– Ребят, давайте купим нормальную запасную машину! – орал я, когда моя
сломалась.
– Да ладно тебе, – отмахивались компаньоны. – Недельку перекантуешься
Согласитесь, любая, даже самая хорошая и новая машина ломается хотя бы
раз в год.
Ну, может быть и реже. Но ломается. На то она и есть машина.
Машина у меня не очень новая, и не очень хорошая, наверное, посему
ломается не менее двух раз за год.
Для таких случаев у меня есть еще машина. Типа бронепоезда на запасном
пути. Но на ней, конечно, ездит жена. Нацепив очочки(с). И оттопырив
нижнюю губу.
Упиваясь внутренним жлобством и восхищаясь расчетливостью, я в свое
время выторговал право использовать эту, вторую машину, в качестве
запасной. С этим условием и купил.
Но! В те дни мне не повезло: жена ускакала на какой-то заумный
симпозиум, что проводился в Подмосковье. Знаю я эти симпозиумы. С
пожором фуршетов и понтами навыкате.
В общем, пришлось обращаться к запасной машине нашего скромного
предприятия.
Запасная машина предприятия являла собой мечту человека без комплексов,
мыслящего практично, но экономно. На таких авто любят рассекать
закоренелые дачники, потомственные бомбилы и экспедиторы овощных
палаток. Ибо выше, чем подержанный ВАЗ 2104 по своим потребительским
качества, но за ту же цену стоят разве что Форд-Сиерра–Сарай-1985г.в.
(умеренной гнилости) или ГАЗ-24-Универсал (последняя безнадежно
провоняла перегаром и дымом отечественных сигарет, кои, по моему
глубочайшему убеждению производят в Польше из дохлых подсушенных
прусаков)
Итак, разогрев на морозе ключ посредством зажигалки и газетки, я сунул
его в скважину и, провернув несколько раз, добился того, что фиксатор
гордо взмыл вверх. Казалось бы – путь открыт.
Но не тут-то было! Дверь, подобно вратам Царьграда, упорствовала.
Испытывая сильнейшее раздражение, я вооружился гвоздодером, именуемым в
простонародье фомкой, подцепил дверь и сломил ее сопротивление. Ощущая
себя Фридрихом Барбароссой, что только что взял приступом непокорную
Кремону, я ринулся внутрь, отдавшись мародерству и глумлению.
А поглумиться было над чем: захваченное помоище пестрело жопами
пергидролевых шлюх, у задней полки примостилась бахромка с желтыми
кисточками, стекла украшали три наклейки: одна предупреждающая: «Путаю
педали», другая жалостливая: «Не торопи, браток, тещу в морг везу», и
третья угрожающая: «Я выпил… А ты? …»
Оторвав наклейки и мстительно обратив бахромку в тряпку, я впал в
головокружение от успехов, движок таинственной незнакомки меланхолично
затарахтел на девятнадцатой попытке, и мы двинулись в испытательный
пробег.
Головокружение прошло быстро: выяснилось, что старуха не желает держать
холостой ход, зловонно пердит, при переводе в нейтрал требует выдернуть
подсос, а в случае неподчинения мстительно глохнет. Кроме того, вторая и
третья скорости совершенно не желали втыкаться, а если и втыкались, то
при наборе газа коварно выскакивали. Обороты могли непредсказуемо
выскочить до красной отметки тахометра (какая-то пружинка заедала, ага),
и чтобы их сбить, приходилось что есть мочи пинать по газам.
Педаль сцепления время от времени проваливалась, а для возвращения на
место, я судорожно подсекал ее носком ботинка.
Левая фара не горела, правый дворник царапал стекло, ручник не держал,
глушитель грохотал в ритм лезгинки, печка еле сопела и повизгивала, а
магнитола ловила единственную радиостанцию, упрямо отвергая любые
попытки совокупления с кассетой. Из расширительного бачка живенько
сочился тосол, масло на щупе имело цвет черной космической дыры,
спидометр не работал, водительское кресло было приварено к кузову и
регулировке не поддавалось, резина сияло зеркальной лысиной, из
выхлопной трубы валил паровозный дым. Крышка на бензобаке
отсутствовала(ее заменял кусочек скотча на резиночке), омыватель стекла
срабатывал через раз (заботливо припасенная бутыль с ледяными
кристаллами незамерзающей жидкости была обнаружена позже под
нерегулируемым сиденьем). При ревизии багажника были также обнаружены:
кусок картона грязный, ветошь промасленная, запаска от автомобиля
«Газель», несколько проросших картофелин, подозрительная лохань, газета
«Здоровый Образ Жизни», велосипедный насос и сломанный ключ на 24.
