ПЕРСОНАЛЬНОЕ ДЕЛО
В далекие времена, когда перестройка уже витала в воздухе, но еще не
началась, я часто ездил в командировки в Донецк по патентным делам.
Иногда меня селили в гостинице Донецкого научного центра. За громким
названием “гостиница” скрывался один этаж девятиэтажного общежития для
аспирантов и научных сотрудников – мрачной бетонной коробки с комнатами
вдоль длинных голых коридоров, выкрашенных унылой грязно-белой краской и
пахнущих хлоркой.
Тем не менее жить там мне нравилось. Здание стояло в нескольких
кварталах от центра города и на краю городского парка. Несколько раз мне
везло с комнатой - она выходила на парк. Тогда с моего балкона были
видны зелень, пруд, который местные называли ставком, колесо обозрения.
На заднике этой симпатичной декорации виднелись старые терриконы. Люди в
общежитии жили в большинстве вежливые и трезвые. Даже вахтерши, сущие
церберы в такого рода местах, здесь отличались приветливостью и
сравнительно мягким нравом.
В тот раз я попал в Донецк поздней осенью, когда зелени уже нет, на
голых ветках кое-где грязными тряпками висят сгнившие листья, а над
городом устойчиво висит вонючий смог, сочащийся липкой влагой. Книгу я
взял с собой скучную, фильмы в кинотеатрах шли все старые, к опере я был
тогда равнодушен и даже мое любимое развлечение в командировках –
бродить по улицам и рассматривать город – было совершенно недоступным.
На третий день я увидел объявление на двери лифта. Администрация
приглашала всех жильцов в Красный уголок для рассмотрения персонального
дела с. н. с. Колодяжного Б. А. Заняться было настолько нечем, что я
решил пойти, не ожидая впрочем чего-либо интересного. Ну, напился
человек, ну, накуролесил... С кем не бывает.
Как ни странно, но это мероприятие заинтересовало не только меня. К
началу в небольшую комнату набилось человек тридцать, некоторым даже не
хватило стульев. Что за Колодяжный такой, подумалось мне, уж не
диссидент ли? А тем временем на трибуну вышел бесцветный блондин в
аккуратном костюме, словом, из тех что всегда открывают собрание.
- Сегодня мы пришли сюда, - сказал он, - чтобы решить вопрос о
дальнейшем проживании старшего научного сотрудника Колодяжного Бориса
Андреевича в академическом общежитии. Будь он шахтером, разговор был бы
другой. Но если старший научный сотрудник, кандидат наук оскорбляет
товарища при исполнениии служебных обязанностей, тут нужно обратить
внимание. Поэтому мы пригласили представителей Донецкого научного центра
и научной общественности. А сейчас я передаю слово коменданту общежития
Василию Гавриловичу.
На сцену поднялся пожилой сухопарый человек с суровым, как бы высеченным
из гранита, лицом. На этом лице было совершенно ясно написано, что его
обладатель является подполковником или даже полковником в отставке и что
всю Великую Отечественную он прослужил в СМЕРШе. Свою речь он начал с
общей оценки положения на театре войны.
- Можно сказать, - заявил комендант, - что правила проживания нарушают
все жильцы поголовно. Приходят после 11 вечера, распивают спиртные
напитки, играют в карты, заводят животных, устанавливают нагревательные
приборы, пользуются электрочайниками и кипятильниками. Вчера я обходил
вверенное мне здание с тыла, так с девятого этажа на меня вылили воду из
чайника. Вылила женщина, а никаких женщин там не прописано. Особенно
нарушают кто отдельные комнаты занимают. Колодяжный, вот, тоже женщину
привел...
Он сделал паузу и перешел к главному пункту повестки дня:
- В прошлый вторник, в 8:15 вечера, звонит мне вахтер. Говорит
Колодяжный из 311-ой пришел с посторонней женщиной. Я, говорит,
попросила паспорт, а он так посмотрел, что я побоялась, что ударит.
