В начале учебного года в нашей школе, находящейся на западной окраине
Москвы, где я учился в 60-е годы то ли в 6-м, то ли в 7-м классе,
появился новичок по имени Геша. Его родители приехали из какого-то
другого города и поселились в новом районе, который только-только
возвели прямо у леса, где, между прочим, тогда можно было без особых
усилий набрать ведерочко подберезовиков. Дома построили, а школу, как у
нас принято, нет, поэтому пареньку приходилось пару-тройку километров
добираться до нашей школы. Я спросил Гешу: что с ними по соседству
построили, прямо в самом лесу? Он сказал, что точно не знает, но,
наверно, какой-то сельскохозяйственный институт, поскольку там, на
огороженной территории, в прудах разводят карасей и карпов, а в садах
растут разные интересные фрукты. Сам он там не был, но через забор
видел. Пацан, как оказалось, очень любил рыбалку и уже положил глаз на
те пруды, рассчитывая на хороший улов. Он сумел заинтересовать этим
делом и меня, поскольку в Москве порыбачить было негде – Москва-река и
Сетунь уже тогда оказались совершенно загажены (от речки Сетунь шел
такой запах, что ее называли Говнянкой), а я просто мечтал посидеть
где-нибудь с удочкой.
И мы сговорились. В отличие от меня он был опытный рыбак, и я ему во
всем доверял. Пошли мы часа в три утра, когда еще было совсем темно,
потому как «самый клев, а сторож в это время спит». Перелезли через
двухметровый забор и обнаружили идущую вдоль него, на высоте примерно в
метр, проволоку. Ее предназначение нам осталось непонятным, но
зацикливаться мы на этом не стали, поднырнули под нее и углубились в
сад. Набив полную пазуху отличными яблоками, мы наконец подошли к пруду.
Корпуса «института», перед которыми находились газоны и клумбы с
тюльпанами, располагались от нас достаточно далеко, но совсем рядом с
прудом стояла какая-то будка, в которой предположительно дежурил сторож.
Однако мы нашли хорошее укрытие – в центре пруда имелся островок, к
которому шел мосточек, вот под ним мы и обосновались.
Соблюдая полную конспирацию и тишину, мы приступили к ловле. Но, как
только был вытащен первый и очень крупный карп, мы от счастья разорались
почем зря. Тем не менее я краем глаза за той самой будкой наблюдал, и,
когда там началось какое-то движение, замер. К моему несказанному ужасу,
я обнаружил, что в нашу сторону идут несколько мужиков с автоматами
наперевес, и понял, что пора во всех смыслах сматывать удочки. Мы дали
деру и тут же услышали за спиной: «Стоять, суки! Стрелять буду!» Однако
в тот момент нас уже ничто не могло остановить, но именно в тот момент.
Домчавшись до забора, мы встали как вкопанные, обнаружив, что путь нам
преграждает огромная зверюга в лице немецкой овчарки. Она примчалась
сюда на поводке, который соединял ее с той самой озадачившей нас
проволокой. Геша дернулся первым, и это стало моим спасением – злобная
тварь, которую он попытался, оббежать, рванулась за ним, а я рванулся к
забору. Уже оказавшись на его вершине, я поискал глазами Гешу. Тот тоже
добрался до забора и почти забрался на него, но псина вцепилась зубами в
его штаны и, казалось, задалась целью их сожрать. Однако Геша не
растерялся, он стал вытаскивать из-за пазухи наворованные яблоки и в
упор расстреливал ими страшную морду этого дикого зверя. Немецкая гадина
столь интенсивной бомбардировки не выдержала и отстала-таки от Геши –
правда, с его штанами в зубах. Но после такой передряги эта потеря
выглядела сущей ерундой. Однако это было еще не все. Едва мы вышли на
дорогу, как от проходной «сельскохозяйственного института» отъехал
газик, а оттуда опять выскочили автоматчики, цепью, как в популярных
тогда фильмах «про войну», отрезая нас от близлежащего лесного массива.
Но мы все же ушли, побросав улов и орудия преступления в виде удочек.
Впоследствии выяснилось, что «институт» этот не что иное, как только что
построенная Центральная Кремлевская Больница. Та самая.