Я-не автор!Нашёл в журнале"Вокруг света"за май 2006.Называется "Русская быль"
Итак.Поехали.
Это были последние дни войны.
Место действия — Передняя Померания.
Вторая Ударная армия под командованием генерала И.И. Федюнинского — героя Ленинградской блокады — стремительно продвигалась по балтийскому побережью, сметая на своем пути остатки фашистского вермахта. 1 мая 1945 года с боем был взят Штральзунд. С овладением 3 мая островом Рюген боевые действия для войск 2-й Ударной армии, по существу, закончились. У людей было приподнятое настроение от сознания скорой победы, ожидания возвращения домой, встречи с родными и близкими. Но было и другое…
Солдатская правда на этом завершающем этапе страшной бойни приобрела отточенность и завершенность в своей логике. И в этой логике, казалось, не оставалось места для милосердия.
Позади в руинах лежала Родина, стертые войной в порошок города и надежды, изуродованные судьбы и братские могилы. Очень много братских могил — солдатских и несолдатских. По большей части несолдатских…
Те зверства, которые творились немцами на оккупированных территориях, до сих пор потрясают.
Из материалов Нюрнбергского процесса:
«В деревне Белый Раст Краснополянского района группа пьяных немецких солдат поставила на крыльцо одного дома в качестве мишени 12-летнего Володю Ткачева и открыла по нему огонь из автоматов. Мальчик был весь изрешечен пулями…
В г. Львове 32 работницы львовской швейной фабрики были изнасилованы и затем убиты германскими штурмовиками. Пьяные немецкие солдаты затаскивали львовских девушек и молодых женщин в парк Костюшко и зверски насиловали их. Старика священника В.Л. Помазнева, который с крестом в руках пытался предотвратить насилия над девушками, фашисты избили, сорвали с него рясу, спалили бороду и закололи штыком.
Германский офицер Шварц в ответ на просьбу сотрудников яснополянского музея перестать отапливать дом личной мебелью и книгами великого писателя, а взять для этого имеющиеся дрова, ответил словами: «Дрова нам не нужны. Мы сожжем все, что связано с именем вашего Толстого…».
(Документ СССР —51)
«Комендант Яновского лагеря, оберштурмфюрер Вильгауз, чтобы доставить удовольствие своей 9-летней дочери, заставлял подбрасывать в воздух 2—4-летних детей и стрелял в них. Дочь аплодировала и кричала: «Папа, еще, папа, еще!»
(Документ СССР — 6)
И вот теперь для солдат пришла пора расплаты. Впереди — вот она, Германия,— агрессор. Неметчина…Волчье логово… Их ведь никто не приглашал ни под Москву, ни на Волгу, ни на Украину и в Белоруссию, где они оставили о себе страшную память.
Продвижение наших войск по Германии сопровождалось безжалостной местью. Были и грабежи, и изнасилования, и поджоги, и убийства. Командованием Красной Армии предпринимались самые жестокие меры для пресечения таких случаев. Еще 3 апреля 1945 года командующий 2-м Белорусским фронтом маршал К. Рокоссовский издал приказ — расстрел на месте за совершение этих преступлений. Приказ исполнялся неукоснительно, но немедленного эффекта эта мера не давала.
Одно из стихотворений А. Твардовского начинается так:
«По дороге на Берлин
Вьется серый пух перин…»
Да, попотрошили наши солдаты немецкие перины.
Захваченные немецкие города на несколько дней становились ареной человеческих трагедий. И Штральзунд — курортный немецкий город с богатым пиратским прошлым, да и вся Померания не стали исключением из всегдашнего печального военного правила. Известно, что война не подчиняется нравственным законам. Но человек… Человек всегда имеет возможность нравственного выбора.
Соединения 2-й Ударной разместились в Штральзунде, в его окрестностях и на острове Рюген. Федюнинский, как мог, старался наладить нормальную жизнь в городах и населенных пунктах, где находились наши войска. Надо было позаботиться о восстановлении электростанций, об обеспечении гражданского населения продуктами питания и медикаментами. Положение немцев было очень тяжелым. Дошло, например, до того, что в штральзундской городской больнице больные оказались без пищи. Пришлось взять больницу на довольствие Красной Армии.
Много забот потребовало и улучшение бытовых условий солдат и офицеров. Проведя не один день в непрерывных боях, люди устали. И вот появилась возможность дать им заслуженный отдых. К.Рокоссовский отдал распоряжение создать дома отдыха для военнослужащих.
С этого распоряжения все и началось.
