Вот уже третьи сутки вокруг них не было ничего, кроме заснеженной тайги,
зверского холода и звенящей тишины зимнего леса. Страшное слово
"заблудились" вслух сказано не было, но каждый внутри себя произнес его
уже не раз. И только зычные понукания политрука Антипченко заставляли
разведотряд по колено в снегу двигаться вперед. Несмотря на бодрые
заверения партии и правительства о прорыве линии Маннергейма и скором
окончании финской кампании, здесь, в глухой карельской тайге, все
виделось далеко не так оптимистично. Из десяти человек в отряде только
политрук имел хоть какое-то образование и умел мало-мальски обращаться с
компасом. Остальные, включая шедшего головным Ивана, были простыми
деревенскими парнями, кинутыми непонятно зачем в дикий, заснеженный
край, где смерть несла уже сама природа, не говоря о молчаливых, упорных
и скорых на расправу жителях страны Суоми.
Начинало смеркаться, и стена леса вокруг становилась все чернее и
мрачнее. Казалось, деревья сходятся все ближе, чтобы раздавить чужаков.
Цепочка из десяти человек, идущая по узкой просеке, остановилась, чтобы
перекусить стремительно убывающим сухим пайком и попытаться в который
раз сориентироваться на местности. Иван отошел в сторону от общей группы
и присел прямо на снег. Последние полчаса ему что-то не давало покоя.
Веками развитая крестьянская интуиция, усиленная страхом, беспрестанно
подавала сигналы тревоги. Ивану казалось, что из непролазной чащи за
ними следит чей-то цепкий, колючий, внимательный взгляд. Это чувство
страха сворачивалось ледяным комком в животе, вызывало желание зарыться
в снег и сделаться маленьким и невидимым. Он постоянно обшаривал глазами
неподвижную стену леса, но чувство чьего-то недоброго присутствия
поблизости, не проходило. Немного отвлекал Ивана шедший вторым
белобрысый весельчак Степан, время от времени ободряюще тыкающий ему в
задницу стволом своей трехлинейки. Эти тычки отчасти разгоняли
предчувствие беды и не давали ощутить себя одиноким в этом тихом,
зловещем лесу.
После привала отряд прибавил шагу, скорее от страха, чем от прилива сил.
Снег, набившийся в валенки, пот, струящийся под полушубком и усталость
многочасового марша притупляли бдительность и вселяли равнодушие.
Политрук начал было говорить о долге каждого из бойцов перед родиной и
товарищем Сталиным, но осекся на полуслове. Его речь прервал разорвавший
морозный воздух протяжный волчий вой, от которого по коже побежали
мурашки и начали креститься даже самые отчаянные атеисты. В этих
безмолвных, снежных краях такие звуки не сулили путнику ничего, кроме
скорой и лютой смерти. Негнущимися от холода и страха пальцами Иван
полез во внутренний карман тулупа за махоркой, затем обернулся и молча
протянул кисет Степану.
Волчий вой услышали не только утопающие в снегу солдаты. Этот леденящий
душу звук заставил вздрогнуть затаившегося в чаще в ста метрах от них
финского снайпера. После секундного замешательства он поймал в прицел
идущего замыкающим политрука и нажал на курок. Раздался негромкий,
пониженный глушителем до уровня шепота, хлопок и политрук грузно осел в
снег. Перекрестье прицела переместилось на лицо идущего в двух метрах
впереди солдата, затем на следующего... Из-за скрипа снега под ногами,
туго завязанных ушанок и одышки никто не слышал тихой бойни за спиной и
не замечал падения одного за другим своих товарищей. Иван тоже не слышал
ничего, автоматически переставляя ноги и равнодушно глядя перед собой.
Из ступора его вывел сильный толчок в спину. Лицо уткнулось в снег,
сразу запылав как от погружения в горячую воду. Над ухом раздался
сбивчивый шепот Степана:
- Лежи, не высовывайся. Попали мы, бля, в переделку. Бля, не обернулся
бы – лежали бы мы с тобой с дырками в башке. Бля...
- Финны? – спросил, холодея, Иван
- Нет, бля, китайцы – злобно прошипел Степан – тебя что, в твоей деревне
не просветили, с кем ты едешь воевать? Кажись, никого не осталось окромя
нас с тобой. Не, я так не за хуй собачий помирать не хочу, я им ща дам,
чухонцам тупорылым...
Лесное эхо отозвалось выстрелами двух винтовок. Остальные ребята лежали
тихо и, насколько видел боковым зрением Иван, не подавали признаков
жизни. Даже сейчас вязкая тишина проглатывала сухой треск выстрелов
подобно тому, как кромешная тьма окутывает пламя маленькой свечки, грозя
погасить ее. На выстрелы лес отвечал спокойным безмолвием, в котором
чувствовалось уверенное выжидание хищника. Ивана охватила паника, лишив
способности здраво рассуждать и сопротивляться. Эта тишина пугала
сильнее, чем ответный огонь сотни врагов. Он закрыл глаза и сделал
глубокий вдох. Потом стал пристально всматриваться в чащу. За одной из
ближайших сосен он уловил едва заметное движение. Они со Степаном
выстрелили почти одновременно. Через секунду из-за сосны вывалилась
фигура в белом маскхалате и рухнула в снег. Стало совсем тихо. Выждав
еще минут пять, друзья осторожно встали и двинулись к лежащему невдалеке
телу.
