Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: immar
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Феликс Бамгартнер — Гагарин с банкой энергетика В далёком 2012 году Red Bull решил доказать всему миру, что их слоган «Red Bull окрыляет» — это не просто маркетинг, а реальный план полёта. Вместо ракеты — огромный воздушный шар. Вместо «Востока» — капсула размером с туалет на даче. Вместо Королёва — инженеры из Red Bull в бейсболках и с баночками энергетика. И вот, Феликс Бамгартнер, человек-легенда, поднимается на высоту 39 километров. Там, где обычные самолёты боятся даже показывать нос, а птицы говорят: «Не-не, брат, выше без нас». Когда капсула открылась, Феликс сделал шаг в пустоту. Гагарин когда-то сказал «Поехали!». Феликс сказал: — «Держите мою банку!» Через секунду его начало крутить, как бельё в старой советской стиралке «Малютка». Но он выровнялся, и тут случилось главное — Феликс превысил скорость звука! Он стал первым человеком, который доказал: чтобы догнать самолёт, не нужен самолёт. Cкорость падения достигла 1 357 километров в час. Гагарин открыл человечеству дорогу в космос, а Бамгартнер — дорогу в маркетинг: один полетел ради науки, другой — ради энергетика. И если Гагарин сказал бы: «Я вижу Землю!» то Феликс бы добавил: — «И она вся в логотипах Red Bull». Совсем недавно в июле 2025 года, во время полета на глайдере в Италии, по данным СМИ у Феликса остановилось сердце, и он упал в бассейн одного из отелей, ему было 56 лет.
В Ясной Поляне все соседи давно знали: у Толстого дача «непростая». То он пишет «Анну Каренину» до утра и скрип пером мешает спать, то студенты-почитатели палаточный лагерь у ворот ставят, то опять по деревне ходят слухи: «Толстой отменяет частную собственность, готовьтесь делиться коровами!»
Однажды сосед-кулак стучит в ворота: — Лев Николаич, вы бы потише — у нас дети, а вы с утра философствуете: «Есть ли жизнь после смерти?» Они теперь спать боятся.
На следующий день другой сосед жалуется: — Ваши почитатели опять все грибы в лесу собрали, у нас щи пустые!
А третий вообще прямо сказал: — Лев Николаич, вы, конечно, великий писатель, но от вас одни неудобства: то дорогу на ярмарку перекроют, потому что корреспонденты приехали, то ваша Софья с самоваром из колодца полдня воду таскает!
Толстой терпел, терпел, а потом махнул рукой: — Всё, ухожу! Может, в Астапове хоть соседи поспокойнее будут.
Собрал котомку, вышел на крыльцо, а соседи ему вслед: — И правильно! Хоть ночью спать будем!
Прошло три дня, и Ясная Поляна затосковала: без Толстого никто не знал, о чём спорить по вечерам и кому жаловаться. Даже сосед-кулак сказал: — Верните графа! Я уже неделю ни с кем не ругался, тоска зелёная.
«Продажная сучка и торпеды» На подводной лодке время — это не только деньги, это жизнь. Представьте: вы идёте в глубине, на радаре вспыхивает противник. У вас есть всего несколько минут — пока он не заметил или не успел первым выпустить торпеду. В СССР слово «кибернетика» в 50-е называли «буржуазной продажной сучкой». А потом оказалось, что без этой «сучки» торпеда вообще не понимает, куда плыть. Если данные в торпеду вводить медленно — всё, приехали. Пока один матрос думает, куда крутить ручку, а второй ищет карандаш, противник уже выпустил свой подарок. И через пару минут вместо «товарищ капитан, цель поражена» будет «товарищ капитан, крышку люка закройте изнутри». Именно поэтому скорость ввода данных и залп решали всё. Успел первым — красавец, герой, возвращаешься домой. Задержался хоть на пару минут — торпеда прилетела в тебя, и всё, герой посмертно. На американских подлодках в это время уже стояли электронно-вычислительные машины: щёлк-щёлк — и торпеда летит туда, куда надо. У нас же сделали своё чудо техники — электромеханический мозг из пяти шкафов, каждый размером с телефонную будку. И всё это урчало, щёлкало шестерёнками и жужжало моторчиками, будто в трюме поселилось стадо мясорубок.
Чтобы эта махина работала, надо было четыре матроса: один крутит ручку азимута, второй вводит скорость, третий что-то подкручивает в глубину, четвёртый просто матерится, чтобы система не расслаблялась.
