За те двенадцать лет, что я прожил в Штатах, я ни разу не видел здесь ни
одной бездомной собаки. Не знаю точно, почему так, но вот нет тут
бездомных собак, и все.
Зато бездомных кошек в Штатах полным-полно. Их, правда, не очень-то от
домашних отличишь – все ухоженные и упитанные, к людям не то что
доверчивые, а просто наглючие.
Я к такому раскладу привык быстро, и, в общем, совсем не удивился, когда
ко мне семь лет назад, в только что купленный дом в Ричмонде, завалилось
это трехцветное наглое создание. Завалилось оно совершенно по-хозяйски,
заставило себя сначала почесать, снисходительно помурлыкало над моими
стараниями, а потом сообщило, что желает пожрать.
Пожрать было выдано. Создание сервированный обед откушало хоть и
несколько брезгливо, но тоже вполне снисходительно, а потом намекнуло,
что все, в моих услугах оно пока больше не нуждается. И расположилось
почивать на веранде под солнышком, всеми четырьмя лапами кверху, только
срамное место себе хвостом прикрыло.
Ну и зашибись, я тогда тоже пошел своими делами заниматься.
В общем, наглое рыжее кошко у меня на веранде прижилось. Не знаю, чем
оно занималось днями, я ж на работе в это время был, но каждое утро и
вечер оно исправно принимало воздушные ванны перед моим домом, и
собирало с меня дань в форме еды и почесываний.
И так бы оно все и продолжалось, если б меня в один из выходных черт не
дернул с утра траву перед домом постричь. Я как раз налаживался
запустить газонокосилку, когда увидел довольно необычную парочку.
Впереди плелась зареванная пигалица лет шести, с каким-то большим
плакатом в руках. За ней следом шел, по всей видимости, ее отец. И оба
на два голоса кричали: «Сквирки, Сквирки (типа, Царапка), ты где?»
Девчонка меня первой заметила, и заливаясь слезами, подбежала, и тут же
поведала, что у нее потерялась кошка, что эту кошку наверное съел
большой сердитый волк, и что ее зовут Царапкой потому что она в дверь
царапает, а теперь больше не царапает, потому что она пропала, и не
видел ли я ее? И плакат мне свой тычет. А на плакате намалеванное
цветными карандашами пучеглазое нечто, толи мутировавший Чебурашка, толи
испорченный ананас с ножками и ушами. Не, я б ни за что не догадался о
чем речь, если б не цвет пятен на чебурахо-ананасе. А был он в точь в
точь, как у того кошака, которое у меня прописалась.
Я так девчушке и ее отцу сказал, что точно не знаю, но что-то похожее у
меня сейчас на веранде дрыхнет. Девчонка даже дослушивать не стала,
сразу помчалась смотреть...
Ага, оно самое оказалось. Ой, какое тут было море соплей и восторгов!
Девочка сгробастала ничего не соображающую ото сна кошку в охапку, ее
отец мне долго жал руку, назвался Стэном, и благодарил за помощь в
розысках.
Удалились они втроем, совершенно счастливые. То есть, отец с дочкой были
счастливые, про кошку я не так уверен.
Я б про все это благополучно забыл, наверное, если бы история не
получила неожиданное продолжение.
Примерно через два дня, уже довольно поздно вечером, у меня вдруг
зазвенел телефон. Я взял трубку, звонила женщина. Представилась,
извинилась за беспокойство, и сказала, что она обзванивает всех соседей,
потому что у ее дочки пропала кошка. Кошку зовут Салли, она трехцветная,
и никогда раньше не убегала, а теперь ее уже два дня как нет. И не видел
ли я такую кошку, случайно?
Я честно ответил, что трехцветную кошку видел, потому что она у меня на
веранде с месяц жила, но что ее хозяева нашлись, и что зовут эту кошку
не Салли, а Царапка.
Удивился тогда еще, сколько в моей деревне трехцветных кошек теряется.
А еще через день мне позвонил какой-то мужик, и тоже спросил насчет
трехцветной кошки, которая пропала у его жены. Эту третью кошку тоже
как-то звали, совершенно другим уже именем.
А еще через неделю, выезжая с утра на работу, я увидел приколотый к
дереву до слез знакомый портрет трехцветного наглого создания, со
слезным воззванием внизу: «У нас пропал член семьи, его зовут Томми,
если вы его видели, пожалуйста, верните за вознаграждение!» И номер
телефона.
Вот тогда до меня и дошло, наконец. Я позвонил Стэну, и спросил, как
поживает их любимица. Стэн сказал, что дочка счастлива, что кошак
нашелся, и что теперь ее из дома больше не выпускают, а то, не дай бог,
опять потеряется...
Стэн бы долго еще распространялся на тему, как он мне благодарен, но я
его прервал. Просто предложил кошака выпускать погулять, и чего-то
наплел ему насчет авитаминоза, который с их любимцем обязательно
случится, если его взаперти держать.
Еще через неделю убедился, что Стэн меня послушал. Потому что наглое
разноцветное создание вдруг нарисовалось у меня на веранде снова. И
снова потребовало почесываний и кормежки. А звонки от отчаявшихся
соседей прекратились.
Мне одно было интересно – неужели это кошко и правда на разные имена
отзывается? Я-таки поэксперементировал – каждый раз его новым способом
подзывал, и Машкой, и Санькой, и Прошкой. Исправно оно отзывалось на
все. А и то – его ж за это кормят, чего не отозваться-то?
Оно, кстати, до сих пор живо. Уж не знаю, сколько из моих соседей его
сейчас за своего домашнего кошака считают, и сколькими разными именами
кличут. Думаю, что много таких соседей, а че б иначе это разноцветное
создание таким жирным под старость лет-то стало?
А какого оно полу, я так и не знаю, да и зачем мне? – пусть оно так и
будет, в одном доме пусть оно девушкой по имени Царапка числится, в
другом дамой по имени Салли, а в третьем джентльменом по имени Томми.
По мне, так это просто рыже-черно-белое, наглое, очень ласковое, и очень
кошачее существо.