Рукопись, найденная в купоросе.
(Найденно случайно в бутылке купороса, много лет обраставшей пылью и
паутиной в моем чулане.)
Не знаю, нужно ли сие писание, да только ввиду его древнего
происхождения пожалуй что и стоить предложить его вниманию читателя.
----------------------------------------------------------------
Помню, я, да Козьма Голозалупный, да Петро Голозалупов, да Данила
Пол-Залупы, да два брата Евсей и Ерема Голозалупные, да Фома Залупленный
да много еще другого хорошего люду с утра-пораньше с неспокойным сердцем
встали. Оно и ясно: Баб редко трогали, знамо дело - беременные всегда
ходили. Тут уж волей-неволей один прохожий люд для ласки оставался, да
соседи - елдыринские, да замандачные. А уж хочет - не хочет люд себя на
ласку располаживать, о том никто не спрашивал. Вправишь хорошенько,
глядь, а он уже колеблется телом, радуется.
Постояли сходом, загадались, да порешили к Евсею нашему идти. У Евсея-то
елдень поболее, чем у всех прочих была. А как звонить ею умел! Заберется
на колокольню, ударит ею в колокол - несется набат по всей округе,
честной народ собирает.
А уж как соберет Евсей народ, спрыгнет с колокольни, заорет "А что,
братцы, много незванных гостей на нашу землю пожаловали. Айды их!". И
понесется потеха; подхватим полы рубах, поскидаем портки, да несемся,
босые, чужаков горячим хуем потчевать! И тут уж без разбору; кому под
зипун, кому в кафтан, кому в бороду пихаем. Крякнет, бывало, купец
заезжий, сморгнет слезу, засмурится оком, да эдак набок накренится; дюже
тяжело ему елду голозалупенскую терпеть, да знай терпит, привыкает.
Одним словом постояли, посовещались, да к Евсею пошли совета спрашивать.
Прошли мимо мертвого дерева, молнией расщепленного, что у дома евсеева
стояло.
Доставалось тому дереву промеждупрочим, даром, что мертвое, от евсеевой
колотухи преизрядно. Ходил он потом с намозоленной, занозистой,
сухостойной и все по сторонам поглядывал - не видно ли замандачных. А
тех никогда видно не было; боялись они нашу братию.
Вот, пришли к крыльцу, позвали и говорим ему:
"Ты как знаешь Евсей, а мы сегодня с тяжелым хуем встали. Кура, она,
конечно, для петуха предназначена, а только заглядываемся уже, да и не о
супе при том думаем.
Или веди нас на елдыринских, али, коли любее тебе - на замандачных, или
мы тебе корову-то так приласкаем, что вместо молока сам знаешь какую
солянку завтра хлебать будешь. Да и яиц волосатых кури твои нести будут.
Что скажешь на это?"
Призадумался Евсей. Почесал промеж конечностей и молвил:
"А то и скажу, что поведу я вас, дело-то знакомое. Оно конечно,
сподручней было бы с колокольни люд окрестностный созвать, чтобы сам
пришел, да уж раз вы сами ко мне прийти решили, не буду вашей воле
противиться. Айды, уж и в пору оскоромить бы кого. Пойдем всем сходом на
замандачных, ходу ближе".
Ропот по нам прошел, всколохнулись, вперед подались, разошлись, хуями
машем, орем:
"Айды, оскоромим замандачных".
А уж глядим, и Евсей, даром что сначала не в охотку было, ногу правую
поднимает, где в штанине елда его покоилась, да орет:
"Погоди же, куда пошла, не время ещо, дай ногу ослобонить!".
Шевельнулись мы разом, как если бы ветер по тростнику пробежал,
подхватили рубахи, понеслись, что волны по морю чермному.
Евсей как раз ногу ослобонить успел и, глядь, - впереди всех бежит.
Бегал наш Евсей, несмотря, что елденью потяжелее других был, быстрее
нашего. Ноги у него были жилистые, маслатые, что две елдины выгнутые.
Бежим мы, а навстречу делегацыя, да все на подводьях.
С виду народ все ученый - с бородами и в шапках. Налетели мы на них и
давай шерстить, только клочья с одежи полетели.
Кинулся я на одного проезжего, повернул его в один оборот, да и вправил,
грешным делом по самое некуда. Моргнул ученый муж усом, ощетинился, да
крякнул только; затрепетал-затрепетал на елде, что плотвица выловленная,
да и притих, смиряясь.
А уж я себе другого высматриваю; гляжу, а там уж Фома Голозалупенский
кого-то треплет, а тот только ртом воздух хватает, наподобие рыбы
свежевыловленной.
А слева братья Голозалупные напару какого-то крепкого, что буйвол,
наездника в богатой сбруе двумя елдами на воздух поднимают; висит он,
орет, как боров недорезанный, а слезть не может; крепка елда у наших-то
залупьевских и не так-то запросто с нее соскочить врагу случайному.
А уж там и Ерема Голозалупный с кого-то портки стягивает и Данила
Пол-Залупы напоследок какому-то старому усачу с ехидной рожей впихивает.
Заканчивается разнуздалище, не успев толком начаться; вся делегацыя
оскоромлена, будто и не ехал никто по дороге.
Остановился Евсей, осмотрелся ошалело:
"А что, другàны! Не пора ли нам и лесу показать, что такое сила
залупьевских? Пусть их, этих замандачных, в другой раз свежее будут,
айды по лесу!"
Говорит, а сам на жабу смотрит; он, когда жабу видел, завсегда
призадумывался, елдою рос. Уж больно у жаб ляжки белые, что у
дéвицы и живот приятный. Нравились ему они.
"Будь по-твоему, Евсей, на то твое слово. Как скажешь." - Оставили мы
его одного с жабою, а сами разбежались.
Три дня и три ночи носились, лютовали, отдавая жар природный в ее же
лоно.
Много делов разных, говорить - за месяц не переговоришь, по лесу
случилось. Никого не щадили: Олень так олень, барсук так барсук, белка
так белка, а уж за медведями бегали так, что и ни одного медведя не
осталось в округе.
Много разного зверья не на добычу к столу пошло.
Устали наконец, да возвращаться понемногу начали.
Как вернулись - первым делом спали, а уж потом совместый стол устроили.
Долго сидели, случившееся вспоминали, дела каждого сопостaвляли и
благодарили Евсея за придуманный им поход.
Лука Залупа (в миру Репчатый)
Опубликовал Михаил Левин