И самое главное — всё это хозяйство исправно «вкручивало» данные прямо в торпеду. Торпеда запускалась, и все вздыхали: «Ну слава богу, не в нас же!» Американцы удивлялись: — Как, у русских нет компьютеров, а торпеды всё равно летят?! А наши гордо отвечали: — Так у нас кибернетика не продажная, у нас кибернетика в телогрейке.
Был у нас преподаватель начальной военной подготовки — Григорий Иванович Чепурков. Сын полка, фронтовик,подполковник, орденоносец рассказывал истории так, что половина класса падала со смеху. Одна история запомнилась: командир застал двух бойцов за любовью с немкой. — Что делаете, бойцы?! А те в ответ: — Так это… мы ей горб правим! И ведь девушка реально была сутулая. Но главные подвиги начались, когда мы сами решили «повоевать». У каждого своя пристреленная винтовка, патроны малокалиберные… и вдруг у ребят созрел план: делать самодельные пистолеты! Для этого, конечно, нужны патроны. Решение простое: стреляем не все, а дырки в мишенях прокалываем гвоздём. Всё честно: и пистолеты есть, и патроны экономятся.
Первым делом пострадал соседский гараж с закатками: банки огурцов и помидоров вмиг превратились в тренировочные мишени. Потом мы пошли на уток. Тут было особенно весело: пуля из нашего пистолета, ударяясь о воду, начинала лететь боком и выла, будто волк воет на Луну.
Но рекорд глупости был побит на переходе команды в тир ДОСААФа. По правилам винтовки должны быть зачехлены. Всё чинно-благородно… пока один из наших гениев не достал винтовку, зарядил «сэкономленный» патрон и — хлоп! — уложил ворону прямо над остановкой, где сидели бабушки с авоськами. Бабки подпрыгнули, как будто их током шандарахнуло. Чепурков подлетел к стрелку и влепил такую затрещину, что того потом реально откачивали.
При этом, несмотря на суровый вид, Григорий Иванович был добрейший мужик. Меня, например, он пытался научить стрелять, хотя я был «криворукий снайпер»: стрелял хуже всех, зато бегал и подтягивался лучше других.
И вот наступил день соревнований. В подтягивании — первый, в кроссе — третий. Осталась стрельба. Надо набрать 45 очков, чтобы стать чемпионом. Я спокойно отстрелял, прохожу мимо жюри, а они считают: — Так, три десятки и две девятки. 48! Я чуть не присел прямо там. Получилось, что я стал лучшим стрелком, хотя стрелять «не умел». Видимо, просто никто не давил, и даже Григорий Иванович смотрел спокойно. Мы с детства тренировались на утках, гаражах и собственных нервах. Но всё равно Чепурков сделал из нас нормальных пацанов. А ему самому — вечная память. Без него у нас бы и мишеней, и историй было куда меньше.
Сдавал я экзамен в Канаде на Power Engineer. Всё серьёзно: три задачи и два вопроса. Нужно 60%.
Задачи решил идеально — потом нашёл их на сайте университета, даже сомнений нет. Вопрос про алюминий тоже знал: при понижении температуры он прочнее (поэтому самолёты в воздухе крепче, чем на земле). Второй вопрос написал ещё лучше — из личного опыта. В общем, уверен: баллов на 90%.
А результат — 55%. Провал!
Я к экзаменатору: — Исправляйте! А он: — Процедуры апелляции не существует. — Ну тогда вы её только что изобрели, — сказал я и начал писать письма всем подряд.
Чтобы жалобы читали, я вставил туда историю про Нильса Бора.
Когда тот был студентом, ему дали задачу: «Есть секундомер, измерьте высоту здания». Все написали по классике: бросить секундомер с крыши, измерить время падения, по формуле свободного падения вычислить высоту. А Бор предложил кучу вариантов: — Можно отдать секундомер дворнику за данные о здании. — Можно измерить тени и использовать теорему подобных треугольников. — Можно спустить секундомер на верёвке.
Преподаватель влепил ему двойку — «не указал нужную формулу». Но Бор пожаловался. Ректор посмотрел, прочитал, рассмеялся и сказал: — За такой креатив студент достоин отлично, а не «два».
Я закончил письмо так: — «Неужели в Канаде Нильсу Бору вы бы тоже поставили 55%?»
И что вы думаете? Моё «два» тоже исправили! Правда, не на «отлично», а на 69%. Но этого хватило, чтобы пройти.
Когда создавался СССР, у большевиков были идеи «построить нового человека» — не только на заводах, но и в спальнях.
В 1920-е годы в некоторых коммунах действительно пробовали «раскрепощённые отношения»:
семьи отменялись,
предлагалось «свободное партнёрство»,
даже обсуждалась идея выдавать разрешения на секс, почти как на хлеб или керосин.
