Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
1. Здесь на Земле, где все впадают в истовость и в ересь, жила девчонка, красной шапкой греясь, как мышь в золе. Ее прозвали все Красной Шапочкой. Была она чуть-чуть красива и чуть-чуть умна, что называется без лишних аномалий.
Была у ней, уже не смыслящая ни бельмеса, родная бабушка, живущая за лесом. В один из дней, история умалчивает как, но бабушка серьезно захворала и мама Красной Шапочки сказала, что надо, так
как бабушка живет одна сходить ей, Красной Шапочке, быстрее и посмотреть, как бабушка болеет, жива ль она. Да отнести гостинцев, как положено немного. Собралась Красна Шапочка в дорогу, - прощай, прости.
2.
Она вышла из комнаты, где стулья как буквы «б», и пошла в темный лес, где серые бродят волки (если такой волк погастролирует в твоей судьбе - от тебя ни черта не останется, останутся одни осколки)
Бодро шла Шапочка по лесу мурлыча себе под нос песенку однажды спетую Яной Поплавской в фильме каком-то, взяв направление четкое на норд-ост, собирая цветочки юные - видимо для могилы.
Тут ей навстречу волк - хитрее, чем сам Чубайс (огнем метафизическим в глазах светился человеческий разум), со скрипом открыл он пасть, развел по понятиям Шапочку, простился и быстро скрылся.
Не заподозрила Красная плохого и лишь еще плотней натянула на голову красную свою шапку, да понадежней укуталась зеленым своим плащом, смеясь, побежала к умирающей своей бабке.
3.
Входит весело в хибару; звонким голосом с порога: «Бабка, ты еще живая? Почему большие уши? Почему зрачки большие? Ты еще протянешь долго? Принесла тебе гостинцев - перед смертью хоть покушай». С удивленьем пригляделась, сузив глазки как у Будды, говорит: «Бабуль, родная, хвост-то у тебя откуда?» Тут ее и слопал серый со словами: «Ну и стерва!»
4.
Постепенно действительность превращается в недействительность. Где- то бегут лесорубы и тихо кричат «ура», словно в замедленном сне за пять минут до утра. Медлительность…
Время будто порвалось. Ни солнца не видно, ни звезд. Кругом лишь желудок, и философские мысли в голову лезут. Сидят бабушка с Шапочкой в волчьем органе одни.
Не были они вегетарианцами - ели они зверей, не постились в те сроки, что были Богом отведены, а теперь пришла очередь и им быть съеденными и один из дней.
5.
Ирония судьбы… Ножовка и топор. Секиры острие и рассеченный волос. Бог сохранил в живых ( и живы до сих пор) и бабушку, увы, и Шапочку, лишь волка
зачем-то умертвил. Помянем же его. Не чокаясь - сто грамм. Во имя и во славу. А Шапочку с тех пор, я предлагаю, зло, в отместку называть не Красной, а кровавой.
Было так. Мать вызвала Красную Шапочку и говорит: - Есть конструктивная идея. Проведай Бабушку. Отнеси ей пирожки. Не пойдешь - обижусь и ударю… - А далеко? - спрашивает Шапочка. - Туда - шесть километров и обратно - примерно столько же… Дорога пролегала через темный прохладный лес. Сквозь кроны деревьев белели легкие облака. Тихо шелестели кусты винограда «пино». В общем, французский пейзаж без излишеств. Между тем из-за куста появился Волк. - Шапочка, - сказал он, - помоги! Окажи материальное содействие в качестве дюжины пирожков! Иначе, боюсь, пойду неверной дорогой! - Один неверный шаг, - реагировала Шапочка, - ты уже сделал. Ибо просишь пирожков, которые нужны Бабушке. - Чао, - произнес Волк и растворился в тени деревьев. Он устремился к Бабушке домой. - Шапочка, четыре года тебя не видела, - обрадовалась слабовидящая Бабушка, - прямо соскучилась! … Через полчаса Красная Шапочка подошла к дому Бабушки. Дом производил страшное впечатление. На фоне облаков чернела труба. Крыша местами проваливалась, оголив темные неровные балки. Стены были небрежно обиты фанерой. Треснувшие стекла - заклеены газетной бумагой. Из бесчисленных щелей торчала грязная пакля… Хлопнула дверь, и Красная Шапочка появилась на пороге. Волк поправил чепец и облизнулся. - Внучка, - дико заорал он, - ты ли это?! - Ты кто? - Допустим, Волк, - ответил он неожиданно спокойным голосом. - Я хочу тебя съесть. Давай обсудим детали. Только не груби… - Чего грубить?.. Это бесполезно… - Ты, собственно, уже нагрубила, - помрачнел Волк - ты