И записных книжек Венедикта Ерофеева
А что нам с этих трехсот граммов будет? Мы же гипербореи!
Самый большой грех по отношению к ближнему – говорить ему то,
что он поймет с первого раза.
За одно и то же, т. е. за один способ поведения, известную
группу металлов называют благородными, а газы – инертными.
Для чего нам говорить «самолюбие», «тщеславие» и все т. п. ,
когда у нас есть «гордыня», термин точный и освященный новозаветной
традицией.
Т. е. виною молчания еще и постоянное отсутствие одиночества;
стены закрытых кабин мужских туалетов исписаны все, снизу доверху. В
открытых – ни строчки.
Мистика всегда шла бок о бок с половой распущенностью.
Следует вести себя удовлетворительно. Отлично вести себя –
нехорошо и греховно.
Обожаю простые удовольствия. Это последнее прибежище сложных
натур.
Если б в 45 г. мы двинулись бы дальше на Запад, дошли до самых
западных берегов США, то по типу Суворов-Рымникский,
Потемкин-Таврический, маршал Жуков звался бы Жуков-Колорадский.
Все делается по бабьему наущению: бедняга Макбет, дезертир
Антоний, вор Адам, все трезвенники мира.
О христианстве еще спорят, дурно ли оно, хорошо ли. А вот о
духовом оркестре спорить нечего: здесь чистая духовность.
Как прежде хорошо назывались всякие повстанцы: не патриоты, не
бандиты, не душманы, не и т. д. А просто: инсургенты.
И Марк Твен сказал: «Быть хорошим – это очень изматывает
человека! »
Отчасти – да, но весь я не свихнусь.
А весна на Кавказе с этого и начинается. Раскрывается первый
розоватый цветок. Он зовется Колхикум Биберштейна.
Из хасидской притчи: «И сотворил Господь чудо: везде была
суббота, но там, где проезжал Рабинович – пятница».
Почему ты, сука, не можешь сделать мою жизнь яркою и
насыщенной?