Россия — загадочная страна: лишние дни
Эпиграф 1. «Неба утреннего стяг… В жизни важен первый шаг.» [1]
Эпиграф 2. Швондер: «Мы, управление нашего дома, пришли к вам после общего собрания жильцов нашего дома, на котором стоял вопрос об уплотнении квартир дома!» [2]
---
ЧАСТЬ 1. Предыстория. Как на один денёчек москвичами становились туляки.
Туляки [в данном случае описываются жители областной Тулы] в середине 1980-х чётко поделились на три не то категории, не то группы:
- на тех, кто был ужасно близок к «номенклатуре». Всё нужное [продукты питания, одежду и обувь] они спокойно заказывали по каталогам и им это привозили домой водители-экспедиторы. Чем они всегда очень гордились и хвалились перед всеми остальными;
- на тех, кто лично отоваривался в подвальчиках-распределителях предназначенных для сотрудников горкомов-райкомов и прочих не предельно близких к власти лиц. Доплачивали ли они за доступ к такому по-тульски важному ресурсу и сколько при этом переплачивали, оставалось загадкой для всех непосвящённых;
- и основная масса народа, которая считала, что Тула крайне удачно расположена относительно Москвы [это называлось Ожерелье Городов Московских = ОГМ] и съездить отовариться в Москву можно даже одним днём. Ибо за десятилетия до того возникло устойчивое словосочетание «голодная Тула», что продуктовые магазины города-героя к середине 1980-х всеми силами и подтверждали. [**]
Соответственно, раз в несколько месяцев в выходные дни туляки вставали в 5 утра (раньше встанешь — сидя поедешь!), если не на кого было оставить детей, то брали их с собой (прямо с шестилетнего возраста ибо нужно привыкать быть советским гражданином и с гордостью посещать столицу нашей Родины, где столько всего интересного в магазинах [***]) и на первых трамваях-автобусах-троллейбусах ехали на Московский железнодорожный вокзал или туда, откуда должен был уходить автобус, заказанный от организации. Через три часа электричка уже приходила в ближнее Подмосковье, а ещё через час — в центр, на Курский вокзал. Получаешь свои пятачки и инструкцию, как действовать, если потерялся в метро и — вперёд!
Здесь уже было совсем-совсем другое снабжение. Здесь в магазинах продавали продукты, которых люди не видели больше нигде и никогда: «Cелёдочное масло?» - «Да хоть пять баночек в одни руки [*****]» - «Сочное яблоко Джонатан из тёплой страны СЭВ?» - «Да хоть почти целую авоську!» - «ГУМ'овская шоколадка 'Сластёна'?» - «Да хоть двадцать штук, если вы стоите втроём!» - «Детские игрушки-солдатики-фломастеры?» - «Да в Детском мире это всё не дефицит! Хочешь — набор из 24 фломастеров? А хочешь — из 32?» А уж какой московский был выбор мороженого практически в любой палатке, хоть у Зоопарка! А какое наслаждение было обуть кроссовки вместо кед и полукед! Но главное, всё-таки, колбаса-сосиски-сардельки! Мы и названий то таких деликатесных сортов не знали.
Москвичи, конечно, ругались. И требовали колбасной сегрегации, чтобы местные, кто спустился со второго этажа в «свой» магазин на первом [оставив ребёнка дома одного!], мог закупиться без очереди нужными ему к завтраку 200 граммами колбасы и не стоять в общей очереди с «понаехавшими со своими детьми». А приехавшие показывали ценники и этикетки, на которых было указано, что означенные колбаса-сыр произведены в городах и областях ОГМ. Так что чтобы на тебя не ругались, оказывалось очень выгодно изображать из себя семью коренных москвичей [талонов тогда ещё не было, прописку/билеты милиционеры тоже ещё не проверяли].
Ну а где-то к 19-ти часам предстоял обратный путь на Большой Зелёной. Электричку так звали не только за цвет вагонов. Если целый день простоять в очереди в ЦУМ'е за дефицитной одеждой-обувью (очереди там бывали и более тысячи человек, а общественные контролёры номерки на ладошках проверяли непрерывно, так что если отойдёшь, то вмиг из очереди выкинут), то перекусить удавалось лишь булочкой с молоком из пакета. И электричка начинала взбивать в тебе масло. Б-р-р...
