
Скорость: ~900 км/ч (139 км/ч быстрее, чем P‑51) Вооружение: 4 × 30 мм пушки MK 108 — мощнее, чем пулемёты Mustang Диапазон: около 1 050 км — меньше, чем у P‑51 (~1 530 км) Стрелковая точка: Me 262 — это технологическая революция, но устаревший дизайн Messerschmitt Me 163 «Komet» (ракетоносец) Скорость: +1 000 км/ч, побил рекорды ещё до конца войны Плюсы: невероятная скорость и вертикальный взлёт. Минусы: крайне короткое время полёта (7.5 минут топлива), неудобная эксплуатация, малый боевой радиус. P-51 Mustang (США) Скорость: ~703 км/ч — медленнее Me 262, но всё ещё шустрый Диапазон: ~1 530 км — значительно больше реактивов, идеален для прикрытия бомбардировщиков Манёвренность и тактика: Отлично в воздухе и в дуэлях, особенно при высоте. Тусовались c Me 262 при взлёте/посадке, там их и расстреливали. Yak-3 (СССР) Скорость: ~655 км/ч на низких высотах — меньше, чем Mustang, но машина была маленькой и лёгкой, что дало преимущество манёвренности. Боевой опыт: немецкие пилоты избегали дуэлей с «Яшкой» на уровне земли. Шутливый итог — кто кого? Me 262 Самый быстрый Огненный арсенал, реактивный прорыв Стоял на полосе, как новый гаджет без батареи Me 163 Рекордсмен, Молниеносен, Жрёт топливо быстрее, чем твой холодильник P-51 Средний, Дальность, манёвренность, надёжность. Не может догнать реактивного пацана Yak-3 Средний/низкий. Ловкий и лёгкий. Диапазон уступает всем Смешная мудрость: немецкие реактивы были действительно супер-машинами — но это всё равно, что на Formule 1 гоняться по просёлку: понты, но бесполезно. Американский Mustang — как надёжный седан с запасом хода; Yak-3 — как ловкий багги, что ушатает всех на лесной узкой дорожке.
масштабы расходов Германии на Вторую мировую Точных цифр у Гитлера «в кассе» не сохранилось, но историки оценивают масштабы расходов Германии на Вторую мировую так:
Военные расходы на саму войну (1939–1945): около 4–5 триллионов рейхсмарок (по ценам того времени).
В пересчёте на современные деньги — это примерно около 4–6 триллионов долларов США (в зависимости от методики пересчёта и инфляции).
Для сравнения: весь ВВП Германии 1939 года был ~300 млрд рейхсмарок, то есть война «съела» десятки годовых бюджетов страны.
Итог «инвестиций»
Потратил триллионы.
Получил:
страну в руинах,
половину Германии под Советами,
вторую половину под Америкой и Англией,
самого себя — в бункере.
Финансовый результат: абсолютный лузер. Даже экономисты шутят: «Инвестиции в войну — самый неудачный стартап XX века».
В середине 1950-х в ФРГ проводили соцопросы — и результаты порой шокировали. В 1955 году около третьи немцев (около 30%) отвечали, что Гитлер был «великим государственным деятелем» или «гениальным руководителем», несмотря на полное поражение страны и катастрофические последствия войны.
Это и есть классический пример того, как пропаганда работает дольше самой диктатуры:
за годы нацистского режима миллионы людей привыкли видеть в нём «спасителя нации»;
миф «он бы выиграл, если бы не…» ещё жил в головах — то погода виновата, то «предательство генералов»;
плюс, в послевоенной ФРГ многим было проще сказать «руководитель был гениальный, а вот под ним всё пошло не так», чем признать личную ответственность.
Наполеон хвастается: — Я был императором Франции. Гитлер: — А я — фюрером Германии. Заходит Сталин: — А я был просто «товарищем», и всё равно вас двоих уделал.
Наполеон: — Я проиграл англичанам при Ватерлоо. Гитлер: — А я — русским при Сталинграде. Оба: — Может, стоило сразу в Швейцарии остановиться? Там красиво.
