В армии мне служить не довелось, хотя и со здоровьем все нормально,
и родители, военные, с детства готовили меня правильно, да и сам я был
не против, да и сейчас не боюсь. Так получилось. Поступил в институт -
отсрочка. Закончил - женился, дети пошли - опять отсрочка. На сборы
не брали - специальность неходовая. В общем - служил я только во сне,
но зато как! Судите сами...
На третьи сутки знаменитого танкового сражения летом сорок третьего
года, где-то недалеко от знаменитой сейчас Прохоровки вступила в бой и
наша моторизованная часть. Получили приказ и прямо с марша, свернув с
трассы, через поле, две рощи, потом вдоль балки километра полтора и,
неожиданно для противника и самих себя вынырнув из-за холма - рванули
со свежими силами молотить по всему, что шевелится, плохо разбирая с
дыму и грохоте, где свой, где чужой.
... Мы конечно знали, что не на прогулку идем - по два боекомплекта
дают не просто так и не каждый день, но все равно было так непривычно.
Тем более, что танкистом мне пришлось воевать впервые. И не просто
танкистом, а заряжающим - работка для любопытного самая неподходящая.
Хочется все видеть, а тут сидишь в самом чреве среди железа, и что там
снаружи, куда везут, когда долбанут - неизвестно. И из этого домика на
выход - тоже самый последний...
Долбануло нас минут через 25. Я конечно за временем не следил, но судя
по количеству отстрелянных гильз и той скорости, с которой они появлялись,
прикидываю что именно так. Подбили нас удачно - противотанковой гранатой
в моторный отсек. Экипаж отработанным порядком стал покидать запылавшую
машину, но условия боя внесли свои коррективы: все вылезавшие попадали
по кинжальный огонь автоматчиков, намертво застревая в люках. И смекнул
я тут, что хана мне приходит. И не захотелось мне этой ханы ну ни как.
А жить мне без ханы осталось не много, секунд пятнадцать, как говорил
нам старшина в учебке, показывая секундомер. Дальше можно было не спешить
- огонь все примет, как в топке крематория... Детей своих вспомнил, еще
нерожденных, жену увидел, еще невстреченную, родителей своих, еще не
поженившихся, Родину нашу, еще неотомщенную - нашел я ногами запорные
клинкеты нижнего люка, сдвинул в сторону, куда и чем смог, непослушные
горячие гильзы, собрав все свои силы, в свою мощь плотскую в одно движение,
в один последний порыв и вывернул к чертовой матери эту дверку на волю...
...Резкий женский крик разбудил меня. Я лежал поперек кровати, в почему-то
разорванной майке, весь потный и тяжело дыша. Орала жена, держась за
лицо. Бедная, ей таки досталось той дверцей. Она, конечно, по воспитанию
стала орать какие-то обидные слова. Я не стал ввязываться в полемику,
растрачивая по пустякам гордость за только что одержанную победу. Тут
еще и теща прибежала. Кто ее звал - дело семейное!? Растрепанная,
дурнопахнущая, и даже не изъявив желания вникнуть в то что случилось,
с ходу, беглым шрапнелью и бронебойными, как полчаса назад наша боевая
машина...
Она, теща, уже правда бывшая, до сих пор на ходу и в строю. Ей, стерве,
конечно было бы лучше, если бы я сгорел в том танке вместе со всем
экипажем: Серегой из под Вятки, сибиряком Генкой, грузином Гогой. Фамилий
и званий почему-то не помню. Простите, ребята. Главное - я остался жив,
было кому отомстить за вас. А до конца войны было еще много дней и
ночей.
... Жене я потом все рассказал, объяснил как смог. Простила, но на
работу она с такой отметиной, конечно, не пошла: взяла утром справку
в травмопункте, заявление в милицию накатала, что на нее вечером напали
какие-то хулиганы во дворе. Так что обошлось. Три дня приводила себя
в порядок. Кровати мы потом переставили, но это не помешало мне честно
дослужить до победы. Лет через шесть мы развелись. Я оказался однолюбом
и, судя по сюжетам теперь уже эротических снов, большим фантазером.
Но о них в другой раз..