беспрерывно грубишь, Шапочка. Думаешь, я такой уж серый? Знала бы ты, какими я приличными людьми обедал. - Так чего надо? - Шапочка, - сказал Волк, - не причиняй мне упадок слез! Я полчаса не ел. Между прочим, от голода я совершенно теряю рассудок. А главное - сразу иду по неверной дороге. - Дорогу осилит идущий, - не к месту сказала Шапочка. - Шапочка, я тебя съем! - Браво! - сказала она… Еще через полчаса распахнулись двери и ворвались охотники. Они были в темных костюмах и чистых носках. Косматые папахи дымились на их беспутных головах. От бешенных криков на стенах возникали подпалины. - О, Шакал! - крикнул старший охотник. - Ты съел Бабушку и Красную Шапочку! Ты умрешь! Эй, кто там поближе, убейте его! - Но я Волк! - сказал Волк. - Вот как? - удивился старший охотник - Это меняет дело. - Тем более что ружья мы потеряли, - добавил средний. - Можно и придушить, - сказал младший. - Лучше съедим пирожки, - миролюбиво предложил Волк. С тех пор они не разлучались…
Волк бежал с фронта дважды. Второй раз более удачно. На рассвете третьего дня он вышел к станице. Солнечные зайчики уже глодали его худые бока. Свалявшаяся шерсть пахла страстью и голодом. Хибара старухи Бабки стоял на окраине. Волк согнулся, и неслышно, точно боясь оскорбить тишину, вполз в дом. Глаза старухи холодно и цепко передвигались вслед за его движениями, оставаясь к нему безразличными и чужими. Она спросила Волка: - Кто ты, откуда ты идешь и чем ты дышишь? - Старуха, - сказал он, - не будем размазывать белую кашу по чистому столу. Мне жрать надо… В полдень Первая Конная армия вошла в станицу. Их отощавшие, но бодрые кони шли крупным шагом. Всадники ехали с величественной и дерзкой холодностью. Через полчаса станица увидела дым над избой Бабки. Бойцы стояли во дворе, с сумрачной деловитостью скручивая папиросы. Опаленный и рваный, виляя лапами, Волк выполз из дома. Девушка в красной косынке достала маузер и подошла к нему: - Прощай, mon vieux, - сказала она, - прощай.
Я сидел на пне, жрать было нечего, и мухи уже подбирались ко мне. Из-за кустов вышел человек. - Я Шарль Перро, - сказал он. - Чем могу служить, мсье Перро? - Я пытаюсь обнаружить Красную Шапочку. - Красную Шапочку? Что еще за птица? - Я уверен, что она существует. Просто надо ее найти, я хочу, чтобы вы ее нашли. - Не волнуйтесь мсье Перро. Я возьму ее за жопу, но это вам будет стоить. На самом деле, кое-что про эту сиповку я слышал. Лет десять назад ее отец спился и умер, а мать сбежала, бросив девочку. Она отправилась к бабушке, которая отдала ее в монастырь. Если мне повезет, сегодня она вернется из монастыря к старухе. Бабки не было дома, но с замком сложностей не возникло. Внутри дом выглядел запущенным. Я отправился на кухню, налил себе пива, достал анчоусы. Я выпил бокал, выпил второй, поел рыбок. Потом раздался деликатный стук в дверь. На пороге стояла девчонка в дурацкой красной шляпке. В ее корзинке, украденной из супермаркета, была литровая бутыль виски и еще две таких же красавицы с портвейном. - Бабушка? - Нет. Я Волк. - Ты, наверно, шутишь, Бабушка? - спросила она. - Ага. Я сам шутка. В общем, заходи. - Нет, ты Бабушка! - говорит эта блядь. - Я тебя узнала, это древнее лицо… двухсотлетней старухи. - Ладно, ладно, - сказал я. - Заходи. Я Бабушка. Я пошел на кухню за штопором и стаканами. Налим нам обоим. Я стоял, пил вино, а девушка вдруг расстегнула у меня ширинку и начала сосать. Я потрепал ее по плечу и спросил: - Как тебя зовут? - Красная Шапочка, - оторвалась она от своего занятия. Тут дверь распахнулась, на пороге появилась старуха, а за спиной у нее стояли два охотника. Еще кто-то невнятно мелькал на заднем плане. - Выведите эту девку из моего дома! - заорала она. ОХОТНИКИ! В это невозможно было поверить. В их тусклых глазах вдруг появился яркий блеск, и они подняли свои ружья, взводя при этом курки. Красная Шапочка взвизгнула, вскочила на ноги и спряталась за меня. Этого не может быть, подумал я. Такое не должно происходить. Нет, такое не должно происходить… Последнее, что я услышал, был голос этого Перро: - Merde! - пробубнил он. - Вы все сделали не так. Что я теперь об этом напишу?