Ходила шутка: — «Взрослый человек без талона на секс — это тунеядец интимной сферы».
Некоторые энтузиасты всерьёз проектировали «коммунистические спальни», где партнёров можно было менять по принципу «очередь за колбасой». В газетах писали про «стакан воды»: мол, удовлетворение желания должно быть простым, как выпить стакан.
Чем это закончилось
Как водится, всё быстро ушло в абсурд:
мужчины начали «раскрепощаться» активнее женщин,
в общих спальнях царил бардак похлеще, чем в очередях,
а дети рождались реальные, а не «идеологические».
К 1930-м коммунистические начальники махнули рукой и сказали: «Хватит нам этих экспериментов! Давайте-ка обратно к семье, браку и ЗАГСу».
Сексуальные коммуны закрыли, разрешения на секс никто больше не выдавал.
Как Борода размагнитил понедельник. Понедельник. Раннее утро. Курчатов входит в лабораторию, борода бодро впереди, папка под мышкой. В дверях сталкивается с инженером:
— Товарищ академик, у нас проблема: корабль размагничиваем — результат отличный… пока он стоит у причала. Отойдёт метров на сто — и снова «магнитится»!
Курчатов хмыкнул: — Значит, причал полезный, держите его ближе к кораблю! Шутка. Давайте смотреть схему.
Вокруг тут же собрались физики, электротехники и один электрик дядя Ваня, который умеет чинить любые приборы лёгким постукиванием по корпусу.
— Нам бы осциллограф получше, — вздыхает молодой сотрудник. — Нам бы корабль поближе, — мечтательно говорит дядя Ваня. — Нам бы чай погорячее, — итожит Курчатов. — А ещё — план работ и мел.
Он берёт мел, рисует на доске петлю гистерезиса, поверх — корабль, поверх корабля — ещё одну петлю. — Видите? Нам нужно не просто снять намагниченность, а не дать её набрать снова. Размагничивание — это не событие, это образ жизни, товарищи!
Инженеры переглянулись: звучит как лозунг на завод, но в теории сходится.
— А если мы добавим динамическую компенсацию, — включается молодой, — привяжем ток не к «средней температуре по больнице», а к текущему полю?
— То-то же, — кивает Курчатов. — Жить надо не по средним, а по реальным данным. И чай — тоже по реальным данным!
Дяде Ване дают чай, осциллографу — лёгкий воспитательный постук, схема оживает. Корабль пробуют снова: отошёл — поле держится в норме. Все вздыхают.
— Товарищ академик, а бороду вашу размагничивать не надо? — шепчет лаборант. — Нельзя, — серьёзно отвечает Борода. — В ней хранится запас устойчивости к понедельнику.
Лаборатория смеётся, Курчатов уже листает план на обороте вчерашней сводки: — Так, по атомному направлению: кто у нас сегодня «в поля»? Я с вами. На месте заряжается не только железо — там заряжается здравый смысл.
И пошёл. Борода вперёд, понедельник — по стойке «смирно». Потому что если что-то можно проверить руками, у Курчатова это обязательно заработает.
Королёв, будучи уже Главным конструктором, очень уважал простых рабочих и слесарей. На одном из совещаний инженеры спорили, как лучше собрать сложный узел ракеты. Теоретически всё было правильно, но Королёв вдруг сказал:
— «А теперь давайте позовём слесаря Иванова из цеха. Если он сможет это собрать руками — значит, конструкция годится. Если нет — ваши чертежи мусор».
В итоге именно слесарь подсказал, что деталь невозможно закрепить без дополнительного люка. Инженеры переделали проект.
Говорят, однажды космонавты спросили Королёва: — Сергей Павлович, что нужно, чтобы полюбить космос? Он ответил: — Очень крепкий чай и железный желудок. В цеху кипела работа: готовили ракету к старту. Инженеры спорили над схемами, чайник на плите забылся, а Королёв с суровым лицом проверял каждый болт.
Вдруг слесарь тихо сказал: — Сергей Павлович, ракета закипает! — Где?! — подпрыгнул Королёв. — Да это у вас чайник.
Королёв улыбнулся, но налил себе кружку и пошёл к Гагарину.
— Ну что, Юра, не страшно? — спросил он. Гагарин улыбнулся: — Товарищ Главный конструктор, если я откажусь, вы сами полетите? — Конечно, — кивнул Королёв. — Но тогда ты меня будешь запускать.
