Ковырялся я у Леры в прихожей. Розетку. Свет, естественно, в щитке погасил. Но проводка там была допотопная, так что работал медленно, почти не дыша, как сапёр на минном поле.
Дверь — ба-бах! — так, что гипсовая пыль посыпалась. Вздрогнул. Но руку из гнезда не дёрнул, аккуратно отвёл. Нервы чинить куда хлопотнее, чем скрутки.
Влетела Аня. Куртка нараспашку, волосы мокрые, в глазах — пустота, налитая злобой.
«Он козёл! Скажи, что он козёл, Лер! Ну!»
Я прижался к стене. Ждал знакомой симфонии: слёзы, крики, разрушение.
Но Лера... сначала просто закрыла глаза. Глубоко вдохнула. Пальцы чуть дрогнули — собирала волю.
Потом посмотрела на Аню. Без злости. Как на того, кому так больно, что он сам себе мешает.
«Он козёл?» — тихо переспросила она. «Честно? Не знаю. Но помочь могу».
Аня внутри споткнулась. Весь её вид кричал: «Ты должна быть со мной!».
Но Лера не отвела глаз. Она на секунду задумалась, взгляд её метнулся по комнате, будто ища опору, и остановился на столе.
Потом подошла к комоду, достала чистый лист.
«Есть ритуал, — сказала ровно. — Если хочешь по-жёсткому. Пишешь: "От (его имя), (сегодняшнее число). Подпись". И всё. Судьба забирает... без вреда. Готова — я с тобой».
Тишина стала густой, ватной. Слышно было, как я дышу.
Аня взяла ручку. Пальцы дрожали. Смотрела на белизну, не могла тронуться. Я отвернулся к розетке — от неловкости.
И тогда — мягкий стук. Ручка об стол.
«Я не хочу, чтобы его забирали...» — голос сел, пустой. — «Мне просто страшно. Меня не слышат. А я не знаю, что делать».
Лера опустилась рядом. Устало.
«Тогда давай работать не с ним, — сказала она тихо. — А с тем местом внутри, которое орёт так громко, что ты готова мир сжечь. Этот узел можно развязать. Я помогу».
Аня расплакалась — не от ярости, а потому что её наконец услышали.
Когда она ушла — спокойная, тёплая, — Лера долго смотрела в пустоту.
«Я её предала?» — шёпотом.
«Нет, — сказал я. — Ты просто единственная, кто не стал подпевать её боли. Это сложнее, чем назвать кого-то козлом».
Лера слабо улыбнулась. «Хорошо, что не написала. Значит, ещё дышит».
Я взглянул на нетронутый лист и понял: дружба — это не занять чью-то сторону. Это удержать человека за плечо, пока он заново учится дышать. И ждать. Пока отпустит.