А он её любил
Непривычная для середины августа жара.
В окне второго этажа стоял мужчина в медицинской маске и с прижатым к уху телефоном. Его речь периодически нарушалась надрывным кашлем. Он говорил что-то в телефон, и время от времени начинал беззвучно плакать. Но буквально несколько секунд - и он справлялся. Молчал немного и снова заговаривал.
Под окном, в тени раскидистого дерева, на него смотрели двое мужчин, один из них говорил в телефон. Оба были хмурыми.
Между ними - кусок асфальта, на котором было написано написано что-то краской, вверх ногами. Если смотреть с земли. Потому что надпись предназначалась для тех, кто наверху. Если точнее, предназначалась для какой-то женщины наверху. Надпись гласила "Спасибо за Мирона!", и еще была какая-то дата.
Раньше в этом здании был родильный дом. Об этом еще можно было догадаться по статуе женщины с ребенком, стоящей напротив входа в двухэтажное здание сталинской постройки.
Но сейчас здесь было инфекционное отделение.
- Пап, мы уже взрослые, мы разберёмся.
Говоривший хорошо владел собой. Он с усталым упрёком думал обо всех этих "традициях", которые уже давным-давно исказились и утратили настоящий смысл. "Непременный пластиковый венок", непременные четыре блюда на поминках, красивый гроб, строго белые тапочки... Огромный список совершенно бессмысленных вещей. Которые совершенно не нужны мёртвым, а Богу - и подавно.
Когда говорят, что это всё - чтобы душе покойного было хорошо - лукавят. Ни одна религия не верит, что красивая подушечка в гробу смягчит посмертную участь.
Хмурый устало соглашался, хотя иногда - с тяжелым вздохом внутри. Но очень тактично снаружи. Почему-то его самого произошедшее не разрывало на части.
Может быть, пока.
А потому он просто рассматривал эти пожелания как неизбежность. Важную для других, но не для него.
- Папа, мы можем отложить немного. Назначить дату так, чтобы дождаться твоей выписки. Неважно сколько.
Они еще немного говорили как будто бы о деле - что надо сначала дождаться вскрытия, иначе маму не отдадут. Ведь умерла она в инфекционном боксе. На дворе 21-й год - холодильники в моргах работают нормально.
Хмурый был прекрасно знаком с отцовским здравомыслием, и внутри немного радовался, что оно ему не изменяет.
А потому к следующим словам он не был готов...
- Не надо меня ждать. Хороните, как станет возможно. Я не хочу ее... лишний раз... морозить...