Жили-были в одной из союзных республик три закадычных друга. И была у
них привычка встречать Новый год вместе. Пока однажды не обнаружилось,
что за минувший год все трое обзавелись девушками. Было им тогда лет по
20, а в этом возрасте шанс развести подругу на праздничный секс ценится
куда выше мужской дружбы. Поэтому постановили новогоднюю ночь провести
врозь, но первого утром непременно встретиться и доложить об успехах.
Двое встретились, доложили, а вот третий, Абай, подзадержался. Он
вообще-то русский парень, но имел неосторожность отпустить маленькую
квадратную бородку и стал жутко похож на памятник народному поэту Абаю
Кунанбаеву. Бородку потом сбрил, но прозвище уже не отлепилось.
Абай явился с опозданием часа на три и выглядел странно. Двигался
враскоряку, словно только что проскакал сто верст на неоседланной
лошади, шея свернута набок, взгляд расфокусирован. После бутылки
портвейна он кое-как пришел в себя и смог рассказать, что с ним
случилось.
Парни, сказал Абай, ну вы мою Вальку знаете. Папаша - ментовский
полковник, воспитана в строгости. В этом году, говорит, ни-ни, никакого
секса. А в следующем? - спрашиваю. В следующем так и быть, согласна. Ну,
я такой случай упустить, конечно, не мог. Предки ее ушли праздновать к
знакомым, я тут же явился.
До двенадцати сидели культурно, голубой огонек смотрели, а только
пробили куранты - я сразу на нее. Обещала - выполняй. А она и сама уже
еле терпит. Как обнялись - как будто молния пролетела. Лифчик направо,
трусы налево, Вальку на диван, а сам чего-то к окну отошел. Разгон, что
ли, взять.
И в этот момент слышу, что открывается дверь, и голоса в прихожей. Отец
ее с корешами. Валька с лица спала, с дивана тоже слетела, похватала с
пола одежки и шасть в свою комнату. Мне бы за ней и куда-нибудь под
кровать заныкаться. А я, дурак, на балкон. Голый, как был. Насмотрелся
фильмов, где любовники с балконов сигают.
А у них четвертый этаж. Прыгнешь тут, как же. Балкон застекленный, типа
лоджия, так что чувствую, что сразу я от холода не помру. Помру
постепенно. На балконе столик с пепельницей и здоровенный шкаф
самодельный. Открыл дверцу - там типа кладовка, полки с банками, грибы,
огурчики, все такое. Полки мне где-то по грудь, выше пустое пространство
и висит всякая хренотень на гвоздиках. Но тряпок никаких нет, наготу
прикрыть нечем.
Ну, мерзну, прыгаю, ноги поджимаю, через щель в занавеске посматриваю в
комнату. Кореша расположились всерьез и надолго. Водочку разливают.
Видимо, слиняли от жен, чтобы выпить в спокойной обстановке. Уходить не
собираются. Я остываю потихоньку. И тут вижу, что один из них встает и
достает сигареты. И понимаю, что курить они пойдут на балкон! Больше
некуда. Все, мне трындец.
В такие моменты соображаешь быстро. В шкаф! Взлетаю на верхнюю полку,
ноги расставил и кое-как втиснул между банками, сверху потолок
упирается, сзади гвозди. Неудобно аж жуть, но жить захочешь - еще не так
раскорячишься.
И только двецу прикрыл, они на балкон вышли. Продолжают разговор, один
спрашивает:
- А что Валька?
Папаша с гордостью:
- А с Валькой у меня разговор короткий. Пока институт не кончит, никаких
хахалей. Я ей сразу сказал: увижу с кем - пусть сразу венок заказывает.
И засмеялся мерзко. А я в шкафу даже дрожать боюсь.
Ни одна сигарета в моей жизни не тянулась так долго. Пока они докурили,
я проморозился насквозь, как курица в морозилке. Шевелиться же нельзя. А
когда докурили, я понял, что это был еще не трындец, а цветочки. Потому
что папаша сказал:
- А чего нам в комнату возвращаться? Там душно. Тащите водку сюда,
посидим на свежем воздухе.
И вот стою я в шкафу и про себя отмечаю: вот уже ног по колени не
чувствую... вот выше... вот задница отнялась... Когда меня найдут -
реанимация уже не примет, сразу на кладбище. Только я раскоряченный в
гроб не войду, ломать придется. А эти трое все пьют и базарят все на
одну тему: какой Валькин папа крутой чувак, как он дочку строго содержит
и как хреново придется тому, кто к ней подойдет на расстояние аперкота.
А я все это слушаю. Очень вдохновляет.
Но и это был еще не трындец. Трындец настал, когда у них кончилась
закуска. И папаша говорит радостно:
- Да у меня тут в шкафу чудные помидорчики!
И идет к шкафу.
На мое счастье, у него там дверца не во всю ширину шкафа, а по бокам как
бы мертвая зона. И мои ноги растопыренные оказались как раз в этой зоне.
Трезвый он бы меня все равно увидел, а так - нет. Сунул голову в шкаф
точнехонько у меня между ног и давай банки перебирать, искать свои
помидорчики. А я стою и только думаю: хорошо, что мои собственные
помидорчики от холода втянулись внутрь организма, а то бы он их
обязательно башкой задел.
Каким-то чудом он меня так и не заметил. Вытащил банку с помидорами
прямо у меня из-под пятки и ушел с корешами обратно в комнату. Даже шкаф
не закрыл. Но пока он у меня между ног ковырялся, я десять раз вспомнил
и папу, и маму, со всем белым светом попрощался и у всех прощения
попросил. Посмотрите, у меня голова не седая?
Я потом еще в шкафу постоял. Не знаю, сколько, времени уже не
чувствовал. Можно было и вылезать, но так задубел, что тело не
слушалось. Тут открывается балконная дверь и влетает Валька. В ночной
рубашке, бледная как смерть. Кидается к перилам, свешивается вниз и
что-то долго высматривает. Потом робко зовет:
- Абай! Абай!
Это она подумала, что я с балкона упал. А действительно, что ей еще
думать. Я хочу ее окликнуть, но голоса нет. Получился какой-то скрип.
Она оборачивается и видит меня на верхней полке. Голого, растопыренного
как замороженная лягушка, и из-под мышек гвозди торчат.
Она, должно быть, решила, что отец меня поймал, убил и распял внутри
шкафа. Потому что побледнела еще больше и стала оседать. Но потом
совладала с собой и начала меня из шкафа вытаскивать. У нее плохо
получалось, потому что я весь заледенел и не гнулся. Но она все же
справилась, приволокла меня в кровать и укрыла одеялом. А когда я
чуть-чуть оттаял, говорит:
- Мама звонила, они с папой там заночуют и сегодня уже не придут. Давай
продолжим?
И вот тут настал уже самый полный и бесповоротный трындец. Потому что
сколько мы ни мучились, ничегошеньки у меня не получилось. Я только себе
между ног посмотрю, тут же вспоминаю, как там папашина голова оказаась.
И у меня сразу все желание падает.
Надо сказать, что Абай еще относительно дешево отделался. Следующий
Новый год он встречал уже с другой девушкой, и вполне успешно. И в
дальнейшем не жаловался. Только вот балконы разлюбил навсегда.
http://proza.ru/texts/2008/01/13/139.html