Вновь о Шапочке Красной я песню придумать решил: Снова Шапке одной не вернуться домой из похода. Говорят, что мала, что напрасно по лесу одна... Как умела, так шла, ну а рост не дала ей природа.
Ненадолго разлука, всего лишь на миг, а потом Топором наш Охотник ее как-нибудь уж достанет. Пусть кружит над избушкой орхипшая стая ворон, Новый день для кого-то уже никогда не настанет.
Вновь о Шапочке Красной я песню придумать хотел, Но дрожала рука, и мотив со стихом не сходился... Белый сказочный ворон в избушку к старушке влетел, Серый Волк побежденный в подземное царство спустился.
Она работала уборщицей на складе автомобильных покрышек. Каждое утро, ровно в 06.32 по московскому времени, она привычным ударом локтя открывала свой шкафчик в раздевалке, одевала халат, засовывала ноги в уютные калоши и натянув на руки резиновые перчатки начинала уборку. В тот день, как и пятьдесят шесть лет назад, когда она первый раз несмелым ударом открыла свой шкафчик и узнала, что такое вулканизация, уборка началась с кабинета заведующего. Комната эта всегда убиралась с особым вниманием и тщательностью, ибо кому как не ее хозяину она, в былые времена носившая гордое имя Красная Шапочка, а теперь просто баба Краша, была обязана своим теперешним скромным благополучием. Она уже плохо помнила события тех далеких времен. Лишь обрывки воспоминаний порой бередили ее успокоившееся уже сознание. Мама, бабушка, пирожки, в конце концов, эта несуразная красная панамка, которую все упрямо называли уродливым словом «шапочка»… Каким далеким и призрачным все это выглядело сквозь призму прошедших лет. И зачем ее тогда спасли? Зачем? Откуда взялись эти чертовы охотники? Или дровосеки? Для того, что бы сделать ее посмешищем в глазах падкой до сенсаций толпы? Даже заметка в заводкой малотиражке была: «Чудесное спасение», или что-то вроде того. Впрочем, главного редактора газетенки той сняли через день, чудес, мол, не бывает, и со всей редакцией золото добывать отправили. Или расстреляли. Не важно… А она, тогда совсем юная, лежа в палате областной психушки, тупо глядела в потолок, пытаясь осознать, что с ней все таки произошло. А может ничего и не было, тешила она себя, может это только сон? Но встав, и в очередной, уже наверно в стотысячный раз, взглянув на себя в мутное больничное зеркало понимала: нет, не сон. Еще свежие шрамы, до неузнаваемости обезобразившие ее лицо, не оставляли ни малейшей надежды. И тогда она решила мстить. Едва выписавшись, и выкрав из школьного музея внушительных размеров мачете, она дни напролет проводила в окрестных лесах выслеживая волков. Когда волков не осталось, настала очередь деревенских собак. Потом опять областная психушка, побег, кража ножа из заводской столовой, суд и опять больница. Из этого замкнутого круга ее смог вырвать лишь троюродный дядя ее бабушки по материнской лини, заведовавший складом автомобильных покрышек, согласившийся принять «эту ненормальную», как тогда о ней все говорили, на должность уборщицы. И несмотря на то, что через несколько месяцев со склада и его окрестностей при загадочных обстоятельствах исчезли все собаки, включая пришлую болонку Дусю, новая уборщица, пришлась к месту, благо отличалась поразительной трудоспособностью…
