МАМА ШАХМАТНОЙ ИГРЫ.
Все началось с пространственно-временной аномалии в тихом кафе в Санкт-Петербурге. Эмануил Ласкер, только что вышедший из 1895 года, где он доминировал над миром своей психологической игрой и сигарой, огляделся в поисках достойного партнера.
Его взгляд остановился на человеке с лицом, словно высеченным из камня, который яростно бормотал что-то про «проклятые дебюты» и «КГБ» себе под нос. Это был Виктор Корчной, "Виктор Грозный", из конца 20-го века, чья энергия могла бы питать небольшой город.
«Партию, сэр?» — галантно предложил Ласкер, приглаживая усы.
«Партию? Я их играю до завтрака по три штуки! Садись, покажи, на что способен твой 19-й век», — прорычал Корчной, за доли секунды расставляя фигуры.
Игра началась.
Ласкер начал философски, с испанской партии, тщательно обдумывая каждый ход с прищуром психолога, пытаясь понять душу противника. Он рассчитывал на длительную, изматывающую борьбу, где его оппонент сломается под психологическим давлением.
Корчной же играл так, словно его преследовал невидимый дракон. Он бил фигуры с такой силой, что пешки подпрыгивали. Его блиц-темп сводил с ума.
«Что вы так торопитесь, дорогой друг? Шахматы — это искусство, а не гонки на дилижансах!» — возмутился Ласкер, пытаясь успокоить пульс.
«Искусство? Это война, Эмануил, война! У меня здесь цейтнот на клеточном уровне!» — парировал Корчной, жертвуя слона за позиционное преимущество, которое Ласкер счел бы чистой воды авантюрой.
В середине игры Корчной, проведя невероятную комбинацию, пожертвовал ферзя. Ласкер, гений эндшпиля и материального преимущества, не мог поверить своим глазам.
«Это... это же чистейшее безумие! У вас не хватает целой ладьи и ферзя! Как вы собираетесь выигрывать?»
Корчной лишь усмехнулся своей фирменной, немного жуткой усмешкой и сделал ход конем, объявив мат в три хода.
Ласкер был ошеломлен. Его вековая мудрость и понимание позиционной игры разбились о дикую, неистовую энергию советской шахматной школы.
«Ваш стиль... он нелогичен, он анархичен!» — прошептал Ласкер.
«Мой стиль — это победа любой ценой, старина. А теперь извините, мне пора. Каспаров сам себя не обыграет», — ответил Корчной, исчезая так же внезапно, как и появился, оставив Ласкера сидеть в одиночестве с шахматной доской и глубоким экзистенциальным кризисом по поводу будущего шахмат.
С тех пор в кафе ходят слухи о призраке 19-го века, который иногда бормочет: «Психология... она больше не работает», глядя на пустую доску.
***
Иногда, посетители кафе играют на ней в шашки, в поддавки. А, поближе, к ночи, не брезгуют пощелкать и в Чапая, на щелбаны. Поговаривают, что некоторым из посетителей посчастливилось вставить пару щелбанов по лбу самого Эмануила Ласкера. Который, вдруг стал называть шашки «матерью шахматной игры», а когда пропускал один-два стаканчика бренди, то и очень «достойной матерью».