Владимир Дунин. «Только для любителей музыки! » История 2.
«КАК ЗА ОДНУ НОЧЬ НА КРОВАТИ РЯДОМ С ГОЛОЙ ЖЕНЩИНОЙ МОЖНО НАУЧИТЬСЯ
ИГРАТЬ НА АККОРДЕОНЕ».
(Документированная быль. Протоколы и оперативные сводки в горотделе
милиции г. Кольчугино Владимирской области).
Опять кровать и голая баба, и опять в поворотном моменте моей судьбы.
Тут прямо закономерность какая-то.
После длительных и бесполезных поисков работы я узнал хорошее правило:
«Не ищи работу там, где тебя могут бояться. Иди только к тем, для кого
ты - безобидная козявка». Тотчас же был принят на работу в Гнесинский
Институт и ГИТИС. Но при этом оставалась все-таки одна небольшая
проблема – очень мало платили, а долгов было очень много. И если
Гнесинцы и работы тоже давали немного, то уж «гитисята» (как мы их
студентами называли) за свои 40 рублей =75 долларов США в месяц имели
меня и в хвост, и в гриву. Первый урок у них мог быть в 6 утра, а
последний просто не мог заканчиваться раньше 2 часов ночи. Спал я у них
и в общежитии, и в классе, и между уроками, и даже во время уроков, и
все равно не хватало при таком режиме. Явно начинал уже сдавать, как
вдруг приходит телеграмма (телефона у меня не было): «Гарантируем 90
концертов от Владимирской Облфилармонии текущем и следующем месяце.
Срочно подтвердите согласие и время прибытия. Худрук Никулин»
90 концертов – это больше, чем я в обоих институтах за два года
заработаю. Иду увольняться. В Гнесинском: «Жаль. Делаете ошибку». А
«гитисята» объявили меня врагом №1. Они, оказывается, второго такого же,
как я, на замену не припасли – а тут экзамены на носу. То-есть, я
навсегда сжег за собой все мосты.
Предстаю пред моим новым худруком, а он вместо «здравствуйте» говорит
мне: «Вы нам не нужны. Уезжайте». Оказывается, руководителем группы
будет знаменитая благодаря ТВ и концертам со всеми ныне здравствующими
великими композиторами лектор-музыковед Ребрина (фамилия изменена). У
нее хорошие связи, и она пробила дотацию еще на 210 концертов. Поэтому
их будет не 90, а 300, но... без меня. На многих площадках нет ф-но, и
Ребрина распорядилась заменить меня баянистом.
Говорю: «Я же из-за вас уволился!» Худрук: «Умные люди из-за одного
звонка не увольняются. Вам не повезло: телефонный звонок к делу не
подошьешь».
Но на этот раз и ему не повезло – у меня (он забыл)телефона не было, а
вот его телеграмма по этой причине в кармане как раз-то и была, а такая
телеграмма – это почти деньги.
После срочно созванного большого военного совета в Филях, простите, во
стольном граде Владимире, мне сказали, что есть только один выход из
ситуации: я должен научиться играть на аккордеоне, причем срочно. Первый
концерт с новоиспеченным аккордеонистом непременно произойдет завтра в
07:00 утра в г. Кольчугино (за него заказчик уже деньги перевел –
огромный швейный комбинат). Хотя я пока еще ни одного аккордеона в своей
жизни вблизи не видел, но отличный план у меня в голове появился.
Клавиатура для правой руки у аккордеона похожа на ф-но, тут проблем быть
не должно, а на совершенно одинаковые 120 кнопок левой я решил наклеить
разноцветные бумажки и таким образом различать: на которую нажимать.
Через пару часов худрук нашел для меня аккордеон, а я уже купил клей и
разноцветные бумажки. Засунули меня с багажом в автобус на Кольчугино, и
работа закипела.
Нелегко было вырезать 120 крошечных кружочков и наклеить их на гладкие
пластиковые кнопочки, но к прибытию в Кольчугино я мог гордиться собой –
я с этой задачей виртуозно справился.
Захожу в гостиницу. Поздний вечер. Мне говорят, что моя жена уже легла
спать и настоятельно просила чтоб НИКТО в номере свет ни в коем случае
не включал – ее нельзя беспокоить перед утренним концертом. Меня это по
целому ряду соображений озадачило.
Во-первых, никакой жены у меня в тот период вообще не было. Но это можно
было объяснить обычной уверенностью людей, что все вместе работающие
артисты непременно друг на друге женаты.
Во-вторых, похоже, что меня поселили с «моей женой» в двухместный номер.
Я имел уже подобное счастье ранее, и знаю, что выжить при этом можно
только постоянно внушая самому себе: «Рядом с тобой кобра. Одно твое
резкое движение или неосторожное слово – и ты пропал». Только этого мне
еще не хватало в моей ситуации.
В третьих, выходило, что мне предстоит впервые в жизни насладиться игрой
на аккордеоне в полной темноте и, по-видимому, с тяжелыми последствиями
(сказано же «не беспокоить»), но и не играть невозможно – до концерта
остаются считанные часы.
Спрашиваю, могу ли я снять для себя отдельный номер? Ответ – ни в коем
случае. Два этажа гостиницы на ремонте, а все оставшиеся номера, холлы и
даже коридоры забиты «дальнобойщиками», приехавшими за какой-то только
что выпущенной «Юбилейной монетой» (их в Кольчугине для всей страны
штампуют).