На морском побережье было много особняков, покинутых хозяевами при приближении русских. Федюнинский решил осмотреть их и выбрать что-нибудь подходящее для отдыха офицеров.
Вместе с членами Военного совета армии и командирами корпусов и дивизий Федюнинский поехал по курортным местам острова. И поездка эта была похожа, скорее, на экскурсию. А ведь была весна… Ты представляешь, читатель, как по-особому цвели сады в те майские дни?
Из воспоминаний И.И. Федюнинского
"Поднятые по тревоге". 1961 год
«К обеду несколько подходящих домов было уже отобрано — задача выполнена. И вдруг внимание привлек красивый коттедж, расположенный в глубине большого сада.
— Заглянем сюда, — предложил кто-то из спутников.
У входа стоял пожилой человек с аккуратно подстриженными седыми усиками. При виде нас он снял шляпу, с достоинством поклонился.
— Шпрехен зи руссиш? — спросил я.
— Я, ваше превосходительство, хорошо знаю русский язык.
— Кто вы такой?
— Из прибалтийских немцев. До революции в Петрограде у меня была табачная фабрика. Эмигрировал сюда в тысяча девятьсот восемнадцатом году.
— Вы один живете в особняке?
— О нет, со мной тридцать дам. Все невольно переглянулись.
— Господа, здесь живут престарелые русские эмигрантки. Если желаете убедиться, прошу! — поспешил разъяснить фабрикант.
В просторном вестибюле особняка в креслах сидели несколько женщин, из которых самой молодой было никак не меньше шестидесяти лет. Они поднялись навстречу и по одной начали представляться:
— Графиня такая-то…
— Баронесса такая-то…
Странно было слышать эти пышные, известные только по книгам титулы».
Их было шестеро. И на вопрос: где же остальные дамы?— одна из них, баронесса Эссен, вдова известного русского адмирала, распахнула шторы и пригласила всех жестом к окну. Выражение любопытства на лицах офицеров медленно сменилось изумлением. На зеленой лужайке в разных направлениях двигались, держась за натянутые бечевки, худенькие фигурки в одинаковых платьях и белых фартучках. А прямо под окном в такой же одежде сидела на скамейке белокурая девочка лет четырех с перетянутыми черной лентой глазами.
— Господа офицеры могут видеть — мы на собственные средства содержим пансионат для ослепших девочек — жертв британских бомбардировок. Им от 5 до 19 лет. Все они сироты.
Рюгену в годы войны досталось, что называется, «по полной программе». Гитлеровцы разместили на острове несколько десятков секретных биологических и химических лабораторий, на нескольких полигонах производили испытания новых образцов оружия — все виды ракет «Фау», новые модели танков и самолетов родились именно на Рюгене. Поэтому за долгие военные годы авиация союзников последовательно превращала курортный остров в подобие лунного ландшафта… Но лаборатории и полигоны, защищенные многометровыми бетонными перекрытиями, продолжали функционировать до самого конца войны, а от бомбежек больше всего пострадали мирные жители.
Изувеченные войной дети — кого это могло оставить равнодушным? Федюнинский вспомнил ослепших от голода, бомбардировок и артобстрелов детей Ленинграда, где пробыл все три блокадных года. Немецкие дети ничем не отличались от них. Генерал принял решение защитить их от возможных инцидентов.
Выдержка из политдонесения Начальника политотдела 2Уд.А. от 8.5.45 г. № 00176
«…05.05.45 г. командованием 2Уд.А при производстве рекогносцировки местности в северной части о. Рюген, на отрезке шоссе между населенными пунктами Варнкевиц и Путгартен был обнаружен частный женский пансионат для слепых. В приюте содержалось до 30 слепых больных и раненых женского пола в возрасте от 4 до 20 лет. Обслуживание и содержание приюта производилось 7 эмигрантами из бывших дворян русского происхождения. В связи с тем, что прилегающее к пансионату побережье является десантоопасным, было принято решение расквартировать на территории приюта отдельную разведроту 108 ск (командир роты к-н Калмыков С.А.) с целью наблюдения и охраны прилегающего 15-километрового участка побережья. Также перед Калмыковым была поставлена задача — исходя из гуманных соображений, оказать возможную первую помощь продовольствием слепо-больным и взять их под охрану…»
Их было 32 человека — войсковых разведчиков, спаянных боями и армейской дружбой в единую семью. Пестрый национальный состав, не менее пестрый список профессий от инженера до «медвежатника» (сам капитан Калмыков до войны был агрономом совхоза лекарственных растений в Башкирии).