Все засмеялись, напряжение спало. А Алексей Леонов добавил: — Сергей Павлович, а вы бы на Луну полетели? Королёв затянулся «Беломором» и хмыкнул: — Только если там борщ есть. Несколько малоизвестных фактов о Королеве: Секретность имени До середины 1960-х имя Королёва было засекречено даже внутри СССР. В газетах его называли просто: «Главный конструктор». Даже космонавты, которых он лично выводил в космос, не всегда имели право произносить его фамилию публично.
Учёный с фронтовой закалкой Во время войны Королёв не сидел только в конструкторском бюро. Его несколько раз вывозили на фронт, чтобы он видел боевое применение ракетных систем. Говорят, он любил сам залезать в грязь и проверять установки «Катюша», чтобы понимать, как это работает в реальности.
Заключённый, который построил космос В 1938 году Королёва арестовали по обвинению в «вредительстве». Он прошёл через Колыму, где чудом выжил, и только потом был переведён в «шарашку» — конструкторскую тюрьму. Ирония: именно в условиях полузаключения он начал разрабатывать первые ракеты, с которых и выросла вся советская космонавтика.
Инженер-практик Королёв терпеть не мог «бумажные» проекты. Если что-то не собиралось, он сразу отбрасывал теорию. Он говорил: — «В космосе не будет чертежей, там будет железо. И оно должно работать».
Очень любил простую еду Несмотря на статус и доступ к «дефициту», Королёв обожал простые блюда: кашу, борщ, хлеб с салом. Коллеги шутили: «Космос покоряет человек, который доволен тарелкой борща».
Почти погиб на операционном столе В 1966 году Королёва положили на операцию по удалению опухоли. Она оказалась доброкачественной, но врачи повредили челюсть и кишечник — организм не выдержал. Многие историки уверены: если бы он прожил хотя бы ещё 10 лет, СССР мог бы обогнать США в лунной гонке.
Сижу я на курсах первой помощи. Скучища страшная: инструктор показывает на манекене-женщине, потом на кукле-«ребёнке», как надо действовать при родах. Народ кивает, но видно — все зевают.
Я думаю: надо же как-то разнообразить. Быстро в телефоне нахожу аудио с плачем новорождённого.
И вот, момент истины: инструктор торжественно достаёт куклу-младенца из манекена... и в этот момент из моего смартфона раздаётся громкий детский плач!
Инструктор застыл, глаза как блюдца, явно пытается сообразить: «Неужели кукла реально с функцией?» Толпа держится из последних сил, а потом у кого-то вырывается ржач. Вся аудитория уже смеётся, кто-то аплодирует, кто-то орёт: «Ну хоть на этих курсах роды наконец удались!»
Инструктор покраснел, махнул рукой и только пробормотал: — Ну… будем считать, это была максимально реалистичная симуляция.
В одном советском НИИ в 50-е годы учёным дали задачу: «Разработать специальную краску для атомного бомбардировщика. После сброса атомной бомбы экипаж не должен пострадать от радиации».
Профессора неделями рисовали формулы: думали о свинцовой пудре, редкоземельных добавках, даже о жидком бетоне в аэрозоле. Каждый предлагал всё сложнее и дороже.
И тут слово попросил молодой практикант Колька, которому вообще-то поручили носить чай и мел. Он почесал затылок и сказал: — Товарищи академики, а зачем красить самолёт? Может, просто покрасить… бомбу? Чтобы радиация в ней осталась! A cамолёту после начала ядерной войны, наверное, уже и садиться будет некуда.
В зале повисла тишина. Кто-то уронил карандаш. Главный академик снял очки и пробормотал: — Молодой человек, вы конечно шутите… но в этом что-то есть!
В итоге задачу «закрыли», отчёт отправили в Москву: «Меры по защите экипажа приняты».
А Кольку через пару лет зачислили в штат под должностью «специалист по нетривиальным решениям».
История про профессора Поповского и «карманное Солнце»
В 80-х у нас был профессор физики Поповский — маленький, в коротеньких штанишках, с вечной папиросой «Беломор» в пальцах. Он любил бросать пророчества, которые звучали как смесь лекции и анекдота.
Однажды он сказал студентам: — Запишите: в 2000-х изобретут управляемую термоядерную реакцию. Прямо как на Солнце!
Мы, конечно, засмеялись: — Профессор, вы, может, ещё скажете, что в чайнике можно звезду вскипятить?
А он серьёзно кивнул: — Именно! Это будущее, мальчики.
Ошибся он лет на двадцать, но оказался ближе к правде, чем мы думали. Сегодня китайский реактор EAST удерживает плазму температурой 100 миллионов градусов больше тысячи секунд. По сути — маленькое Солнце в железном чайнике.
А ещё Поповский любил рассказывать про «карманные атомные штуковины».