Я, Дровосекин О. О. , сержант ППС УПС ПГ ГАИ ГИБДД могу показать, что сегодня примерное в дневное время патрулировал лесопарк по маршруту один. Приблизительно в это же время со стороны пустыря навстречу себе я увидел женщину с большим животом, которая очень быстро передвигалась в нетрезвом состоянии на четвереньках и громко пела методом пронзительного воя. Когда я на нее посмотрел, то понял, что она была очень беременная и с хвостом. Измерив ее скорость радаром, я потребовал от нее прекратить движение, остановиться, предъявить документы с вещами для проверки. В ответ гражданка произвела поднятие правой задней ноги с последующим хулиганским осквернением моего правого нижнего сапога сильной струей. Я очень сильно этому препятствовал, потому что сапоги эти казенные и выдаются в срок на три года. Пытаясь пресечь противоправные действия я произвел захват волосяного покрова шейной части туловища подозреваемой и частично блокировал хвостовой отдел ее организма, стараясь не нанести повреждения области живота, так как предположил, что в этом месте у подозреваемой имеется беременность. После этого данная гражданка произвела несколько сильных покусов моих пальцев различных конечностей и нижней части спины под бронежилетом, брызгалась слюной а также вставала на ноги, чтобы укусить меня в череп. Я произвел несколько махательных движений сапогами в сторону нападавшей с последующим доставанием табельного оружия и применения его в ее направлении, после чего она упала и у нее случилось рождение двойни из прохода заднего отверстия под хвостом. Двойня состояла из женщины возрастом примерно 70 лет в нетрезвом состоянии и девочки-ребенка в красной шапке 7-15 лет, которые были живы, умели разговаривать, причем пожилая женщина предъявила мне необоснованные претензии, что я мог их внутри застрелить, после чего разбила мой радар. Я произвел ухватывание всех участников происшествия с дальнейшим погружением в патрульную автомашину и конвоированием с их нецензурной бранью в мой адрес в отделение в сопровождении свидетеля кавказской национальности Шарля Пероняна, который полностью подтверждает мои показания.
Время приближалось к одиннадцати-ноль-ноль, и в отделе документации, где работал Волкстон, сотрудники выносили стулья из кабин и расставляли в середине холла перед большим телекраном - собирались на двухминутку ненависти. Волкстон приготовился занять свое место в средних рядах, и тут неожиданно появились еще двое: лица знакомые, но разговаривать с ними ему не приходилось. Девицу он часто встречал в коридорах. Как ее зовут, он не знал. Судя по тому, что иногда он видел ее с корзинкой и замасляными руками, она обслуживала одну из машин для производства пирожков. Она была веснушчатая, с густыми темными волосами, лет двадцати семи; держалась самоуверенно, двигалась по-спортивному стремительно. Алая шапка - эмблема Молодежного антилесного союза, - строго надвинутая на брови, подчеркивала четкие линии ее лица. Волкстон с первого взгляда невзлюбил ее. И знал, за что. От нее веяло духом спортивных полей, холодных купаний и вообще правоверности. Он не любил почти всех женщин, в особенности молодых и хорошеньких. Именно они были самыми фанатичными приверженцами Партии лесорубов, глотателями лозунгов, добровольными шпионами и вынюхивателями ереси. А эта казалась ему даже опаснее других. Однажды она повстречалась ему в коридоре, взглянула искоса - будто пронзила взглядом, - и в душу ему вполз черный страх. У него даже мелькнуло подозрение, что она служит в полиции мыслей. Всякий раз, когда она оказывалась рядом, Волкстон испытывал неловкое чувство, к которому примешивались и враждебность, и страх. Одновременно с женщиной вошел О`Хотник, член Внутренней Партии, занимавший настолько высокий и удаленный пост, что Волкстон имел о нем лишь самое смутное представление. Увидев черный комбинезон члена внутренней партии, и топор - символ долгого партийного стажа - люди, сидевшие перед телекраном, на миг затихли. О`Хотник был рослый плотный мужчина с толстой шеей и грубым насмешливым