В военный госпиталь я пришел после мед института и клинической
ординатуры. Начальник госпиталя, Оговской, дыша на меня перегаром, сходу
спросил: «Че могеш, бля?». Я начал было перечислять: аппендицит,
грыжи…, но он меня довольно резко прервал, типа «не гони волну, и этого
хватит», «а сейчас иди в прием, там лежит боец с аппендицитом. Если
после твоего оперативного лечения боец выживет, ты принят в штат, если
помрет – пшел на хер! » Я подчинился приказу командира и с тех пор стал
служить в отделении хирургии. Но история не про это, история про
Еврейчика.
Оговской был бабский угодник, дебошир, распиздяй (по-другому не
назовешь) и классный хирург, что называется, хирург от бога. К нему
постоянно приходили какие-то делегации, как штатские, так и военные с
которыми он непрерывно бухал, не забывая в перерывах разводить спирт и
оперировать.
И вот, в очередное мое дежурство, уже после отбоя л/с, он вызывает меня
и говорит: «Нам не хватает третьего». Я типа «не могу, я дежурный, на
мне весь госпиталь», а ему уже тогда было похер. Пришлось согласиться.
Вместе с нами бухал еще какой-то Еврейчик, гражданский чек, Оговской его
так представил. Чисто еврей, такой упитанный, лощенный, с хитрыми,
затуманенными (к тому времени) глазками и какой-то херью на щеке. После
каждого второго стакана Оговской предлагал ему удалить эту херь на щеке,
но Еврейчик тактично отказывался. После очередной бутылки он сдался, и
тут раздался громовой голос командира, который разбудил весь госпиталь:
«Срочно готовить операционную!», (причем это, не выходя из своего
кабинета). Через полчаса вбежала опермедсестра и доложила, что
операционная готова. «Ну, с богом»,- промолвил Оговской и чуть ли не за
шиворот поднял Еврейчика, который от выпитого еле стоял на ногах. А ты,
указывая на меня, будешь ассистировать. Вначале я все принимал за шутку,
но, видя напор командира, понял, что ошибся.
Готового Еврейчика уложили на операционный стол, привязали, чтоб не
дрыгался и процесс пошел. Оговской взял скальпель (художника в нем не
убить), и хлестанул по щеке. Хлынула кровь, много крови. Я хоть и пил
через одну, но тоже был под хорошим шафэ. Еврейчик все стонал: «Как там,
как там? » (видно холод стали и ужасная боль протрезвили его). Этот стон
остановил Оговской ревом: «Заткнись, еб твою мать! И так ни хера не
получается!». Дальше началась, как нам казалась, кропотливая работа.
После своего последнего штриха, Оговской заснул младенческим сном прямо
в операционной. Еврейчика с его перекошенным лицом я перевязал, посадил
в дежурный автомобиль (хотя с бензином тогда были проблемы) и далеко за
полночь отправил домой. Командира все-таки удалось дотащить до его
кабинета.
На следующий день, часов в одиннадцать, перед обедом меня вызывает
командир, хмурый как туча. «Садись», говорит, рассказывай, что вчера там
было. Ну, я так и так, Еврейчика оперировали.
- Как оперировали, йобанарот?
- Так и оперировали, говорю, а я ассистировал
- А где сам клиент? Живой то хоть?
- Живой, после операции уехал домой на дежурке.
- Да-ааа…
Взгляд его затуманился, видно, переваривал услышанное. Вдруг в окне
перед нашим взором предстает картина маслом: бежит, нет, быстро идет,
подпрыгивая и семеня короткими ноженками наш родненький Еврейчик, все
бинты на роже в крови, но подмышкой портфельчик, и читаемые очертания
поллитровых бутылок, а в руке паспорт.
Вместо «здрассте» Еврейчик, махая перед носом полковника паспортиной,
выпалил: «Командир, ты че наделал? Мне скоро уезжать на историческую
Родину, а я на фото в паспорте совсем не похож! ». Оговской тяжелой
походкой подошел к клиенту и приподнял болтавшуюся повязку и изрек: «О,
мля, смотри, Гуимплен!». По всей щеке бедного еврея шел впечатляющий
шов чуть ли не до уголка рта, как у героя «Человека, который смеется». Я
выпал в осадок. Оговской, судя по всему, видел и не такое. Он спокойно
самостоятельно засадил бутылочку беленькой и снова раздался его громовой
командирский голос: «Срочно готовить операционную». Еврейчику ничего не
оставалось делать, как поддаться судьбе и идти второй раз под нож не
трезвого хирурга. У Еврейчика на груди лежал паспорт с фотографией. Так,
на всякий сличай. На этот раз операция прошла вполне успешно. Косметику
наложили классно, хоть и руки слегка дрожали от похмелья. «Мастерство не
пропьешь! », – изрек Оговской, вытирая кровавые руки о халат.
Еврейчика с тех пор я больше никогда не видел.
Зато к нам в госпиталь прибыла гуманитарка, состоящая из американских
протезов. Но это уже другая история.
Бишкек фореве!