Владислав Шурыгин
По стране идет "Седая революция".
Старики, старухи, ветераны, инвалиды вдруг выплеснулись на шоссе и
проспекты. Вылезли из своих стремительно ветшающих квартир — крепостей.
Пересилили страх перед чужой, жадной и жестокой улицей за окнами.
Прошлое Великой Страны вышло на улицы. Руки, поднимавшие из руин
Сталинград и Киев, возводившие наукограды, собиравшие атомные бомбы и
стратегические ракетоносцы, сегодня сжимают плакаты, на которых
написано: "Путин, верни наши льготы!", "Мы отдали стране все — теперь мы
не нужны!", "Министры — воры!", "Хватит нас убивать!", "100% оплаты ЖКХ
— смерть пенсионеров!"
Отчаяние и ненависть людей вывели наших стариков на шоссе, по которым
каждое мгновение проносятся машины, стоимостью в годовой пенсионный
бюджет целого района. Оккупационному правительству не нужны нахлебники.
Не нужны пенсионеры, инвалиды, кормящие матери, дети, студенты, солдаты.
Это лишний груз. Необходимо окончательно решать "социальный вопрос". Так
учил фюрер. "Vorwarts!" Старики не хотят умирать. Не хотят быть
запертыми, как в тюрьмах, в собственных квартирах. Не хотят тихо и
безропотно перерабатываться в культурное удобрение для газонов дач
kameraden Грефа, Зурабова и Фрадкова.
А что же Путин?
Где он — народный защитник?
Нет президента. Молчит.
И на вопрос "Кто вы, мистер Путин?" — все больше людей находит свой
ответ…
…Есть большой, крепкий дом. К репкий достатком, традициями, историей. Но
неожиданно хозяина этого дома сразила неизвестная болезнь. Очень
возможно, что его отравили лукавые иноземцы, которые обещали открыть ему
секрет философского камня и обобрали до нитки, но другие говорят, что он
просто надорвался, взявшись на спор перетащить гору к соседу Магомеду…
Никто не знает, что делать. Никто раньше не сталкивался с такой
болезнью. Все охвачены паникой и ужасом. Дом наполнен какими-то
странными персонажами. На кухне дрыхнет лекарь — проходимец, который
третий день пьет без просыпа и требует денег на опохмел. Дальние
родственники, появившиеся из хрен знает какого захолустья, вырядившиеся
не то на свадьбу, не то на Пасху, деловито свежуют во дворе хозяйскую
скотину. Какие-то нищие, калики, перекати-поле заунывно тянут молебны
под окнами, ожидая медного гроша или каравая. Домочадцы с растерянными,
потухшими лицами мечутся между кроватью больного и стремительно
разрушающимся вокруг миропорядком. Между надеждой и отчаянием. И тут
неожиданно в доме появляется спокойный деловой человек. Он знает, что
делать. Он дает подзатыльник уборщице за то, что развела у постели
больного такую грязь. Заставляет убраться около него, самолично
поправляет больному подушку, проверяет пульс, расправляет белье и
помогает, наконец, облегченно вытянуться на нем. Отталкивает от больного
набежавших соседей-проходимцев, стаскивавших с него по-тихому шерстяные
носки. Выгоняет их взашей. Он меряет шагами комнату, о чем-то тихо
шепчется с полупьяным лекарем, успокаивающе гладит детей, стыдит
перепачканную кровью родню во дворе, кидает монету нищим. И наступает
момент, когда все вокруг вдруг понимают, что это и есть тот, кого они
так долго ждали, что вот он — человек, который им поможет, который
вернет порядок вещам и восстановит мир.
Любые его просьбы исполняются молниеносно. Его желания угадываются еще в
глазах. Он ищет глазами стул, а тот уже за его спиной. Он облизал сухие
губы, а к нему уже тянется ковшик с квасом. Он бросил взгляд за окно, и
надоедливый хор нищих замолкает на полуслове. Все ради волшебства,
которое вот-вот должно свершиться. Но он все медлит и медлит, словно
чего-то ждет… И, наконец, кто-то, с лицом, высвеченным надеждой,
спрашивает:
— Да кто же вы, батюшка? Откуда вы такой?
И, скромно потупив глаза долу, маленький аккуратный человек в строгом
темном плаще тихо отвечает:
— Я из похоронного бюро…
www.zavtra.ru