— Американцы, — говорил он, пуская дым, — в 60-е сделали «Дэви Крокетт», атомный миномёт. Весил всего 23 кг, но стрелять им было почти так же опасно для себя, как для врага.
— Потом артиллерийский снаряд W48: выглядел как обычный, весил 58 кг, а мощность — 72 тонны тротила.
— А ещё «ядерные рюкзаки» для спецназа, по 20–25 кг. Чтобы под мост подложить. У нас, в Союзе, тоже чемоданчики-фугасы мастерили.
И всегда заканчивал словами: — Но все эти чудеса сняли с вооружения. Слишком опасны для своих, слишком легко потерять.
— «Карманной атомной бомбы» так и не сделали — оказалось слишком много проблем в слишком маленькой упаковке. — А вот «карманное Солнце» — потихоньку делают.
И выходит, что профессор Поповский, в своих коротеньких штанишках и с «Беломором», оказался прав в главном: человечество действительно научилось держать огонь звезды в металлическом чайнике.
Какая самая удачная футбольная шутка? В финале ЧМ-2006 Зидан и Матерацци весь матч возились друг с другом — итальянец хватал, дёргал и цеплялся за футболку француза. Зидан, раздражённый этим бесконечным «ручным контролем», сказал по-английски: — «Хочешь заиметь мою майку? Заберёшь её после игры». ( Do you want to have my shirt? You can have it after the game) Но Матерацци, вместо того чтобы заткнуться, выдал вульгарную фразу про сестру Зидана: "Я бы после игры лучше поимел бы твою сестру." ( I would rather have your sister) И в оригинале это звучало ещё грубее, чем в переводе. Для обычно хладнокровного Зидана это стало последней каплей. Он развернулся, ударил головой в грудь Матерацци, получил красную карточку — и навсегда вошёл в историю футбола как человек, который может забить не только мячом. Иногда одна удачно сказанная шутка выигрывает чемпионаты мира. Так считают итальянцы для которых Матерацци матадор остановивший быка. А иногда сестра действительно важнее Кубка мира. И так думал Зидан. У Зинедина Зидана есть четверо братьев и одна сестра. Семья родом из Алжира (кабильские берберы), а выросли они во Франции, в Марселе. Сестра: Лила Зидан. Лила никогда не занималась спортом профессионально. Она вела обычную жизнь, жила во Франции, занималась семьёй и хозяйством. В медиа её имя всплыло в основном из-за скандала с Матерацци в финале ЧМ-2006 — именно её он оскорбил, что довело Зидана до удара головой. По сути, Лила известна миру только потому, что была «той самой сестрой Зидана», а сама предпочитала оставаться вне внимания прессы.
Однажды в областном управлении полиции я ждал дядьку-полковника, пока он освободится с дежурства. В дежурке за пультом скучали два лейтенанта. Делать особо нечего, и ребята уткнулись в свежую газету, решая кроссворд.
Вопрос попался хитрый: «Ночной наряд» — слово на букву «П», 6 букв.
Первый лейтеха сразу уверенно заявил: — Ну, это, конечно, «патруль»!
Второй лейтеха нахмурился, пересчитывая клеточки: — Да ну, не лезет… Может, «пост»? Или «пикет»?
Минут десять они чесали затылки, щёлкали зажигалками, наливали себе кофе и выглядели так серьёзно, будто готовят план операции. В дежурке стояла напряжённая тишина.
И тут из угла, где баба Варя — уборщица с вечным ведром и мудрым взглядом — мыла полы, раздался спокойный и уверенный голос: — Мужики, да пижама это!
В 1970-е годы американский студент по имени Джон Арчибальд Уилер (а ещё позже — более известный случай Дэвида Хана, «радиоактивного мальчика-скаута») решил, что его выпускной проект должен быть… как бы повесомее обычных. Не реферат, не макет моста, а целый проект по созданию атомной бомбы.
Он обложился книгами из университетской библиотеки (где, как оказалось, было слишком много подробностей), нашёл статьи в научных журналах, а также материалы, которые учёные считали «общедоступными» и неопасными. И, шаг за шагом, студент в своём проекте описал рабочую схему атомной бомбы, с расчётами и чертежами.
Когда его профессора прочитали это «курсовое сочинение», у них, мягко говоря, отвисли челюсти. Вместо привычного «четвёрка с плюсом» они сразу позвонили туда, куда звонят, когда видишь нечто очень секретное… 🤐
История вызвала целый скандал: оказалось, что при достаточной настойчивости и наличии библиотеки, даже студент может повторить путь великих физиков из Манхэттенского проекта — пусть и на бумаге.
