Рассказ моего друга.
Училась у нас в Институте одна девушка со многими талантами и смуглой
экзотической внешностью по имени Пилар. Родом она была из Гаваны.
Наполовину африканка, на четверть француженка, на четверть испанка. От
каждой своей составляющей она, по-моему, взяла лучшее, что могла.
Первый раз я встретил ее в нашей столовой, которую за вкусную и полезную
еду мы ласково называли «тошниловкой». Это было, по-видимому, первое ее
посещение. Она брезгливо рассматривала хлебную котлетку и мелко
нарезанную свеклу, и явно делала над собой усилие, так как есть все же
хотелось. На Кубе даже после победы революции кушали тогда еще неплохо.
Южная страна все-таки.
Второй раз я заметил ее, когда на одном из институтских вечеров выступал
немецкий ансамбль, она там была солисткой и очень хорошо смотрелась на
фоне белобрысых саксонцев.
В третий раз я встретил ее в компании своих друзей на вечеринке. Там
кроме моего друга Игоря присутствовал и навестивший его брат –
подполковник из какого-то тьмутараканского гарнизона.
Я не знаю, кто занимался русским литературным образованием Пилар, но она
жутко любила рассказывать похабные анекдоты. Несоответствие ее внешности
и того, что вылетало из ее очаровательного ротика, было немыслимым.
Временами мне казалось, что она не очень глубоко понимает смысл слов,
которые употребляла. Забавно было наблюдать за подполковником. Тот сидел
рядом с ней, почти жмурился, глядя на нее, вздрагивал и краснел после
каждого анекдота. Видимо он никогда в девичьем исполнении такой
скабрезности не слышал, да еще при такой заграничной внешности.
Подполковник все время хотел что-то сказать, но то ли стеснялся, то ли
его перебивали. Наконец, заикаясь от волнения, обращаясь к ней,
выговорил:
– Вы – негр?
Была немая сцена. Мы грохнули. А Пилар возмущенно и с вызовом сказала:
– Я – женщина!
Парень из нашей компании Паша Мезенов – талантливый сын провинциального
председателя колхоза не выдержал экзотики и начал за ней приударять.
Деталей этой любовной истории я не знаю, но в результате они
расписались. И вот настало время познакомить молодую жену с родителями.
Была зима, Пилар плохо переносила промозглую ленинградскую погоду,
заболела и в последний момент не смогла поехать в предуральский колхоз.
Паша уже обещал отцу, что приедет, и отправился туда один. Дома отец
собрал родню и друзей, посадил всех за стол, один стул около себя
оставил пустым для невесты, и стал прилюдно рассматривать многочисленные
фотографии новой родни. Естественно, половина фотографий были с неграми
и негритятами. Председатель держал фотографии веером как карты, не без
изумления приговаривал: «Вот родственнички, еб вашу мать! Вот
родственнички!»
Эта сентенция знатного председателя колхоза говорит о том, что ленинское
интернациональное воспитание, хотя и глубоко проникло в народные массы,
но до периферии тогда еще не совсем дошло.
За время обучения Пилар родила двух внуков председателю колхоза. Но
после окончания института вместе с детьми уехала на Кубу, справедливо
предположив, что на юге детей растить легче. К тому же вид ушанки с
опущенными ушами, в которой она ходила холодное время года в Ленинграде,
входил в противоречие с ее эстетическими понятиями. Паше она предложила
следовать за ней. А Паша к тому времени уже был доцентом, и ему светила
карьера профессора на кафедре. Но жену и детей он любил, и попытался
примерить к себе Кубу. Сильно напрягшись, он купил авиабилет в Гавану,
что и для советских доцентов было ой как нелегко. Энергичная Пилар
устроила Паше визит к Раулю Кастро – министру и брату Фиделя. Министр
предложил ему выучить испанский в гортанном кубинском варианте, после
чего гарантировал должность профессора на кафедре Гаванского
Университета. Но прежде чем он начал учить испанский, ему несколько раз
пришлось проехаться в кубинском общественном транспорте. Почему-то это
событие произвело на него наибольшее впечатление. Во всяком случае, по
приезде в Ленинград, он, рассказывая, почему вернулся, упирал именно на
это.
– Там стопроцентная влажность и сорок градусов тепла. Все мокрые от
пота. В трамвай набиваются как сельди в бочку. Ты стоишь, обливаешься, а
к тебе прижаты еще десять таких же. Девки, чтобы не так жарко было, под
платьем ничего не носят. Потеть круглые сутки я не в состоянии. Короче,
не представил себя Паша на Кубе, и, невзирая на детей и жену, вернулся.
Потом, через некоторое время, опять съездил, и опять вернулся.
Так и не состоялся этот брак, а внуки советского председателя колхоза
забыли русский язык.