27.12.2000
Горит свеча, в ее неровном свете
так грустно стало Ивановой Свете,
так грустно стало Диме, Наде, Ване,
сидящим на коричневом диване…
Грусть в коридоре, в комнате, повсюду,
она легла на елку и посуду,
она своим покровом затянула
шкаф, полки, кресла и 4 стула…
А на столе под мечущейся тенью
вовсю грустят съедобные растенья:
огурчики в пикантном маринаде,
грибочки по рецепту грустной Нади,
десяток помидоров с майонезом
и яблоки, богатые железом,
печальны апельсины с виноградом,
чеснок, который оказался рядом,
диковинный арбуз со вкусом ваты…
Им грустно. Кроме них грустят салаты
и колбаса, порезанная тонко,
и на любителя тушеная печенка,
тарелка с заливным из осетрины,
анчоусы, оливки и маслины,
румяный поросенок с кашей тоже
грустит, на мейсоновском блюде лежа,
грустят с икрой и маслом бутерброды,
грустит язык, не вышедший из моды,
грустят пирожные, грустят конфеты к чаю,
грустят цветы, свой запах источая,
грустит хрусталь, грустит сервиз для кофе
и водка в полузапотевшем штофе,
грустят с шампанским и вином бутылки,
невесть откуда взявшиеся кильки,
грустят ножи, салфетки, вилки, ложки,
не весел взгляд у местной толстой кошки,
и розовые клюквинки в капусте
усугубляют ощущенье грусти…
И лишь часы, сводящие 2 стрелки,
стучат, стучат сквозь эти посиделки,
стучат притихшим людям, яствам, книгам,
стучат о том, что с каждым новым мигом
все очевидней истина простая:
власть грусти тает, тает, тает, тает,
всего лишь через несколько минут
печаль и грусть уйдут, уйдут, уйдут,
исчезнут, пропадут, и им на смену
сквозь потолок, окно, сквозь пол и стены,
одновременно, разом, отовсюду
возникнет нечто, родственное чуду,
то, что сильней печали и невзгод,
волшебный праздник, то есть - НОВЫЙ ГОД!