Отлей-ка в лейку!
Давным-давно, когда я еще ходил в школу и вообще был хорошим мальчиком
-- хотя в это и трудно поверить -- случилась со мной сия замечательная
история. Для начала хочу сделать небольшую вводную дабы дать вам
некоторое образное представление о месте происшествия. Дело было на
Украине где-то году в 1994-ом, эдак в марте или апреле, когда приятное
весеннее солнышко заставляет забыть обо всем на свете и толкает на
различные романтические подвиги молодых людей навроде меня например.
Впрочем наша учительница украинского языка этих амбиций не разделяла ни
коим образом и почему-то хотела что бы я и все мои одноклассники как
один сидели скрючившись за партами и изучали премудрости "соловьйинои
мовы" вместо того что бы в хорошем настроении зависать в каком ни будь
парке, сходить с ума от аромата только что распустившихся цветов и
вообще радоваться жизни. Впрочем, эта самая учительница была законченной
лицемерной сволочью и могла испортить жизнь любому. Ни когда не забуду
как она за два месяца до путча навсегда испортила жизнь парню который
пришел на День Конца... Учебного Года в желто-синем пионерском галстухе
и как она после этого пришла на первое сентября с плакатом типа "За
Вильну Украйину! " Вообще устраивать кому ни будь неприятности она
любила и даже очень. В ее привычки еще входили такие милые свойства как
ставить шесть двоек за один урок, обрекая тем самым несчастную жертву на
верную двойку в четверти. Она любила закатывать страшные истерики
родителям, любила настраивать всех учителей против того кто нечаянно
попадался под горячую руку, а уж о том как она любила всех кто не
являлся истинным арийцем вообще и меня в частности я просто молчу...
Так вот, угораздило меня прийти на урок украинского с заспанной
физиономией и невыученным домашним заданием, что между прочим катило как
минимум на четыре двойки: за невыученный стих, за черезмерную
заспанность, за неуважительное отношение к предмету (ну типа стих
велекого Шевченко не выучил и еще со стыда не умер, а нагло носом
клюешь), ну а четвертая двойка обязательно прилагалась "за тэ що погани
жиды в усэму повынни". Вообщем ничего радостного мне не светило и зафига
я поперся на последний урок ни кому толком было не ясно. Вообще-то
такого рода подвиг был немножко не в моем стиле. Короче, приперся я на
урок и застал класс за более чем интиллектуальным занятием: ребята с
диким гыгыканьем скакали по партам и кидались друг в дружку красной
пластмассовой лейкой которая предназначалась вообще-то совсем не для
этого занятия, а для поливания полудохлых цветов на подоконнике. Сами по
себе цветы были отдельной историей. Уж не знаю почему но дамам с таким
темпераментом как у нашей патриотической училки просто мало самих себя.
Поэтому они обязятельно заводят себе либо противную общипанную дворняжку
с острыми зубками и манерой пускать эти зубки в ход как только появится
возможность, либо вялый одуванчик в флаконе с выдохшимися духами. Кому
что больше подходит. Таковое дополнение к своей и без того широкой
натуре охраняется как зеница ока и горе тому кто сломает увядший стебель
или пнет под зад барбоса -- такие шутки даром не проходят! Короче, наша
училка избрала "вялый одуванчик", хотя мерзкая собаченка подошла бы ей
гораздо больше. Впрочем, не исключене что собаченка тоже имелась и об
этом замечательном факте просто ни кто ни чего не знал. Так или иначе,
кормящая "вялые одуванчики" лейка летала по кабинету как черт в ступе и
била по головам всех до кого долетала. В какой-то момент она разумеется
избрала своей целью меня только что раскрывшего учебник что бы выучить
злополучный стих. Учебник пришлось отложить, лейку поймать и задуматься
над тем в кого ею запустить. В это время дверь тихо открылась, но я не
стал поддаваться своим дремучим инстинктам и вместо того что бы
запустить лейкой в дверной проем, аккуратно поставил ее под парту.
