Новогодние праздники в тот год отмечали особенно широко. В последний
рабочий день уходящего года пьянка в нашем институте плавно перетекла в
пьянку в здании питерского Университета, выпускниками которого по
большей части мы все являемся. Километровую дистанцию, разделяющие два
эти строения преодалели далеко не все, но среди финишеров неожиданно
оказался некий Вова – парнишка которого в нашем институте все чморили за
многие его странности и слабости (то в экспедицию на север с бабушкой
(!) поедет, то в лаборатории чего-нибудь набедокурит – разгребай потом
после него, ну и т. д.). Вид у Вовы был почти всегда унылый и
озабоченный, а из-под очков глядели бесцветные слезящиеся глаза.
Выпивать Вова умел плохо.
В Универе приняли нас широко, знакомый доцент выкатил лабораторный
спирт, который мы тут же и начали употреблять. Вова поначалу сомневался,
можно ли этот спирт принимать вовнутрь, не метиловый ли, но мы ему
доходчево объяснили, что, мол, пей что дают, дареному коню зубы не
смотрят и вообще, типа, шкни профура! Вова упал раньше всех, да и почти
все остальные гулявшие вынуждены были заночевать там же где веселились,
поскольку спирта было много. Одним из последних обрубился доцент,
который в разгар веселья умудрился где-то посеять свои очки с толсенными
стеклами, без которых он ни фига не видел.
Часов в восемь утра здание Двенадцати Коллегий потряс страшный вопль. То
орал Вова: «Уо-о-о-о-о-о-а-а-а-а-а-а!!! » Хоть народ и был в усмерть
косой, все очнулись и попытались в меру возможностей сконцентрировать
свои взгляды на источнике визга. В углу комнаты сидел на полу Вовик и
яростно тер пальцами стекла очков ДОЦЕНТА, нацепленных на собственный
нос, при этом вереща в истереке: «Чем поили, сволочи? »
Через пару месяцев Вова уволился от нас. Потому что чморить его за это
время еще больше стали. А как еще можно было поступать с человеком
испортившим такой праздник?!