лицом. Несмотря на грозную внешность, он был не лишен обаяния... О`Хотник взглянул на свои часы, увидел, что время - почти 11:00, и решил остаться на двухминутку ненависти в отделе документации. Он сел в одном ряду с Волкстоном, за два места от него. Темноволосая девица в алой шапке села прямо за ним. И вот из большого телекрана в стене вырвался отвратительный вой и скрежет - словно запустили какую-то чудовищную несмазанную машину. От этого звука вставали дыбом волосы и ломило зубы. Ненависть началась. Как всегда, на экране появился враг народа Шарль Перро. Зрители зашикали. Перро, отступник и ренегат, когда-то, давным-давно, был одним из руководителей партии, а потом встал на путь контрреволюции, был приговорен к смертной казни и таинственным образом сбежал, исчез. Программа двухминутки каждый день менялась, но главным действующим лицом в ней всегда был Перро. Первый изменник, главный осквернитель лесной чистоты. Из его теорий произрастали все дальнейшие преступления против Партии лесорубов, все вредительства, предательства. Волкстону стало трудно дышать. Лицо Перро всегда вызывало у него сложное и мучительное чувство. Он напоминал овцу, и в голосе его слышалось блеяние. Как всегда, Перро злобно обрушился на партийные доктрины. Он поносил Партию, он обличал диктатуру лесорубов. Требовал немедленного мира, призывал к свободе слова, свободе печати, свободе собраний, свободе мысли; он истерически кричал... Ненависть началась каких-нибудь тридцать секунд назад, а половина зрителей уже не могла сдержать яростных восклицаний. Ко второй минуте ненависть перешла в исступление. Люди вскакивали с мест и кричали во все горло, чтобы заглушить непереносимый блеющий голос Перро. Тяжелое лицо О`Хотника побагровело. Он сидел выпрямившись, и его мощная грудь вздымалась и содрогалась, словно в нее бил прибой. Темноволосая девица позади Волкстона закричала: «Подлец! Подлец! Подлец! » - а потом схватила тяжелую корзинку и запустила ей в телекран. Но голос был неистребим. В какой-то миг просветления Волкстон осознал, что сам кричит вместе с остальными и яростно лягает перекладину стула. Ужасным в двухминутке ненависти было не то, что ты должен разыгрывать роль, а то, что ты просто не мог остаться в стороне. Какие-нибудь тридцать секунд - и притворяться тебе уже не надо. При этом ярость была абстрактной и ненацеленной, ее можно было повернуть в любую сторону, как пламя паяльной лампы. А иногда можно было, напрягшись, сознательно обратить свою ненависть на тот или иной предмет. Каким-то бешеным усилием воли, как отрываешь голову от подушки во время кошмара, Волкстон переключил ненависть с экранного лица на темноволосую девицу позади. В воображении замелькали прекрасные отчетливые картины. Он забьет ее корзинкой. Привяжет к дереву в лесу и сожрет все ее пирожки. Нет, сожрет ее всю целиком. И яснее, чем прежде, он понял, за что ее ненавидит. За то, что молодая и красивая; за то, что он хочет ее съесть и никогда этого не добьется; за то, что на нежной красивой головке, будто созданной для того, чтобы ее обнимали, - не его лапа, а эта алая шапка, воинствующий символ партийности...
"Замерзнет бедняга", подумал Штирлиц, сидя в черном мерседесе, наблюдая как связная, знакомая ему только под кодовым именем "Рот Хут", шатко стоя на лыжах пастора Шлага, шла к границе Шветзарии, где ее ждала "Бабушка", неся информацию о "пирожках" и "рогаликах" переданую ей Штирлицом. "Туристка... Да и хорошенькая", подумал Лейтенант Отто Волф в соседнем мерседесе, присланый к границе Калтенбруннером, которому уже по горло надоел Штирлиц и его выделки с апельсинами."Познакомися, что-ли?"
