Бланк.
Максим Бланк
Закружила, завьюжила вечерней снега пушистого,
Александровским садом спустилась Москвою зима.
Шел тверезой и бравой походкой, с бутылкой игристого;
Щекотливого душу родного тульского вина.
Здесь знакомо мне все среди ереси и сумасбродия.
Здесь своих парковал я с Собчачкой шальных лошадей.
Помню, как я с бомжами все спорил ночами о родине,
Упиваясь стихами своими для местных блядей.
Я раскуривал тут трубу мира с исчадием племени
И Егорушка летом с другами свой план привозил,
И Земфирушка ночью в жабо застревала во стремени,
И гусарскую песню тянул борода бордадым.
Помню, как полюбил я красотку студентку Аксинию,
Руки в кровь я с аббатскими прихвостнями разбивал,
И ваял ей для удали, я, свои трели красивые,
Ее тело ночами в общаге обшарпанной драл.
Горделивой походкою, словно мещанка в довольствии,
Свет, Аксиния бросила чахлый университет;
И наслушавшись панков крамольные пинты мелодии,
Распрощалась со мною, свалив в свой родной Нахапет.
Я от горести с нечистью запил три дня и три ночии.
Отвела мне лишь душу девица – сестрица одна,
Вопрошая меня: " Быть с деньгами, красавец, не хочешь ли?"
Обогрела меня, словно царская ложа – жена.
За неделю в порядок привел я свое понимание,
С ней я понял, что в жизнии все не по воле творца.
И устроила Евушка Бланка на первом Каналии,
Чтобы лицезреть Познеровидное чудо с рыльца.
Заработал я денег, на Ернсте, немало не менее,
Только муторно сталось мне с новою силою дум;
Как-то ноченькой темной, вернувшись в родное имение,
Я встревожил свой уж атрофированный Евой ум.
Запряг тройку лихую ксненовым светом струящую,
Напоил вороных доотвала шальных скакунов,
Нацепил портупею свою баловскую гулящую;
Плюнул Еве в ебло – и тот час же в Москве был таков...
Поступил пионером в Чека, удостоившись звания,
Исполнял до краев и глубин свой общественный долг,
И добился высот средь поэзии, я, и признания,
И к врагам поэтическим был мазохически колк.
Петроградский военный мне Орден воздали за доблести,
Комитет революции Еву в ночи расстрелял.
Арестовывал спьяну я девиц с распутною вольностью
И ночами на ложе я ихние тельца терзал.
Но однажды мне на руки пала бумажка с печатию,
С фотокарточкой ладной додельной Аксинии свет,
И под штампом, пером, было чиркнуто в красном проклятии:
"Расстрелять сию пассию! Подпись - Родной РайСовмет."
Я иду в забытьи по прокуренной Пушкиным площади.
Одиношенек, гол, несуразен и сильно помят.
Сани, словно такси; разъезжают с кавказцами лошади.
Я иду без Аксиньи. Один, как Бизоний аббат.
Снова кружит и вьюжит пушинка с братьями снежинками,
Александровским садом спустилась зима на фонтан;
Ходят барышни разные, да куртизанки с косынками,
И завидя меня, голосят: "Максим Бланк! Максим Бланк!"
8.03.08.