Делать было нечего, и с трудом преодолевая желание выпить сто грамм для
храбрости, я продолжил путешествие.
Включив аварийку, судорожно протирая лобовое стекло и всячески костеря
дефективную старпершу, я трусливо рассекал по заснеженным московским
улицам, стараясь уменьшиться в размерах, дабы не раздражать толпы
высокомерных иномарок, банды агрессивных жигулей и стада пыхтящих
КАМАЗов, что обгоняли в злобном раздражении. Настоящим испытанием были,
конечно, светофоры. Особенно на тех перекрестках, где стартовали в гору:
правая рука должна была успеть поймать верное положение подсоса,
удержать рукоять переключения от выпадения из скорости и двинуть по
торпеде (чтобы сработал дворник, и перестала визжать печь).
В такой езде прошли два дня, волей-неволей я стал ко всему привыкать, на
третий день почувствовал себя еще уверенней, а на четвертый…
А на четвертый день я победоносно вываливался из подъезда, очищал ржавую
кобылицу от снега здоровенной алюминиевой лопатой (за прокат платил 20
руб. дворнику; по сравнению с пластиковым скребком очень удобно,
рекомендую, особенно после буранов), затем вскрывал дверь,
предварительно поддев ее ломом (выдавался дворником в качестве
бесплатной нагрузки к лопате), потом привычными движениями вворачивал
свечи, подсоединял заряженный дома аккумулятор и поддомкрачивал
автомобиль, чтобы с помощью горелки подогреть маслецо в поддоне. После
этого машина прекрасно заводилась, мне оставалось лишь подкачать все
четыре колеса и пускаться в путь.
Хе! Через неделю тренировок я ощущал себя просто великолепно: подобно
ловкому фокуснику, или пилоту истребителя, мне легко давались все
манипуляции по управлению пепелацем: одновременно, в доли секунды
выдвигался подсос, фиксировалась выпадающая рукоять переключения
передач, подшипник печки получал могучую затрещину, правая нога лягала
педаль газа, а левая поддевала провалившееся сцепление. Фара не горела –
отлично! – ночью гаишники принимали нас за мотоцикл и не тормозили.
Дворник не только царапал стекло, но и прекрасно отдирал наледь. Ручник
не держал – ну и великолепно! – в холода не было риска его приморозить.
Заваренное намертво кресло потворствовало стоицизму. Лысая резина
способствовала экономии бензина и мягкой бесшумной езде. Паровозный дым
из выхлопной трубы отпугивал возможных преследователей. Еле чадящая
спартанская печка закаляла. Кусочек скотча вместо крышки бензобака
просто восхищал, ибо его никогда не примораживало к резьбе. И уж в
полный восторг приводил неработающий спидометр – что ни минута, то
волшебная загадка, типа «а не слишком ли медленно едем? »
Мы смело лавировали в толпе высокомерных иномарок. Мы лихо обгоняли
банды агрессивных жигулей. Мы презирали вонь КАМАЗов.
Подъезжая на какое-нибудь важное деловое свидание, я на всякий случай,
чтоб не засекли контрагенты, (ох уж эти людские предубеждения) оставлял
чудо-трахому за несколько кварталов, не только не запирая, но и порой,
не выключая мотора и, саданув ногой по дверце, дабы слегка прикрыть от
снежка, радостно семенил на рандеву, ибо прекрасно осознавал, что если
по возвращении и обнаружу отвинченные номера, разбитое стекло, сломанный
дворник, вскрытый салон, надпись «х..й» гвоздиком на капоте – все это
будет суетой сует и пустячком невинным.
– Ребят, а ведь у нас обалденная запасная машина! – орал я, вкатываясь
на территорию родного предприятия задом наперед, т.к. все четыре
передние скорости-шалуньи решили на прощание покапризничать и не
втыкались вовсе. – И я категорически против траты денег на ветер, взамен
того, что прекрасно работает. У тебя, говоришь, Вася, мерс сломался?
Пустяки! Держи ключики-то. Машина – зверь. Я вот тебе и освежитель
воздуха припас. Ей-ей.
И Вася обреченно потянулся к ключам.
злоботрясов