У каждого человека бывают свои пять минут славы. У меня получилось ровно три — и все они с анекдотическим вкусом.
Первая минута славы пришла в восьмом классе, в середине семидесятых. Брат привёз из Штатов джинсы «Левис» (ну, на самом деле «Лэрис», но кто тогда разбирался?). Я гордо пошёл в школу. Через пару часов меня окружили девчонки и, чтобы проверить подлинность, стянули рубашку. Стою я, как манекен в сельпо: джинсы есть, рубашки нет, зато — три минуты популярности. До сих пор думаю: джинсы проверяли или пресс?
Вторая минута славы пришла на Олимпиаде по физике. Я там навалял правильных ответов, и наш класс победил параллельный. Одноклассники на радостях начали качать меня на руках. Я-то думал: «Вот она, трибуна славы!» Но, слава Богу, не уронили. А на следующий день подошёл Вася-двоечник, дал мне в лоб и сказал: «Вы неправильно выиграли». Вот такой у нас был независимый комитет по апелляциям.
Третья минута — уже в училище. Я стоял на воротах, играл за сборную факультета. Чудом отражал всё, что летело. Мяч летит — а я такой: шмяк! Мяч снова летит — бум! В общем, мы обыграли самую сильную команду, и нас ждал финал города. После матча меня снова начали качать на руках. И я понял: видимо, моё главное спортивное достижение — не столько стоять в воротах, сколько не упасть, когда тебя качают.
Так что моя жизнь — это три минуты славы: в джинсах без рубашки, в руках одноклассников и снова в руках, но уже постарше. А дальше всё как у всех: работа, семья и осторожный взгляд на любую компанию, которая вдруг решает меня «покачать».
Сергей с Наташей купили новую кровать так давно, что «новой» её можно было называть разве что в музее антиквариата.
Она скрипела при каждом движении, словно пыталась пожаловаться на тяжёлую жизнь. И вот однажды, ночью, в самый напряжённый момент — грохот! — кровать развалилась. Сергей сказал: — Ну всё, теперь у нас тариф «пол-inclusive». Наташа рассмеялась: — Зато теперь можно не бояться, что что-то сломаем. Соседи снизу, услышав удар, решили, что сверху роняют шкаф. Но когда сверху снова послышались ритмичные звуки, один из соседей сказал: — Это не шкаф. Это марафон.
К концу войны Германия стояла буквально в шаге от атомной бомбы. У них были:
лучшие физики,
реактивные самолёты, наголову превосходившие советские и американские,
ракеты Fau-2, пугающие тропосферу.
И только одна проблема — тяжёлая вода, нужная для ядерного проекта. Её производили на заводе Norsk Hydro в Веморке.
Сначала туда отправили британцев в операции Freshman. Но та миссия провалилась трагически: планёры разбились, уцелевших схватили и казнили. После такого казалось, что пробраться туда невозможно.
И вот тут на сцену вышли норвежские лыжники-коммандос — Йоаким Рённеберг, Кнут Хёукелид, Биргер Стрёмсхейм, Фредрик Кайзер и их товарищи. Люди, у которых вместо крыльев были лыжи и вместо докторских диссертаций — динамит.
Они сделали почти невозможное: проникли в цеха, взорвали электролизные установки и канистры с тяжёлой водой, а потом просто… уехали вниз с горы на лыжах. Пока реактивные самолёты гремели над Европой, пока физики чертили формулы, норвежские партизаны на лыжах решили судьбу ядерного проекта Третьего рейха.
И теперь можно сказать с улыбкой: Если бы не эти лыжники, исход Второй мировой мог быть совсем другим. Но они доказали — иногда именно лыжи делают историю. Какой завод и какое оборудование взорвали норвежские командосы?
Завод: это гидроэлектростанция Vemork (Norsk Hydro) в Рьюкане, Телемарк, Норвегия — она стала первой в мире промышленной площадкой по производству тяжёлой воды (D₂O), необходимой для ядерных реакторов и, потенциально, для атомной бомбы
В результате: было уничтожено примерно 18 ячеек и около 500 кг тяжёлой воды, и производственная мощность на заводе была временно парализована
Начну с анекдота. Стоматолог бегает по поликлинике, задумчивый, чуть ли не за голову держится. Медсестра его останавливает: — Доктор, что случилось? — Да вот… пришёл пациент. Денег — полно, а зубы все хорошие. И не могу понять, что с ним делать!