Наверно это было самым мудрым решением за всю мою предидущую жизнь по
тому что в кабинете появилось не что иное как его хозяйка. Страшно даже
подумать чего могла стоить такая веселая выходка, аж мороз по коже. Если
бы жертве этого гипотетического преступления дали право судить за него,
то она неприменно приговорила бы к тройной сметрной казни: за
надругательство над ней любимой, за надругательство над ее любимой и
единственной лейкой, а так же "за тэ що погани жиды в усэму повынни".
Однако преступление не было севершено и казнь если и не отменялась, то
была по крайней мере отсроченна -- что не говори, а с последним
аргументом ничего не сделаешь.
После входа училки в кабинет бурное действо продолжалось не долго. Поняв
что дело пахнет керосином, ребята замерли как каменные изваяния
оставшись в тех позах в каких их застала "Леди-Смерть". Вся эта картина
почему-то напомнила мне легенду про Персея и Медузу Горгону, окаменяющую
своим взглядом. Как сейчас помню "статую" Саши -- истинного арийца и
ярого антисимита, стоящую одной ногой на учительском столе и занесшего
вторую для прыжка в центр кабинета. Узрев такое дело, учительница издала
хрип и тоже кажется окаменела. Так длилась несколько долгих секунд пока
Саша не потерял равновесие и не грохнулся к ногам пылающей огнем
справедливого возмездия жертве этого кощунственного святотатства. Пока
училка сверлила глазами Сашину арийскую физиономию, все быстренько
разбежались по своим местам, стали по стойке смирно и сделали вид что
так и было. В результате Саша отделался легким испугом и двумя двойками,
хотя все могло быть гораздо хуже.
На этом все не закончилось. Придирчиво оглядев "оскверненный" стол, наша
мучительница воспылала таким гневом что перед ним меркло все на свете,
включая ее недавнюю ярость.
-- Що? Цэ? Такэ? (что это такое?) -- мертвым голосом произнесла она, --
Що? Цэ? Такэ?
Класс молчал, не понимая о чем идет речь вообще, но уже догадываясь что
за это будет.
-- Що? Цэ? Такэ? -- в последний раз вопросила училка, тупо глядя
куда-то на стол.
Класс недоумевал и трепетал одновременно.
Видя что так дело не пойдет, училка подняла на нас свой убийственный
взгляд, подумала что-то вроде "каждой твари по паре", потом подняла на
наше обозрение помятую сашиными ботинками газету. На газете был
изображен чей-то портрет, кажется какого-то патриотического
националистичного поэта, но все что можно было разглядеть это две дырки
вместо глаз, за которыми просвечивала училкина фиолетовая кофта. Еще
что-то было написанно под фотографией то-ли черной ручкой, то-ли тонким
фламастером. Разобрать надпись было недьзя, но ее суть, слово в слово,
была немедленно изложенна нам.
-- Мне мама. В детстве. Выколола. Глазки! -- ледяным тоном (с небольшим
брезгливым подвизгиванием) продекламировала наша патриотическая
учительница в гробовой тишине.
Класс надрывался от смеха, а учался аявила что ей надо куда-то там
позвонить и пулей вылетела из кабинета, а мы продолжили царившее до ее
входа безумное веселье.
Прийдя в себя я попытался сесть за парту, но поскользнулся на какой-то
неаппетитной склизкой жидкости находящейся под столом и неприменно
явивлявшейся продуктом переизбытка разбушевавшихся в чьем-то теле
весенних гормонов. Больно ударившись головой об спинку стула, но
удержавшись от падения в эту мерзостную лужу, я заставил себя забыть об
этом недоразумении или хотя бы постараться думать что это всего лишь
плевок или пролитая вода. Думать о том как кто-то мастурбировал под
партой, внимая патриотическим речам нашей училки мне совершенно не
хотелось. На данный момент меня волновали две вещи: невыученное
стихотворение и переполненный мочевой пузырь. Передо мной стоял выбор
достойный истинного философа: заняться премудростями науки или поддаться
на уговоры плоти. Второй вариант был безжалостно отвергнут и я приступил
к изучению стихотворения. Наверно все было бы хорошо, но когда мне в
третий раз попались на глаза строки о каком-то журчащем ручейке, природа
взяла свое и мне безудержно захотелось ссать.