Дура, говорю ей и сразу подскочил, я в соседнем доме живу. Поднялся,
стал стучать – не отвечают. Я своим ключом открывать стал – не
открывает. Замок, значит, поменяли. Тогда говорю: Открывай, Колодяжный,
милицию вызывать буду. А он меня матерно послал. Вот и получается:
привел Колодяжный постороннего человека, а у нас люди с допусками живут.
Это раз. Поменял замок, ограничил коменданту доступ. Это два. Послал
меня при исполнении. Это три. Я подал в Научный центр рапорт на
выселение. У меня все.
- Кто желает высказаться? – спросил бесцветный.
- Давайте послушаем самого Колодяжного, - предложил какой-то очень
спокойный человек из зала.
Я ожидал, что сейчас появится крепкий блондин с серыми глазами или
жгучий брюнет с пышными усами и горделивой осанкой. Но на сцену с трудом
вскарабкался немолодой человек с костылем и палочкой. Он буквально
волочил за собой неподатливые ноги в неуклюжей ортопедической обуви.
Представьте себе человека, которого частично парализовало еще в детстве
и вы поймете о чем речь.
- Посмотрите на меня, - начал он глуховатым голосом. - Мне 42 года, я
инвалид. Думаете мне легко познакомиться с женщиной?
- Нет, - прошлось по залу.
- Но я познакомился! - с удовлетворением констатировал оратор и
продолжил, - Думаете мне было легко уговорить женщину прийти в эту
казарму?
- Нет! - стройно подтвердил зал.
- Но она согласилась! Думаете мне было легко купить шоколадные конфеты
и бутылку шампанского после шести вечера?
- Нет! – отчеканил зал как один человек.
- Но я купил их в ресторане, отдал тридцать пять рублей! И вот когда мы
выпили шампанское и началось то, ради чего все затевалось, этот....
э-э... комендант начал ломиться в дверь.
Впалые щеки с. н. с. Колодяжного разрумянились, плечи расправились,
голос зазвучал звонко, костыль в его сильной руке казался
мечом-кладенцем былинного богатыря.
- Да, я послал коменданта на хуй, и я бы послал его еще раз! Неужели
кто-нибудь в этом зале поступил бы на моем месте по-другому?
- Нет! - взревел зал так, что задребезжали стекла и начали мигать
лампочки.
Когда эмоции поутихли, и не без стараний бесцветного наступила тишина,
поднялся тот же спокойный человек:
- Борис Андреевич, - обратился он к герою, - я на Вашем месте не стал бы
ругаться матом, это недостойно образованного человека и вообще нехорошо.
Я бы открыл дверь и дал бы Василию Гавриловичу чем-нибудь, например
бутылкой из-под шампанского, по голове. Потом бы, конечно, жалел.
Публика немного растерялась, затем раздались жидкие аплодисменты. Все
поднялись и пошли к выходу. Мужчины подходили к Колодяжному и жали ему
руку, женщины нарочито смущенно чмокали в небритые щеки. Я спросил у
симпатичной девушки с которой совершенно случайно оказался рядом:
- Кто этот спокойный человек?
Она с удивлением посмотрела на меня:
- Вы не знаете? Академик Суворов, математик. А я – его аспирантка.
- Нестандартный мужик. - сказал я первое что пришло в голову, но быстро
сообразил и продолжил, - Может Вы расскажете мне о нем поподробнее, а я
напишу очерк в свою газету?
Она подумала и вдруг предложила:
- Идемте ко мне, у меня хоть чай есть, краснодарский. Вы будете пить, а
я буду рассказывать.
Черт как всегда дернул меня за язык:
- А как же шампанское и конфеты?
- Не волнуйтесь, до шампанского и конфет дело сегодня, надеюсь, не
дойдет, - услышал я в ответ и понял, что разговор будет длинным.
Но это уже совсем другая история.
Abrp722
http://world.lib.ru/b/b_a/