Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Сижу. Играю на рояле... Попался сложный момент - быстрый пассаж, затем громкий аккорд на другой стороне клавиатуры. Не получается. Играю медленно - не выходит, быстро - тьфу! Либо в аккорд не попаду, либо пассаж не проиграется. Повторяю - не получается. Повторяю - не получается. Злюсь! Повторяю - не получается. Злюсь сильнее! Повторяю - не получается. Бешусь. Повторяю - не получается. Киплю. Проигрываю пассаж - пытаюсь аккуратно взять аккорд - мимо. Повторяю - пытаюсь взять аккорд рывком - мимо! Наливаюсь дурной кровью! Пассаж - аккорд (тихо-тихо) - мимо!!! Пассаж - аккорд (со всего маху) - мимо!!! Пассаж (медленно) - аккорд - мимо!!!!! Пассаж, замахиваюсь на аккорд, вдруг вопль со двора: - Да ебни ты как следует! Аккорд ударом - почти попал. Со двора вопль: - Сильнее! Пассаж - аккорд (аж рояль затрясся) - тютелька в тютельку. Вопль: - Еще! Повторяю. Идеально. Вопль. - Еще! Повторяю - просто сказка! Ван Клиберн, да и только! Удовлетворенно встаю из-за инструмента, иду на балкон курить, заодно на знатока посмотреть. Выхожу, а там ребята погнутое колесо у велосипеда выправляют. Спасибо, народ. Помогли! Все занятия в чем-то схожи!
В семидесятые годы двадцатого столетия в маленьком южном городке Баку был один-единственный оперный театр - излюбленное место отдыха утомленного жарким солнцем восточного населения. Коронный спектакль в нем, как обычно, был "Лебединое озеро", к двум примам которого - Мамедову и Викиловой - отношение со стороны публики было каким-то вроде покровительственно-отеческого, типа как к безалаберному, но любимому дитяти. Например, в буфете в антракте можно было нередко услышать диалоги вроде: - А что это сегодня Мамедов тусклый? - Да у них вчера сестру замуж соседи выдавали, вот и погорячились слегка. - А, ну тогда понятно... Мамедов был строен и худощав. Викилова мала и изящна, но в крепко сбитом теле. Весовые категории у них совпадали, может быть, даже был небольшой перевес в сторону Викиловой. Каждую субботу публика, затаив дыхание, мысленно ловила вместе с принцем Зигфридом набегающую Одетту. Дополнительную остроту ощущений этой трагической сцене придавал способ исполнения. Зигфрид, покатив вперед плечи, слегка расставив руки и полуприсев, принимал стойку вратарского ожидания, а также, дабы не лишать глубоко трагическую сцену убедительности, путем выкатывания глаз и голубиного запрокидывания головы пытался придать своему лицу томную и скучающую безмятежность. Одетта же отходила в другой конец сцены, замирала на пару секунд и, слегка набычившись, начинала разбег, являя в эти моменты собою нечто среднее между "кукурузником" и броненосцем. Разбег и... Зигфрид с резким хаканьем, угрожающе накреняясь, принимал Одетту на полусогнутые (тяжело все-таки!) и только уже начиная свой вояж по сцене, "выжимал" ее до конца, словно тяжеловес - штангу. Но однажды, увы, Мамедов не успел... и Белый Лебедь, выскользнув из тонких рук партнера, тяжело рухнул оземь. Театр на месяц лишился примы, пока Викилова залечивала переломанный палец ноги. Мамедов тоже отказался от участия в балете без привычной партнерши и их заменила пара вторых солистов (о которых в следующий раз). Через месяц Одетта вернулась, зал принял ее, как родную, устроив ей овацию до начала спектакля и все бы вроде бы пошло своим чередом, если не считать того, что впоследствии, в течение нескольких лет зрители первых рядов, а если было очень тихо, то и всего партера, могли слышать, как изящная Одетта, разбегаясь для парящего прыжка, угрожающим шипом нервно цедила сквозь стиснутые зубы: - Ну, теперь держи, сволочь! Сказочник Дэн