Как я уже упоминал, в начале урока я имел несчастье поставить наподалеку
от себя красную пластмассовую лейку. Так вот, фаллистический образ этого
предмета только усугубил дело. Я представил себе как кто-то поливает
цветы, услышал тихое журчание, мне безудержно захотелось тоже что ни
будь полить и как можно скорее. И тут в мою ошалевшую от ярких картин
голову пришла одна из самых идиотических идей какие только могут туда
прийти. Я захотел поссать в лейку и тихо заявил об этом самому себе
вслух. Слово -- не воробей, вылетит -- не поймаешь. Идея была
подхваченна тремя окружающими меня ребятами с таким восторгом что пути
назад просто не существовало. Теперь совершение такого рода подвига было
для меня не просто бредовой идеей, а делом чести! Все что я мог сделать
это попросить окружающих сесть поближе к мне и прикрыть таинство
мочеиспускания от недобрых глаз.
Дальшейшие события развивались довольно быстро. Моя пиписка была
извлеченна из широких штанин и засунута в узкое горлышко лейки. В
течении полутора минут я блаженно ссал туда и корчил самые что ни на
есть довольный рожи. Окружающие с замиранием сердца смотрели на это
завораживающее зрелище впитывая в себя каждый звук божественного
журчания. Через какое-то время замерло сердце и у меня самого, по тому
что кто-то вошел в кабинет... но это был всего лишь антисимит Саша,
который решил справить нужду более цивилизованным, но менее
романтическим образом. Все последующее время я сидел как на иголких и
получал какой-то особенный вид извращенного удовольствия которое
доступно только какому ни будь горе-любовнику занимающимся этой самой
совей горе-любовью с женой мента который в свою очередь с минуты на
минуту должен заявиться домой в стельку пьяный и весьма буйный. Когда
дверь открылась в очередной раз, мое сердце снова дрогнуло, но это
кто-то уходил справить нужду и я в очередной раз подумал как просто было
бы мне стоять сейчас над унитазом и радоватья жизни. Когда дверь
открылась в третий раз железные мои нервы позорно сдали. Тугая струя
теплой мочи вышла из под контроля, обдала всех окружающих и тут же
пропала, сделав свое темное дело. На счастье это снова была не училка, а
тот кто совсем недавно шел в парашу, а может и не тот, это не важно.
На реакцию моих соседей надо было посмотреть. Ребята попрыгали так как
будто бы под парту кинули гранату, а их громкий визг можно было слышать
на другом конце города. Тем временем я, тихо матерясь, сосредоточенно
пытался запихнуть пиписку обратно и придумать что мне делать дальше.
Когда пиписка была наконец-то надежно спрятанна в трусах, я приступил к
действию. Пулей метнувшись к доске, я схватил тряпку предназначенную для
вытирания этой самой доски и бросился заметать следы преспупления. Когда
следы были стерты, а лейка отставленна как можно дальше, я приложил
титанические усилия что бы заставить своих обоссанных товарищей
вернуться на их не менее обоссанные, но уже вполне сухие места и сделать
вид что ничего не случилось. И только когда все эти действия были
завершены, училка соблагоизволила вернуться в кабинет.
Больше ничего особенного не происходило кроме того что идя отвечать у
доски, я понял что ширинка расстегнута и прилюдно ее застегнул, но
учительница этого дела не заметила и даже двойку не поставила.
Эпилог. Прийдя на следующий урок украинского, мы застали училку в
настоящем трауре -- ВСЕ цветы на подоконние безвозвратно завяли. За это
она проклинала "усих поганых жидив", а я слушал все это, наслаждался и
поиговаривал "И шо бы вы думали? Мы --- таки да! -- во всем виноваты! "
Ну а еще у нас появилось дежурной выражение: "Поссы в лейку! " А так
больше ничего особенного. Вот она какая жизнь молодая.