В подвале Лахты пахло горячей пластмассой, рыбным перекусом из ближайшего Maxima XX и кое-где — портвейном. Сидели писари. Сидели давно. В основном — молча, сгорбившись. Пальцы стучали по клавишам, взгляд стекленел. Дух демократии был где-то между кондиционером и инструкцией по составлению постов от имени Василия Петровича, временно отсутствующего из-за простуды.
Среди всей этой хрустящей синтетики и начинающегося геморроя выделялся только Спиридон.
Он не был похож на остальных. Во-первых, у него был собственный термос. Во-вторых, у него был опыт. И в-третьих — он носил брюки с защипами. Старой закваски, как говорят на могильниках бывших отделов.
Когда-то он служил в Пятом — тогда, когда в Пятом еще говорили "шестёрки" и курили прямо у доски с фотографиями. Его уволили за пьянку, что, по слухам, само по себе было достижением — уволиться за пьянку в таком месте значило перепить само место.
Но годы шли. Настала пора смутная. Прежние товарищи ушли либо в политконсалтинг, либо в ячейки глубинного народа. А Спиридон — примазался к демократам.
И те, что характерно, взяли его. Не за душу — её уже давно не было, — а за профессионализм.
Пьяные бредни Спиридона были крепче и структурнее, чем полудохлая калаякаль от молодежи, принятой по племянным признакам.
Вот и сейчас он сидел, налив себе полстопоря портвешка в стакан с логотипом "Честные выборы. 2025".
Над клавиатурой вился пар. На экране — шаблон поста от имени "молодого отца с ипотекой, уставшего от двойных стандартов".
Внезапно — как это случается с теми, кто однажды пил в Бирмингеме и дрался в Ковент-Гардене — ему почудилось.
Мосты. Камень, мокрый от дождя.
Темза. Мягкий, глухой шум воды, как тиканье часов, если приложить ухо к крану.
И он — молодой, в пальто, с "Зенитом" под мышкой и слежкой за дипломатом из ГДР, который слишком часто посещал магазин чайников.
Всё тогда казалось понятным. Чёрным и белым. Ветром и целлулоидом.
Он вздохнул. Скрипнул клавиатурой. Вдалеке замерцала истово лампа дневного света.
Открыл Microsoft Word. Написал: "С каждым днём всё больше простых людей понимают, что за внешним лоском Лондона скрывается гниль и упадок…"