Тут же выясняется и «НИКТО» вместо «мужа» в контексте просьбы «моей
жены». Оказывается, произошла небольшая ошибочка при бронировании мест
для нашей группы: вместо «Приготовить четыре одноместных номера для
артистов», администратор записала «Приготовить одноместный номер для
четырех артистов», что в точности и было сделано. Я себе даже
представить не мог, что в 8 кв. м. комнату можно впихнуть четыре
настоящие большие кровати, да еще и тумбочки к ним. Правда, пол в таком
случае уже недоступен, ходить можно только по кроватям соседей.
Наша Ребрина приехала в гостиницу первой, полностью разобралась в
обстановке и сейчас, «положив» на нас сами знаете что, спит,
раскинувшись поверх постели абсолютно голая на первой же, как входишь,
кровати. Зайти и пробраться к другим кроватям в номере можно только
перешагнув через ее тело, а это психологически нелегко сделать. Под
дверью снаружи стоят дежурная по этажу, огромный матерый баритон (солист
оперного театра) и молоденькая сопранка из нашей группы с чемоданами.
Дежурная пытается убедить их не входить к «спящей красавице» до утра:
придет на работу начальство и «что-нибудь придумает».
Сопранка согласна ждать под дверью хоть неделю, но баритон не хочет
терять свой голос (работать невыспавшись) из-за какой-то голой лебеди. Я
тоже давно уже привык получать перед концертом инструкции от абсолютно
голых балетных примадон, у которых за вечер 8 концертов в разных концах
Москвы, и другого времени (кроме момента раздевания-одевания) на
инструктаж аккомпаниатора не предусмотрено. Однако мы с баритоном –
джентльмены. Посылаем на переговоры дежурную – не смутим ли мы-де покой
обнаженной красавицы своим появлением и обозрением?
Слышим из-за двери резкое заявление Ребриной, что она просила дирекцию
филармонии нанять в группу опытных профессионалов, а не робких
школьников.
И если ее не поняли, то пускай школьники спят хоть в туалете. Что же
касается ее – то она и перед строем солдат разденется, если производство
потребует.
Успокоившись, что производственный конфликт нам не грозит, мы с
баритоном заходим и развешиваем концертные костюмы по карнизам,
светильникам итп. , как у артистов водится. Сопранка просит у дежурной
одеяло – укрыть озябшие ноги – и уходит на всю ночь сидеть в каком-то
кресле у входа в гостиницу. Я, наконец, одеваю на себя аккордеон и
отправляюсь в душ (там есть свет и зеркало). О ужас! Оказывается, если
одеть аккордеон на себя, то кнопки с моими разноцветными наклейками
увидеть невозможно, как ни вытягивай и ни изгибай шею. Есть только один
выход: за 3-4 оставшихся часа освоить «слепой метод» нажатия кнопок.
Полностью опустошенный морально и физически, падаю на кровать (следующую
за Ребриной) на спину с аккордеоном на груди и пытаюсь найти хоть
какую-то логику в этих 120 кнопках под левой рукой. Для этого еле слышно
подаю к ним воздух мехом и они, хоть и очень жалобно, но «докладывают»
мне: «Я – До Малой октавы», «А я – Соль мажорный аккорд», «А я –
уменьшенный на Соль-диезе» - у меня слух абсолютный, могу их уверенно
различать. Ребрина, видимо, неплохо поужинала в ресторане - громко
храпит, в храп ударился и баритон. Это мне на руку – можно играть чуть
погромче. И вдруг: «Не двигаться! Руки вверх! Милиция». Вспыхивают
фонари, а затем свет. Затем громкая команда: «Отставить оружие! Ну что
тут скажешь – артисты они и есть артисты. Тьфу!» И милицейский капитан
уводит прочь свой бесстрашный отряд с готовыми к бою пистолетами и
автоматами. Оказывается, наслушавшись моих музыкальных упражнений,
соседи не поленились сообщить на 02, что в соседнем номере «кого-то
связали и мучают».
И вот мой первый концерт с аккордеоном в огромном зале, полном паровых
манекенов. На такой манекен одевают мятый костюм. Ппыххх! Облако пара
рассеивается, и костюм снимают уже идеально отутюженным. А на нас с
потолка и со стен капает вода – конденсат этого пара. Но с первыми
звуками о них уже не думаешь. Баритон поет замечательно, и от нас
требуют исполнить что –нибудь еще на бис. А я выучил только 3 его песни,
на бис не рассчитывали. «Вот мчится тройка почтовая» знаешь?» - кричит
он мне сквозь гром апплодисментов. Отвечаю: «Какую тебе надо
тональность? » (насколько высоко или низко играть, чтоб его голосу
соответствовало). Однако, на такой вопрос большинство вокалистов
ответить не могут. Лучше спрашивать: с какой ноты начинаешь? А я об этом
забыл. Он мне говорит, я играю вступление, и уже после нескольких нот
такого пения видимые мне лишь уши баритона становятся ярко фиолетовыми
от напряжения. Я ему такую тональность зафигачил, что не всякий тенор
споет. Но артист есть артист (если настоящий, конечно). Куплет он допел,
правда (говорил) аж сам удивился, что не лопнул при этом.
«Первый бой мы выиграли!»