Садиться в электричку старались, конечно, на Каланчёвке у площади Трёх Вокзалов. Тогда был шанс для ребёнка занять сидячее место и тихонько прикорнуть на плече какой-нибудь незнакомой тёти.
---
ЧАСТЬ 2. Фельетон «Кому на Руси жить колбасно [*]»
И вот в то примерно время жил да был некий орденоносец-общественник (уж не буду указывать область местожительства, но это было в ОГМ). Всю жизнь он трудился не то вахтёром, не то охранником на некой Очень-Важной-Проходной. Статус той проходной был столь высок, что там документы на проверку не предъявляли исключительно самые высокопоставленные лица, то есть такие, перед которыми нужно было дверь открывать и под козырёк брать. Так наш Вахтёр-с-большой-буквы и оказался лично знаком с Самим товарищем Альфовым (уж какая у того реально была фамилия для данной заметки и не важно). В этот момент вся история и закрутилась.
Вся грудь нашего трудяги-Вахтёра была в юбилейных медалях и значках «Лучший работник отрасли». В общем, человек был очень заслуженный и всегда с гордостью говорил: «Да мимо меня государственной копейки никто не протащит!»
Но годы летели. На пенсию ушли и Альфов, и Вахтёр. У первого пенсия была ого-го какая. Сейчас это наверное никому ничего и не говорит, но это была настоящая ПЕРСОНАЛЬНАЯ ПЕНСИЯ. Впрочем, к тому моменту уже заканчивалась борьба с бюрократизмом и начиналась борьба с привилегиями номенклатуры, так что афишировать размеры такой пенсии было не принято.
А другой искал себе подработку к своей небольшой пенсии и устроился обычным сторожем. Ночами он сторожил, а днём, видя какой бардак вокруг, сочинял гневные фельетоны под псевдонимом Рукодельников, которые и печатала районная газета-многотиражка. Ах да, псевдоним такой он взял потому, что вырезал очень красивые наличники и другие украшения для своего домика. Так что по фигурам всех видов он был большой мастер.
Потом Альфов умер и его похоронили (с большим шумом и некрологом в той же многотиражке). А Общественник продолжил сторожить.
И тут как-то наш Общественник идёт на почту и видит там ужасающую вещь: гражданка Бетова (вдова давным-давно умершего Альфова) пришла и сказала, что ей причитается отдать пенсию и за неё и за её мужа [6*]. Тут то Общественник и понял: «Не по понятиям живёт номенклатура! Всю жизнь просидела домохозяйкой и до сих пор получает 'персоналку' за мужа! Вот это — нарушение!»
Так на всеобщее обозрение появилось незабвенное творение, в котором подражая Некрасовским стихам, автор анализировал кто же на Руси [5*] сожрал всю колбасу. Такие там были фигуры — закачаешься!
И всё это творение заканчивалось открытием, которое он совершил на почте: мадам Бетовой, которая регулярно получает две пенсии и за себя и за умершего мужа. В общем Гоголевские «Мёртвые души» на современный лад.
Какой был СКАНДАЛ! В народе говорили, что из самой Москвы примчалась комиссия с целью проконтролировать-ревизовать всю деятельность тогдашнего районного Собеса (эта организация была ещё до современно Пенсионного фонда).
Тут то и выяснилось, что в выплатной (?) ведомости действительно фигурировали обе фамилии: и гражданки Бетовой и её мужа.
Дальше — больше. Тогдашние пенсионные дела представляли из себя одинокие листочки бумаги, на которых плохо читаемым оттиском копирки [7*] писался расчёт: пару цифр сложили, ещё на несколько цифр умножили. И всё. Никаких пояснений больше. Проверить — вообще ничего не возможно.
Для начала начальницу райсобеса перевели на другую работу с понижением. Для продолжения сотрудников собеса оставили без премии. (Хотя, может народная молва и лжёт, ибо все тогда были уверены: «Все они там заодно!»)
Но на этом история не завершилась. В очередную выплату пенсии в Собес пришёл лично... муж гражданки Бетовой. И потребовал пенсию. А ему ответили: «Если Вы воскресли, то принесите справку из ЗАГС. А если Вам её там не дают, то ни на какие деньги от нас можете не рассчитывать! Вопрос — закрыт!»