Старый прожженый игрок Волкус подул на кости и легко, словно дунув перышком, кинул их на стол.. Крупье замер - кости показали десять.. Теперь, чтоб закончить игру, Волкусу надо было дважды бросить шесть-шесть.. Крупье напряженно предложил сменить кости.. На стол легла шапка одного из посетителей.. - Кости не меняются до окончания раунда!! Волкус обрадовался поддержке.. Его смутило, что он не знал этого голоса, но ничего страшного, подумал он, я узнаю это потом.. Крупье бросил кости на стол. Неожиданно их перехватила рука в красной перчатке . - И это вы называете хорошими костями?? - рука приложила их к металлической пепельнице. кости прилипли шестерками и не падали на стол. Крупье потянулся к пистолету но эта же рука схватила его сустав и поломала его. Крупье вскрикнул - Охотника!!! Охотника!!!! Волкус неосторожно подумал, что не успел поменять игровые жетоны на космобаксы.. Но он знал, что успеет это сделать в ближайшем казино на созвездии Андромеды..
В районе Лесном Тверской области вот уже 30 лет заведующим РайПО служил Александр Гурьевич Волков. За все десятилетия его работы район не знал голода. Когда в других районах ели траву, у лесовцев был хлеб; когда у других был только хлеб, лесовцы ели картофель, мясо (!) и пили молоко. Это было отчасти потому, что не боясь заиметь врагов, Волков никогда не отпускал продуктов из-под полы районным коммунистам и служащим Органов, а все берег для народа и выдавал строго по талонам. Волкову это сходило вплоть до 1934-го года.
Весной 34-го, дочь заместителя райкома Красно-Шапочкина пришла на склад к Волкову, с просьбой выдать ей "по блату" (ее слова) вне очереди 5 кг муки, 3 кг мяса и столько же сливочного масла для ее "тяжело больной бабушки" (она слегла с легким насморком). Волков, конечно, отказался. Буквально на следующий день он был арестован за "попытку убийства родственника члена партии путем отказа ей в необходимых продуктах питания." Обвинителем (а значит и защитой и судьей) выступал районный прокурор А. С. Охотник.
И почему же Волков хотел умертвить ни в чем не повинную старушку? Конечно же, в отместку Красно-Шапочкиной, за то, что "этот вредитель-людоед хотел обманом затащить меня в постель, а я не далась!" (Во всем районе Волкова знали как преданного мужа и отличного семьянина; наоборот, Красно-Шапочкина была известна своим скандальным поведением с коммунистами да и не только.) Что ж, признаем - в этом деле действительно присутствовал низменный акт личной мести - но куда показывает ваш палец, тов. Охотник?!
Во время следствия Волкова пытали так, што по словам очевидца ему "самое брюхо вспороли." Однако что ни делали следователи, Волков не подписал ни одной бумаги, ни на кого не дал показаний, и все обвинения отрицал как грязный поклеп.
Так и не добившись ничего, суд приговорил Волкова к расстрелу. Говорят, Волкова расстрелял сам прокурор Охотник из своей любимой двустволки. Символично, не так ли? Вот бы все прокуроры служили палачами так же откровенно как он!
просто ворваться к врагу и быть зарубленным. Это не постыдно. Если же ты думаешь, что должен вначале завершить свои дела, а потом мстить, время Для мести никогда не настанет. Размышляя о том, сколько людей есть у твоего врага, ты только теряешь время, и в конце концов обстоятельства вынудят тебя отказаться от мести. Пусть даже у твоего врага тысяча человек, успех будет сопутствовать тебе, если выступишь против них, исполнившись решимости сокрушить их всех до одного. Действуя таким образом, ты многого добьешься.
***
В наставлениях учителя рэнга говорится, что за день до встречи с бабушкой волк должен успокоить свой ум и прилежно читать стихи из сборника. Это называется концентрацией на одном деле. Все дела нужно делать сосредоточенно.
***
Если волк тяготится тем, что съедение Красной Шапочки опозорило его, ему остается только вскрыть себе живот. Ведь нельзя же жить, чувствуя, как в сердце пылает позор и от него нет спасения. Нельзя жить дальше, когда знаешь, что тебе не повезло и ты до конца жизни опозорил свое имя. Но если волк побоится умереть и будет жить дальше в надежде как-то спасти свою репутацию, в течение следующих пяти, десяти или двадцати лет на него будут показывать пальцем и называть людоедом. После смерти его тело будет сочтено источником скверны, его потомки будут не рады тому, что он - их родитель, имя его предков будет запятнано, а все члены его семейства будут опорочены. В этом нет ничего хорошего.