Война, выпавшая на их долю, была по-особенному беспощадной и жестокой с каждым из них. На их счету — и многодневные рейды по немецким тылам, и угнанные немецкие танки, и множество вражеских «языков». За всем этим стояла постоянная групповая игра в прятки со смертью за гранью сколько-нибудь допустимого риска. Жизнь в разведке выработала у них не только ловкость, отвагу и умение виртуозно и профессионально убивать или похищать врагов. Главное, что отличало и отличает разведчика, — необычайно высокая нравственность и надежность. Что и говорить, не случайно появилась расхожая, но точная фраза: «Я бы с ним в разведку не пошел…» Досыта нахлебавшиеся войной и бесконечно уставшие от своего военного ремесла, герои нашего рассказа знали лучше, чем кто бы то ни был: война не списывает ни предательства, ни малодушия, ни подлости.
Итак, 32 войсковых разведчика разместились в женском пансионате. Война для них закончилась. Они прожили там 5 дней. Была упоительная весна 1945 года.
Никто не знает, о чем могли говорить в эти дни старушки-эмигрантки с бывалыми русскими солдатами. Наверняка они говорили о Питере — городе их юности и городе, который эти солдаты отстояли.
Никто не знает и о том, как складывались отношения разведчиков со слепыми девочками. Но в документах 2Уд.А. сохранилось требование от 6 мая 1945 года, подписанное капитаном Калмыковым, на выдачу со складов 43 наименований товаров и продуктов, среди которых называются простыни, наволочки, котел для приготовления пищи, крупы, консервы, мука, женская обувь малых размеров — 60 пар и 10 кг шоколада. Через всю накладную — виза: «Изыскать и выдать! Командир 108-го стрелкового корпуса генерал-лейтенант В. Поленов». Перед советскими солдатами были беззащитные старухи и никому не нужные слепые девочки — ровесницы их сестер и дочерей. И чего другого можно было ожидать от смертельно утомленных войной, горем, кровью и разрухой русских солдат тогда, весной после войны?
Да, фактически война уже закончилась. Правда, разрозненные группы немецких солдат и бесконечные колонны беженцев стремились на запад. Ни русский плен, ни проживание на оккупированной Красной Армией территории не казались немцам безопасными после того, что фашисты устроили на русской земле.
В нескольких десятках морских миль от Рюгена на датском острове Борнхольм находилось около 20 000 немецких солдат. Их командованием было принято решение сдаться в плен англичанам, которые к этому времени заняли Данию. Оставалось дело за немногим — преодолеть 80 морских миль, разделявших их от спасительного английского плена. Для этой цели были мобилизованы все мало-мальски пригодные плавсредства. Тральщики, катера, яхты и рыболовецкие траулеры небольшими караванами по 2—3 судна перевозили солдат в ночное и вечернее время к пункту приема военнопленных на острове Зеландия — главной твердыне датского архипелага. Курс этих караванов пролегал всего в нескольких километрах от северной оконечности Рюгена, где стоял пансионат для слепых сирот.
Выдержка из политдонесения Начальника политотдела 2Уд.А. от 8.5.45 г. № 00176.
«Для обороны побережья и ведения беспокоящего огня по многочисленным разнородным плавсредствам противника, осуществлявшим переброску н-ф войск с Хельской косы и о. Борнхольм в Данию, был также выделен и расквартирован в 6 километрах от расположения отдельной разведроты 108 ск в районе маяка на мысе Арконс 137 танковый батальон 90 сд (командир батальона майор Гаврилец Вас.Юр.)….»
Этот танковый батальон был переброшен на Рюген из Штральзунда. А в Штральзунде у солдат сложились совсем другие отношения с местными жителями, чем у разведчиков с их подопечными.
Ближе к вечеру 8 мая старшина роты старший сержант Петр Гуляев, кавалер орденов Славы трех степеней, вышел встречать неожиданно появившийся у ворот дома «виллис». Навстречу ему из машины вылез пьяный майор-танкист…
* * *
Выдержка из политдонесения Начальника политотдела 2Уд.А. от 8.5.45 г. № 00176.
«Как установлено, 08.05.45 г. около 17 часов майор Гаврилец, находясь в нетрезвом состоянии, прибыл в расположение отдельной разведроты 108 ск с целью установления взаимодействия между подразделениями. Однако в результате действий с его стороны, позорящих звание советского офицера, выразившихся в домогательствах к слепо-больным и нанесении побоев старшине разведроты ст. сержанту Гуляеву (кав. орденов Славы трех ст.), он был задержан капитаном Калмыковым. После отрезвления майор Гаврилец был отпущен».
