Тем, кому нравиться после каждой истории менять трусы, эту можно пропустить.
Такого тревожного неба я еще не видел. Серо-черная мгла в полном безветрии, затянула его до самых краев, застив без следа, пока не упавшее за горизонт мартовское солнце, и оттенив, ставшее каким-то нереальным, свечение еще зимнего таежного пейзажа, зловеще нависла, и в полном безмолвии обрушилась ночным снегопадом.
Четвертый день зимней рыбалки закончился и пополуночи, в натопленном охотничьем бараке, допив оставшуюся водку, мы расползлись по нарам.
Утренний лес был бесподобен, на всем что не было «с головой» засыпано невесомым снегом и еще торчало, выросли не по размеру пышные, белоснежные шляпы. Снегу выпало по пояс. Нам, впятером на двух джипах, предстояло возвращаться домой. Выехали рано и с настроением, несмотря на глубокое похмелье, севшие батарейки моих фотокамер и предстоящую дальнюю дорогу. До ближайшей деревни было около ста сорока километров, и измученные безрыбьем организмы, обещали немного, часа три-четыре, потерпеть, но только до сельпо. Засыпанная снегом лесовозная дорога лежала через перевал, и со стороны горной речушки, от которой мы отъезжали, подъем был пологим и очень длинным, километров тридцать. Поначалу, взбивая через крыши машин на обочины, пушистый и невесомый снег, двигались без остановок, но километров через десять дорога пошла круче. Идущая впереди машина стала останавливаться все чаше и чаще, то и дело протягиваясь лебедкой, а наша лебедка завоняла паленным китайцем и превратилась в пассажира еще по пути на рыбалку. Зато у нас были лопаты, до хуя лопат, даже лишние. Идущий впереди «Патрол», с вынесенными за крылья колесами, помогал нам мало. Колея у нашего «охотника» была Уже, да и еще холодный снег, снова ссыпался в колеи, почти не оставляя следа. Мы отпускали их подальше, без конца сдавали назад для разгона, и разогнавшись на сколько получится, продирались дальше до очередного тупика. Вскоре в машину мы с Витьком уже не залазили, а оставались на очередном наносе, херача изо-всех сил лопатами, пока Юрок гонял джипа туда-сюда. При его приближении, мы запрыгивали в стороны на сугробы, заваливаясь по шею в снег. Есть не хотелось, мы только пили, курили, ссали, пардон, курили и снова пили, ну и копали. Уже к полудню прикончили остатки газированного «Буратино» и скоро допили всю воду. Теплое, по-мартовски, солнце расплавило снег, и талая вода, слившись с нашим пОтом, прямо внутри утепленных «непромокаемых» курток и штанов, стекала в низ и хлюпала в сапогах. День, был бесконечным. Уже не радовали глаз ни весеннее солнышко, ни веселые пятнышки мочи вокруг машины, абстинентно-оранжевые после глубокого бодуна и грустного «Буратино». Уже смеркалось, когда мы докопались до вставшего «Патрола», лебедка скончалась и у них. Ближе к полуночи уже с трудом, от темноты и усталости, понимая куда копать, бросили лопаты. Стоя в сугробах попили чаю, история рассказанная перед сном о местном охотнике, промышлявшем в этих гиблых местах, настроения никому не прибавила. В этой истории охотник, будучи в тайге один, сломал ногу, и отдавая себе отчет в том, что до весны никто его не хватится – застрелился.
Расселись по машинам. Брошенный под печку у пассажирского сидения, и без конца набиваемый снегом чайник, за нами не успевал. Мы с Витей не могли напиться.
Те, кто сегодня рулили и иногда помогали нам лопатами, еще били копытами и звали в даль, пешком. Я сказал, что они охуели и даже если идти не до деревни, а ближайшей лесозаготовки, по такому снегу уйдет двое суток, тогда как силы уйдут через пол часа. Но они пошли, да бодро так, вначале. Наперед зная, как это будет, я тоже пошел, перепроверить, но и я ошибался. Мои силы попросили еще пожить уже через пять минут. Воздуха просто не было, а сердце выпрыгивало из груди и впервые в жизни болело. Мне где-то сорок пять на тот момент было, да и в слабаках вроде не числился, обидно конечно вроде как самым дохлым оказаться, но здравый смыл подсказывал не надрываться окончательно. Я пожелал всем счастливого пути и повернул назад. Батя мой, бывший охотник промысловик, и сотоварищи его, время от времени блукали в зимних таежных завалах по трое-четверо суток, и ничего приходили, а тут по дороге чай не заблудишься, да и через кусты-буреломы не ломиться куда как проще – нужно просто отдохнуть.
Скоро вернулся и Витя:
-Бляааадь!- выдохнул он и упал на заднее сиденье. Разговаривать не было сил, мы отсасывая по очереди из чайника, пытались прийти в себя. Минут через сорок, по едва подсвеченному луной снегу, медленно заскользили черные пятна – нагулялись остальные. Юрок хлопнул дверью и откинулся рядом.
-Дошли до вершины? – поинтересовался я, он помотал головой.
Витю лихорадило. Гораздо позже я прочитал про горную болезнь, особенно при перенапряжении организма, которая дает о себе знать с высот порядка 2500 метров, а в районах с морским климатом с 1000-1500. Симптомы один в один, словно с нас списывали. Но тогда мы даже не думали о том, на какой высоте находимся, и все списали на похмелье и усталость. А находились мы, как выяснилось позднее, уже почти на вершине нашего 1400 метрового перевала.
Нагретый печкой, и сухой с мороза воздух, высушивал глотки и понемногу, вымокшую за день одежду. Сон не шел. Мы ерзали на сиденьях, пытаясь устроится поудобней, и в основном молчали. Я достал из-под ног подопустевший чайник, наверно в сотый раз выскочил из машины, и стараясь не провалиться глубоко, накинул в него несколько горстей снега:
-Будешь? – я захлопнул дверь, и повернувшись в темноту, окликнул Витю. А через пару секунд я заржал, а может все заржали одновременно, я уже не видел. Витино тело зашевелилось, больно прокряхтело, и нависло между спинками передних сидений, опухшей мордой. Блеснув из темноты лихорадочными глазами, он дрожащей рукой ухватился за чайник, опустошенно и хмуро посмотрел сквозь него, и севшим голосом поинтересовался:
- Не Буратино?
Утро было совсем другим, кое-как отдохнувшей и не многословной командой, мы попили чаю, получилось даже с лимоном, догнались сублимированной лапшой и настроились на долгую работу. Часам к трем пополудни мы уже ехали по плоской вершине перевала, почти не откапываясь, и через несколько минут покатились вниз. Спустя пару километров крутого, извилистого спуска по южному склону - снега как не бывало. Даже не верилось.
Уже за деревней, отдохнувший и расслабленный, с чекухой конька на пассажирском сиденье я заключил вслух:
-А зато мы теперь знаем, что такое ебать-копать! – Мужики согласно кивнули.
И снега в эту весну мы больше не видели.