Диана Качалова. Руцкой и попугай
Где-то году в 96-м, я поехала брать интервью у Руцкого. Экс-мятежник жил в огромной квартире неподалеку от храма Христа Спасителя. Я позвонила в дверь. Тишина. Через пару минут я заметила, что она не заперта и легонько ее толкнула. Дверь открылась и я увидела, что меня встречает… попугай. Он был какой-то монотонно мутнозеленой раскраски, но такого огромного размера, что я замерла.
— Кто? — сказал попугай.
Я так растерялась, что полезла за визиткой, но потом одумалась.
— Драстье, — сказала я попугаю в тон, надеясь, что если я буду коверкать слова, то он меня лучше поймет.
— Вор, — сказал попугай утвердительно.
Я совсем скисла. К счастью в этот момент из кухни вышла жена Руцкого:
— Не обращайте внимания, он всех подозревает в воровстве. Когда я вороне на карниз крошу хлеб, он истошно орет: крадут! крадут!
Не помню, как звали эту прекрасную птицу, но она (он), подозрительно оглядываясь, провел меня в кабинет к Руцкому. И остался слушать.
Поначалу Руцкой говорил спокойно, но дойдя до октябрьских событий 93-го года, он перешел на повышенные тона и начал размахивать ручищами.
Попугай огорчился и встрял:
— Что ты кричишь! Что ты кричишь! Что ты кричишь!
— Заткнись, — рявкнул на него Руцкой и показал кулак. — Это мне друзья на выход из Лефортово подарили. Болтливый зараза — говорит все.
Попугай оказался не просто болтливым. Он перехватил инициативу и на каждую реплику Руцкого кричал: Врет! Не ори! Вор! Крадут! (последнее, поглядывая в мою сторону). У меня создалось впечатление, что он отлично понимает, о чем говорит хозяин.
Руцкой поначалу рычал на птицу, но когда интервью превратилось в перепалку экс-вице-президента России и попугая (у меня на пленку записалось только их поочередное — не ори! сам дурак!), экс-вице схватил попугая и засунул его в огромную клетку.
— Мерзавец, — это сказал Руцкой. Попугай на секунду замолчал — он подбирал слова.
— Предатель, — вдруг спокойно сказал попугай. Экс-вице побагровел.
Я была готова выключить диктофон и откланяться — ничего лучше бы я уже не услышала. Я ошибалась.
Руцкой взял плед и накрыл им клетку. Наступила тишина. Какое-то время мы оба приходили в себя после бури.
— Так о чем мы говорили? О Чечне? Я в свое время говорил Ельцину, что Чечню надо накрыть экономической блокадой, как я этого попугая одеялом. И они будут сидеть, как он сейчас, и не питюкать.
— А я тут, а я тут, а я тут, — раздалось из-под одеяла тихо, но уверенно.
Это было 20 лет назад. За эти годы я не встретила ни одного политолога, который бы лучше понимал перспективы отношений России и Чечни.