Думаю, что этот майор родился не просто «в рубашке», а в шелковой рубашке с кружевами и художественной вышивкой. Не должно было это сойти Гаврильцу с рук. Ударить разведчика, ударить героя, к тому же старшину роты — отца родного и мамку в одном лице… Нет, невозможно понять, почему они не убили этого «офицера». А такое на фронте случалось нередко. Так или иначе, разведчики отпустили его восвояси, и это было их роковой ошибкой.
Выдержка из политдонесения Начальника политотдела 2Уд.А. от 8.5.45 г. № 00176.
«…Прибыв в расположение своей части и руководствуясь преступными соображениями, майор Гаврилец собрал л/с танковой роты и поставил боевую задачу — уничтожить якобы обнаруженное им подразделение «власовцев» с членами их семей, переодетое в форму бойцов КА. В 23.15 танковый батальон майора Гаврильца, выдвинувшись в район расположения орр108 ск, открыл беспорядочный пулеметно-артиллерийский огонь по зданию пансионата с дистанции 1 200—1 500 м.
Командир орр к-н Калмыков, пользуясь низкой эффективностью огня, темным временем суток и рельефом местности, эвакуировал слепо-больных и обслуживающий персонал пансионата и разместил их в естественных прибрежных укрытиях в 500—600 метрах от места боестолкновения».
Разведчики, видимо, не сразу поняли, в чем дело, когда на территории пансионата разорвались первые снаряды. Понять что-либо в складывавшейся обстановке было невозможно. Было ясно одно — они подверглись нападению значительных сил (напасть на них могли только немцы). Но откуда взялись немецкие войска на острове и какими силами располагали, было непонятно. Что бы там ни было — их атаковал противник, и командир разведчиков немедленно организовал оборону. Но первое, что они сделали, определив направление атаки — вывели своих подопечных из здания пансионата и укрыли их в естественных складках местности на берегу моря.
Спустя несколько минут они различили на броне атакующих танков красные звезды и с облегчением вздохнули — слава Богу, наши. Это, конечно же, недоразумение… Они пытались вступить в переговоры с напавшими танкистами. Но расчет майора был безошибочным — никто с «власовцами» переговариваться не хотел. Танкисты били по ним из орудий и пулеметов прямой наводкой. Ответный огонь был открыт после того, как погиб с зажатым в руке белым полотенцем расстрелянный в упор капитан Калмыков.
Огонь-то они открыли, но все, что они могли противопоставить танкам — автомат, винтовку, нож или противопехотную гранату, — против танков не годилось. Силы разведчиков таяли с каждой секундой. И все же два танка им удалось поджечь бутылками с бензином…
Они еще могли уйти. Уж чего-чего, а умения незаметно ускользнуть из-под носа противника им было не занимать… В самом деле, старшина роты мог вывести солдат из-под обстрела, отвести их в безопасное место, связаться с командованием и дождаться скорого и правого суда над заигравшимся самолюбивым майором. Нет, ситуация не была безвыходной для разведчиков.
Ситуация была безвыходной для слепых девчушек и старух. Они не смогли бы улизнуть от охотившихся на них танкистов. Они были обречены.
Выдержка из политдонесения Начальника политотдела 2Уд.А. от 8.5.45 г. № 00176.
«При многократных попытках остановить боестолкновение личный состав развед. роты понес потери в живой силе до 50% л/с. В 23.45 разведрота открыла ответный огонь…» Разведчики сделали свой выбор. К этому времени их оставалось не более 15 человек. Ох, как непросто было им принять такое решение 8 мая 1945 года… Оставить на верную гибель беззащитных людей эти русские солдаты не могли. Ну не смогли они предать ни старух, ни девчонок, к которым успели привязаться, потому что знали — никакая война такого предательства им не спишет… Они решили защищать их до последней возможности.
15 бойцов приняли бой с десятью танками — лучшими танками Второй мировой войны — легендарными тридцатьчетверками.
* * *
А тем временем мимо Рюгена на двух кораблях проходил очередной караван судов, перевозивший с Борнхольма немецких солдат в британский плен. Не нужно обладать большим воображением, чтобы представить себе психологическое и нравственное состояние этих людей. Их отечество было разгромлено, судьба родных — неизвестна, а их самих, здоровых и до зубов вооруженных мужиков, через несколько часов ожидал позор плена. Горечь, стыд, чувство невыполненного долга… И вдруг, сквозь кромешную мглу ночного Балтийского моря они видят и слышат, что в нескольких километрах от них, на Рюгене, идет бой. Что они должны были подумать? Видимо, там, прижатые к морю, гибнут в бою с «иванами» их товарищи. Чего бы то ни стоило, нужно помочь им, попытаться спасти их или самим с честью погибнуть…
Суда подошли ближе к берегу, и немцы увидели горящий русский танк. Сомнений не оставалось — они не напрасно свернули к острову. Солдаты в полной боевой выкладке стали высаживаться на берег Рюгена, готовясь к своему последнему бою.
