Давным-давно, когда еще СССР был могучей (как он сам про себя считал)
державой, жил да был некий физик. Талантливый мужик, профессор, автор
нескольких фундаментальных монографий, по которым до сих пор учатся
студенты. Был, однако, за ним некий грешок (кроме пятой графы):
небольшое участие в правозащитном движении. Поэтому, когда столица СССР
чистила себя перед грядущей Олимпиадой-80, ему было вежливо предложено
совершить тур по городам и весям Средней Азии. Бухара, Ташкент,
Самарканд и прочая экзотика, где о диссидентах понятие было весьма
смутным, и куда иностранные гости Олимпиады (50% которых, как известно,
составляли агенты ЦРУ, ФБР, Моссада и т.п.) вряд ли бы добрались. Все
за счет государства, или, точнее, его рыцарей плаща и кинжала. Мужик
отказался, и тогда его послали в еще более дальний вояж с эротическим
уклоном. Таким образом мужик очутился в США, будучи уже не-гражданином
великой державы (в этом и заключался эротический уклон). Там он сделал
блестящую карьеру и быстро дослужился до места профессора престижного
университета, входящего в первую пятерку американских университетов. Но
это все, как здесь принято говорить, преамбула.
Году примерно в 91, когда великая социалистическая держава полным ходом
летела в пропасть, на краю которой уже которое десятилетие балансировал
проклятый капитализм, мужик навестил бывшие родные пенаты. Разговаривал
он исключительно по-английски. Мужик прочел несколько замечательных
лекций, тоже на английском языке. Когда его спрашивали, говорит ли он
еще по-русски, он отвечал примерно так: "Ай совсем забиль поруски." Ну,
забиль так забиль, велика ли беда, когда ты - такая легендарная фигура,
вызывающее у окружающих чувство, близкое к оцепенению.
Вскоре после этого эпохального события моя собственная судьба
повернулась таким боком, что я, как сказали бы наши бывшие потенциальные
противники, нашел себя в самолете, разрезающим атлантические небеса в
направлении того же бывшего потенциального противника. Моя карьера по
эту сторону пруда сложилась довольно удачно, и вскоре я начал встречать
мужика на различных профессиональных симпозиумах или, как здесь говорят,
конвенциях - слово, живо напоминающее мне сынков лейтенанта Шмидта. Что
меня крайне удивило - мужик прекрасно говорил по-русски, если и с
акцентом, то исключительно определяемым его национальностью. Причем его
блистательные рассказы сопровождались таким количеством чисто русских
приговорок, ассоциаций и прибауток, которое можно надыбать только
проживая в русской языковой среде. И вот однажды, сидя за уже не первой
рюмкой водки, я решился и спросил: "Слушай, у тебя такой замечательный
русский! Как же так получилось, что во время твоего визита в Москву ты
совсем не говорил по-русски?" Мужик (всемирно-известный профессор,
почетный член десятка академий, лауреат множества престижных премий и
званий со 120-тысячным окладом, не считая консультационных гонораров)
страшно смутился и ответил: "Да понимаешь... ужасно захотелось
повые@#$ться!"