Тут сразу понимаешь, почему у стоматологов такой высокий уровень стресса. У них самая страшная ситуация — это когда клиент здоров. Для них это как для автомеханика услышать: «У меня машина работает, масло менять не надо».
Говорят, по медицинской статистике у стоматологов один из самых высоких уровней самоубийств среди врачей. И знаете что? Я понимаю.
Во-первых, представьте: каждый день сидишь в замкнутом кабинете и часами смотришь людям в рот. — «Откройте шире…» А там вчерашняя шаурма.
Во-вторых, стресс и перфекционизм. У хирурга: «Операция прошла, пациент жив». У стоматолога: «Пломба кривая — всё, репутация в трубу».
Финансовое давление — оборудование стоит как квартира, аренда клиники как самолёт, а пациент приходит и говорит: — «Доктор, а что так дорого? Я же всего один зуб принёс!»
Негатив от пациентов — люди редко бегут к стоматологу с радостью. В лучшем случае — с обезболивающей таблеткой, в худшем — с маминым криком: «Иди, иди, хватит ныть!»
И наконец — социальное одиночество. Хирурги оперируют в команде: ассистенты, анестезиолог, медсёстры. А стоматолог один на один. — «Ну что, поговорим?» — «Ааааааааа…» Это не разговор, это хор имени «Спаси Господи».
Вот и получается: профессия стоматолога — реально опасная. Опасная не для пациента… опасная для самого стоматолога!
Переехал я в новый район и решил зубы проверить. Гуглю: «дантист рядом со мной» — выскакивает Басман. Фамилия серьёзная: будто сразу видно — с детства скрипка, гаммы, конкурсы. Думаю: если человек столько мучился с виолончелью, чужие зубы ему — отдых.
Прихожу. Говорю: — Пломбу поставьте.
Он посмотрел, поморщился и сразу: — Тут нервы удалять! Операция, 800 долларов… но для вас — 600.
Я: — Дело не в деньгах, а надо ли вообще?
Он не привык, что пациент разговаривает. Обычно рот открыл — и молчи. Но согласился.
Раздосадованный Басман лепит пломбу. Я иду к ресепшн, карточку достаю… и прямо на полпути — «чпок»! Пломба выпала. Я ещё даже оплатить не успел.
Возвращаюсь, показываю. А Басман, даже не моргнув: — Это вы языком трогали, сами виноваты.
Я стою, держу пломбу в руках и думаю: «Если бы я языком так умел — я бы не у вас лечился, а в цирке на гастролях выступал!»
Прошло 25 лет. Зуб — жив, нервы работают.
А пломбу мне потом поставила китаянка из Гонконга. Сделала идеально! Но мечтала о другой жизни: — У меня брат скрипач, — вздыхает. — Так вы тоже могли! Я чуть не подавился слюной: «Так это вы от отчаяния людям зубы делаете?»
А ещё у меня пломба времён СССР. Ставила студентка. Так вот она дожила до капитализма, пережила дефолт и, похоже, внуков моих переживёт. Эта пломба — как Ленин: никто не верит, что жива, а она лежит и лежит.
Недавно пошёл чистку делать. Молодая, симпатичная стоматолог говорит: — Всё отлично. Но надо ещё под дёснами почистить. Это у нас называется «глубокая чистка карманов»… с вас к Вашим $200 еще 261 доллар.
Я кивнул, но в душе ахнул: «Глубокая чистка нужна, когда десна кровоточат. А пока они молчат — пусть и деньги молчат!»
Вышел и написал отзыв: «Спасибо за улыбку, но за такие цены — любитесь с конём».