Нет. Гражданка Бетова не выходила замуж второй раз. Она как была замужем за гражданином Бетовым, так и оставалась верной женой. Просто Бетов работал дворником в доме, где жил Альфов. А Общественник просто перепутал, кто чья жена. Может кофточку модную одела. Может мужем активно руководила. Кто теперь разберёт...
Так что вернули ни к чему непричастному Бетову (уж какая у него была в реальном мире фамилия сейчас и забылось-затёрлось) ту пропущённую пенсию или нет — история уже и умалчивает.
---
ЧАСТЬ 3. Пролетели десятилетия. Проблемы поменялись: в магазинах уже стало достаточно колбасы. А у пенсионеров появились так называемые «лишние дни» [8*]. И тут пенсионеры забегали, так как по телевизору стали показывать, что скоро будут получать пенсии не на почте, а прямо на банковскую карточку: а чего — в больших городах, где всё-равно за ЖКХ платят через банкоматы, упрощение то было бы большое. Только почему-то телевизор при этом не «крякнул»: «Пенсия на карточку будет поступать прям первого числа».
Так как вроде бы успешный пример внедрения IT и, следовательно, зона моей компетенции, то пошёл я у пенсионерок в нашем доме консультироваться: оказалось, что пенсию на карточку начисляют им... через пару недель после всего остального дома... Оопс... Видно общественники из части 2 до сих пор очень нужны и востребованы.
---
Сноски
* сленговый термин «жить колбасно» в середине 1980-х был эквивалентен термину «и ты — в шоколаде» из 2000-х. Он предполагал, что у человека всё в жизни хорошо.
** даже в каком-нибудь районном Ефремове Тульской области можно было достаточно запросто пойти за обычного сорта колбасой в какой-нибудь ближайший магазин. А уж если там не удавалось купить, то шли в соседний «Кооповский» [магазин потребкооперации], где почти то же самое продавалось по повышенным ценам. В Туле же колбаса хорошо сочеталась исключительно с терминами «'выбросят' на прилавок» и «очередь уже побежали занимать». А уж если колбасу привозили в Универсам к закрытию, то очередь обслуживали исключительно через служебный ход: чтобы весь микрорайон видел, что «налево» её не отпускают. Впрочем ситуация с сыром и рыбой (отличной от минтая) была, как правило, такой же напряжённой. Простоять за килограммовой коробкой креветок в «Океане» можно было часов пять. Даже за обычным батоном я бывало ездил по всему городу.
*** термин «Ленинград — культурная столица» начал возникать примерно тогда. Так как Москва, с точки зрения жителей ОГМ, отвечала за другое. Совсем за другое.
**** термин «в одни руки» в советской торговле предполагал, что никто из покупателей вплоть до момента покупки не знал, сколько ему разрешат купить выбранного товара. Но при этом пара детских рук давала те же права, как и пара взрослых. А в результате 2 кг колбасы на взрослого + 2 кг сарделек на второго взрослого + 1 кг сыра на ребёнка и всё это заморозить в морозильнике до следующей закупки...
5* к тому времени уже забылись времена, когда за слова «Россия» и всё, что с ней связано могли отправить в гулаговские лагеря.
6* по советским понятиям, если обычный трудяга имел большой производственный стаж и всю жизнь хорошо зарабатывал, а его жена занималась домом и собирала мужу на работу вкусные обеды-тормозки, то пенсию зарабатывал лично он. И в случае его смерти жена (провёдшая всю жизнь «в тылу», «на кухне») к его пенсии почему-то никакого отношения не имела.
7* копирка или копировальная бумага, подкладывалась между двумя листами. На верхнем — писали, а на нижний попадал зачастую плохо читаемый оттиск.
8* лишние (они же «блокадные») дни — это когда деньги от предыдущей пенсии уже закончились, а до новой ещё жить и жить.
---
Ссылки
1. «И вновь продолжается бой». Авторы стихов Александра Пахмутова, Николай Добронравов. Исполнитель: Иосиф Кобзон и др.
2. Фильм «Собачье сердце», 1988 года. В роли Швондера — Роман Карцев.
---
Постоянный адрес оригинала: .../node/1374