Доставшаяся от предков звериная интуиция, многократно обостренная
войной, не подвела Ивана и на этот раз. Он вряд ли ответил бы на вопрос,
чем конкретно ему не понравилась упавшая из-за сосны фигура снайпера:
угловатостью и неестественностью движений или отсутствием сдавленного
вскрика при ранении. Даже не осознав вспыхнувшую догадку, что это была
кукла, Иван рухнул в сугроб за доли секунды до того, как в чаще раздался
тихий хлопок, как будто открыли шампанское. На сей раз онемевшая кожа на
лице не горела от контакта со снегом. Медленно подняв голову, Иван едва
не закричал: в десяти сантиметрах от лица на него смотрели широко
распахнутые мертвые глаза Степана. Рот был открыт в немом крике, на лбу
темнело крохотное отверстие, из которого текла тонкая струйка крови.
Прошло полчаса и, хотя сумерки уже сгустились, снег источал повсюду
молочный рассеянный свет. Шок прошел, и ему на смену пришла усталость.
Иван как в полусне видел себя наевшимся мамкиных оладушек, засыпающим на
теплой печке под стеганым разноцветным одеялом. Эта дремота обволакивала
его все сильнее, отодвигая куда-то далеко войну, лес и мороз, постепенно
делающий его руки и ноги деревянными. Из полузабытья Ивана вырвал
леденящий душу волчий вой, раздавшийся на сей раз гораздо ближе. Все
плохое, что постепенно удалялось в меркнущем сознании Ивана, навалилось
с новой силой. И неожиданно в мозгу как-то буднично и спокойно вспыхнуло
решение. Иван перевернулся на спину, расстегнул полушубок, достал из-под
гимнастерки тщательно скрываемый от политрука нательный крест и тихо
забормотал себе под нос молитву. В этих словах он больше не находил
ничего постыдного, они слетали с губ легко и непринужденно. Он больше не
боялся ни леса, ни волков, ни смерти. Лишь остро кольнуло сожаление, что
письмо матери так и лежит неотправленным в его кармане. Он так и не
успел сказать ей спасибо за то, потеряв мужа в гражданскую, вырастила
его и трех братьев, отдавая все им... Порывшись на начинающем коченеть
теле Степана, Иван отстегнул его походную флягу: "Прости, друг". Спирт
ожег горло и перехватил дыхание. Тепло от глотка еще растекалось по
телу, когда Иван клацнул затвором, дослал в ствол последний из пяти
патронов и, не особо прячась и пригибаясь, развернул винтовку дулом к
себе. Занемевший на холоде палец нащупал спусковой крючок. Иван глубоко
вздохнул и нажал на курок. Вскоре тишина тайги задушила мечущийся между
соснами грохот выстрела.
За всем происходящим из-под белого капюшона маскхалата наблюдала пара
спокойных голубых глаз. Финн не сразу понял, чем занимается этот
последний оставшийся в живых русский. Обзор загораживало тело его менее
хитрого и расторопного друга. Все стало ясно, когда ствол винтовки, до
этого смотревший на лес, стал медленно поворачиваться в сторону его
хозяина. Выстрел подвел черту под долгим лесным противостоянием. Теперь
надо было спешить: где-то на подходе большая волчья стая, и шум
выстрелов не удержит их на расстоянии надолго. Снайпер надел лыжи и
быстро преодолел отделяющую его от лежащих тел сотню метров. Первым
делом он отстегнул от лежащего на спине политрука планшетку с картой и
вытащил из нагрудного кармана партбилет. Теперь его точно наградят, а
может, даже отпустят домой на недельку...
Услышав за спиной металлический щелчок, финн резко обернулся и застыл.
Он увидел ненавидящие глаза Ивана и нацеленный на него ствол пистолета.
Привыкший с детства обманывать в лесу самых хитрых зверей, этот финский
охотник даже не подумал, что стрелять себе в голову необязательно, можно
ведь выстрелить и рядом... ТТ грохнул раз и другой, отбросив тело в
маскхалате на трупы русских солдат. Иван, шатаясь, поднялся, забрал у
финна карту, машинально сунул ее за пазуху, поставил пистолет на
предохранитель, глотнул еще спирта и побрел дальше по тропе через лес.
Через два дня войска Ленинградского военного округа перешли в
наступление и одно из подразделений обнаружило в лесу закоченевшие тела.
Поскольку метели не было, удалось сразу воссоздать картину боя. Судя по
отпечаткам валенок, уходящим в чащу, единственным уцелевшим был русский
солдат. На поиски героя даже времени тратить не стали: вслед за ним в
лес тянулись следы крупной волчьей стаи...
Фашыстский Мюллер – ®