Эта история не зашла вчера. Поэтому вот история с альтернативным концом. Конец как известно делу венец. Подрабатывал я таксистом на своей «восьмёрке» — легендарной двухдверке. Подвёз двух девчонок: одна спереди хлопнула дверью и в кусты, даже «спасибо» не сказала. Вторая сзади осталась — а там прикол: выйти можно только через переднее сиденье. Она дёргает ручку, нервничает. Я ей: — У меня так: выход только после оплаты.
Через два часа дверь открылась. Я говорю: — Ну всё, можешь идти, ты уже расплатилась. А она смеётся: — Да какая же Наташка дура, что сбежала!
Эх ты наивный читатель! Повелся на рассказ с клубничкой. Все обратили внимание на клубничку, а по факту никто не заметил, что “восьмёрка” — это не двухдверка, а трёхдверка. Две двери сбоку и одна, чтобы постоянно хлопать багажником от стыда. Так вот через эту заднюю дверь багажника вторая девушка и сбежала.
Вечер. Супермаркет. Очередь к кассе тянется как хвост у дракона. Покупатель кладёт на ленту молоко, хлеб и пачку макарон.
Кассир пробивает товары и объявляет цену. Покупатель удивлённо: — Подождите… вчера всё это стоило дешевле!
Кассир спокойно: — Ну так это было вчера.
Покупатель нахмурился: — А позавчера ещё дешевле! Кассир кивнул: — Совершенно верно.
— Так у вас что, цены каждый день меняются?! — возмутился покупатель. Кассир устало вздохнул и с улыбкой ответил: — Конечно, у нас акция «Угадай цену — получи стресс бесплатно».
Очередь за спиной дружно засмеялась. Одна бабушка добавила: — Эх, я третий день играю и всё проигрываю!
Лето 1905 года. Черное море. На «броненосце Потёмкин» матросы обнаружили, что им подают мясо… с червями. Матросы собрались и говорят: — Господин офицер, мы это есть не будем! Офицер строго: — Это не черви, это протеиновые добавки!
Матросы переглянулись. Один шёпотом: — Ну тогда хоть скидку студентам сделайте!
Кок попытался оправдаться: — Мясо свежее, просто слегка… движется.
Тут один матрос ударил кулаком по столу: — Мы же на броненосце Потёмкин, а не в столовой общаги!
И с этого всё и началось: вместо обеда вышло восстание. Мораль: революции в России начинаются не с политических лозунгов, а с плохой кухни.
Этим летом наблюдал такую картину: парень весь день крутился возле красивой девушки, искал повод познакомиться. В итоге споткнулся о забытое детское ведёрко с песком и рухнул прямо на её полотенце.
Девушка спокойно посмотрела и сказала: — Молодой человек, если хотели лечь рядом — можно было просто спросить!
Подрабатывал я как-то таксистом на своей легендарной «восьмёрке» — машине с характером, да ещё и двухдверной. Подвёз двух девчонок: одна устроилась спереди, другая — сзади.
Приехали, говорю: — С вас, девушки, за проезд!
Та, что спереди, хлоп дверью — и в кусты. Даже «спасибо» не сказала. Только я глаза протёр — уже и след простыл.
А вот вторая… она-то сзади сидела. А у «восьмёрки» фокус: чтобы выйти, надо переднее сиденье двигать.
Она дёргает ручку, нервничает. Я ей: — Ну вот, техника такая: выход только по оплате!
Она покраснела, потом засмеялась: — Ладно, расплачусь по-своему.
Когда через два часа дверь наконец открылась, я сказал: — Всё, можешь идти… Ты уже расплатилась!
А она — смеётся, выходить уже не хочет: — Какая же Наташка дура, что сбежала! Мораль: В девяностых из «восьмёрки» выйти без оплаты было сложнее, чем из брака!
Мужик в парикмахерской: — Сколько стоит подстричься? — 500 рублей. — А побриться? — 700. — А если сразу всё? — 1500. Вышел лысый и гладкий, но чувствует — нагло обманули и надули.
В стриптиз-клубе. Клиент: — Девушка, можно вас пригласить на танец? Стриптизёрша: — Можно. — А сколько стоит? — Гораздо дешевле, чем ваш развод с женой.