В шестидесятых годах жил я в районе теперешней улицы Народного Ополчения.
Народ во дворе у нас был шпанистый и забавы соответствующие. Свидетелем
такой и неоднократно я был сам...
В отличие от сегодняшних дворы тех времен были зелеными и надежно
скрывали от родительских глаз, как их чад старшие дядьки приучали к
"национальной охоте". Понемногу, конечно, блатной кодекс блюли, не то
что сегодняшние отморозки....
Жил у нас во дворе карлик, лет тридцати, с совершенно детским лицом и
тонким голоском. Выпив во взрослой компании, он нехотя давал себя
уговорить немного позабавиться. Вставал на пешеходную дорожку, со всех
сторон окруженную густыми кустами, за которыми в предвкушении удоволствия
пряталась вся остальная компания, и начинал плакать, разманывая по лицу
обильные слезы. Бедные, сердобольные, московские женщины. Сколько же вас
попалось на эту нехитрую удочку. Вот идет очередная, держа в оттянутых
руках купленную где-то в центре снедь для всей семьи.
- "Что же плачешь, малыш? Кто тебя обидел?"
- "Писать хочу-у-у, а они (штаны) не снимаются-а-а-а..."
- "Это не беда. Давай, я тебе помогу. Где у тебя тут зацепилось..."
Момента, когда она добирется до тела, чуть дыша, ждали все. Вот он!
- "Ой!...Ах ты дрянь, такая!"
Женщина резко выпрямлялась, глядя в невинные детские глаза, с которыми
совершенно не монтировалась вдруг вынырнувшая из-под одежд огромная
гениталина. Подхватив сумки, она убегала под хохот неожиданно "оживших"
кустов.