Выдержка из политдонесения Начальника политотдела 2Уд.А. от 8.5.45 г. № 00176.
«…Около 00.20 09.05.45 г., привлеченный картиной боестолкновения, видного со стороны моря, и желая оказать помощь предположительно своим подразделениям, участвовавшим в нем, противник приблизился на двух плавсредствах к берегу, произвел высадку десанта численностью до 50 человек и включился в бой…»
Богу было угодно, чтобы они высадились в нескольких десятках метров от сбившихся в кучу и охваченных ужасом слепых детей. Их попечительницы-старушки ввели немецких солдат в курс происходящего. Те, конечно же, были воодушевлены — они снова стояли на родной земле, им было, кого защищать, в их руках было оружие, и они бросились на помощь девятерым остававшимся в живых советским разведчикам.
Вот так и получилось, что на одной стороне оказались советские и немецкие солдаты… Со вступлением в бой немцев дело пошло веселее, и через несколько минут все закончилось — фаустпатроны в опытных руках не оставляют никаких шансов даже лучшим в мире танкам.
Выдержка из политдонесения Начальника политотдела 2Уд.А. от 8.5.45 г. № 00176.
«…В 00.50 боестолкновение закончилось.
Итоги боестолкновения:
Личный состав 137-го танкового батальона 90 сд…»
Далее в документе идет перечисление потерь разведчиков, немцев и танкистов. Но главный итог «боестолкновения», о котором не сказано в политдонесении, заключался в следующем: любовь и милосердие смогли победить страх смерти, ненависть и войну. Любовь и милосердие, долг и воинская честь оказались для наших разведчиков значимее их собственных жизней и радости победы и перспектив мирной жизни. Это был их осознанный нравственный выбор и нравственный подвиг. Не об этом ли «неподвижном стоянии» в правде говорил в 1612 смутном году патриарх Гермоген.
Эпилог
И вот после боя они сошлись вместе. Еще не до конца сознавая значение случившегося, потрясенные, смотрели немецкие солдаты на советских разведчиков. Какой-нибудь час назад им казалось, что война вытеснила весь запас общих ценностных представлений, что единственный сохранившийся общий знаменатель для немцев и русских — это ненависть.
Русские солдаты, заслонившие собой беззащитных немецких детей, снова открывали перед ними общий для всех людей горизонт человечности и великодушия. Но сами герои оказались в отчаянно-безвыходном положении. Ни у кого не было никаких сомнений в том, какая участь ожидала наших разведчиков в ближайшие несколько часов. Ведь, по существу, действуя совместно с подразделением вермахта, они уничтожили танковый батальон Красной Армии, который на весах Фемиды военного образца перевешивал любые нравственные аргументы.
Ясно было и другое: разведчики не заслуживали той пронзительно несправедливой участи, которая неизбежно ожидала их. И в этот момент вмешалось, похоже, само Провидение.
Гражданский капитан одного из датских судов, перевозивших немцев с Борнхольма, по фамилии Торвальдсон, потрясенный всем тем, чему он стал свидетелем, вспомнил, что в течение всей войны по субботам из шведского порта Мальме в Лиссабон ходит пароход под нейтральным шведским флагом. По дороге пароход делает двухчасовой заход в испанский порт Ла-Корунья. Никакому досмотру или сопровождению в пути следования он не подвергается. И если поторопиться и если советские солдаты не возражают, то он берется посадить их на этот пароход. Только идти надо под советским флагом и чтобы на верхней палубе находились советские солдаты, иначе их могут остановить английские патрульные катера, да и шведский пароход наверняка будет легче остановить именно русскому катеру.
Разведчики согласились. Ничего другого им не оставалось. Казалось, весь этот треклятый мир, залитый кровью, лишивший их в одночасье права на победу, на Родину, на любовь и жизнь, сам отторгал их.
И все получилось именно так, как было спланировано. Только одно обстоятельство дополнило план Торвальдсона — на пароход вместе с разведчиками пересели и женщины, и немецкие солдаты. Вскоре пароход скрылся за горизонтом…Таково последнее достоверное сведение, известное об этой удивительной были. Высадились ли эти люди в испанской Галисии или доплыли до Лиссабона, как и где обосновались потом, Бог знает.