В коридорах консерватории встречаю Петра, радостного донельзя. Рот до ушей, волосы всклокочены, руками машет - страсть! Что, спрашиваю, случилось? - Да, - говорит, - представляешь, повезло мне, уух, как повезло. Задания по композиции раздавали, так всем черте что досталось, а мне вальс. Его и писать-то нечего, за полчаса налабаю. - Ладно, - назидательно увещеваю я его, - не забывай: самые опасные камни - гладкие. Поскользнешься - и дух с тебя вон. - Не боись, - гогочет. - Я прямо сейчас сочинять иду. Я им такое, я им такое... Прошло два дня. Встречаю в коридорах консерватории Петра, опять же всклокоченного, но уже по причине крайнего расстройства. Что, спрашиваю, случилось? - Да, - говорит, - не поверишь. Помнишь, вальс мне задали написать? - Ну, - отвечаю. - Ну? - злобно передразнивает Петр. - Баранки гну. Я его написал. Как только домой пришел, за два часа и слепил. - Ну и, вроде бы, отлично? - удивляюсь я. - Кретинично, - еще пуще злится Петр. - Поиграл, показалось слишком просто. - Да ладно? - Прохладно. Переписал я его. Левую руку в одной тональности, правую - в другой. - Ну и молодец. - Огурец! - срывающимся голосом орет Петр. - Поиграл, опять просто показалось. Переписал левую руку триолями, правую тридцать вторыми. Поиграл - опять просто. Написал правую аккордами, левую - скачками. - Ну так и круто, - не выдерживаю я, - проблема-то в чем? - Проблема... - Петр тяжело вздохнул. - Пришел я сегодня на экзамен, сел за рояль, поставил ноты и... - И?! - Что и... сыграть не смог.
Моя знакомая работает в центре психологической реабилитации. Выводят всяких там алкашей из ступоров, наркоманов из трансов ну и так далее. Только что позвонила, рассказала случай. * * * Приезжает к ним респектабельный человек в дорогом костюме, привозит с собой личность совершенно бомжеватого вида. Бомжеватый сидит, глаза в одну точку, эмоций - ноль, на раздражители не реагирует. Проверили, абстинентный синдром есть, но не настолько, чтобы в транс человека загнать. Стали у этого господина выяснять, что случилось. И вот что он рассказал: - Я, - говорит, - коллекционер. Ко мне привозят из самых разных стран всякие археологические находки, камешки странной формы, даже иногда живых существ. Вот, например, один из моих знакомых несколько лет из поездки в Конго привез мне маленькую шимпанзе. Родителей схватили, наверное, а детеныш убежал. Пожалели мы ее, сдавать в зоопарк не стали, да и прижилась она у нас. Баловали ее всей семьей, она совсем ручная стала, а как подросла, так стала по балконам бегать. Балконы открытые, она то к одним соседям, до к другим забежит. Хрущевка, все рядом. Все ее знает, прикармливают, да и она уже почти у всех побывала. Кроме вот этого типа. Не знал он о том, что в доме живет обезьяна. Да и вообще, наверное, об обезьянах не слыхал - пьет беспробудно чуть ли не с рождения. Убежала опять наша обезьяна сегодня куда-то, через несколько секунд страшный вопль. Мы перепугались, бегом искать. Нашли квартиру, взломали дверь, нашли там этого мужика вот в таком состоянии на диване. Ну, видимо, случилось вот что... Мужик, как обычно, напился и заснул на диване. Обезьяна залезла в окно и уселась в кресло. Мужик просыпается с похмелья, а в метре напротив, в кресле, сидит... Подруга говорит, мужик потом две недели от теней шарахался. И до сих пор ни капли в рот. А уже полгода прошло.
"... Снимали комнату в Пушкине. Лена утверждала, что хозяин за стеной по ночам бредит матом." С. Довлатов (с). "Соло на ундервуде" и, кажется, "Заповедник"
МУЗЫКА - ОНА МОЖЕТ И ЖИЗНЬ СПАСТИ!
Магадан. Столица Колымского края. Не так, чтобы очень тепло. Бортпроводница обещала минус двадцать - соврала градусов на десять, не меньше. Пальцы мерзнут жутко - отогревать по полчаса, даром, что в перчатках. Заниматься, хочешь не хочешь, нужно регулярно. Рояль в фойе концертного зала. Как живет - неизвестно. В фойе температура плюсовая, но пар изо рта идет. После двенадцати дня начинает появляться разнообразный народ и мы мешаем друг другу: соответственно, занятия нужно заканчивать до этого времени. Программа следующая: прихожу в пять утра, пьяный в хлам сторож с трудом отпирает дверь, после чего заползает к себе в каморку и возвращается ко сну, перекладывая таким образом все обязанности по возможному обслуживанию приходящего населения на мои плечи. Рояль стоит у стены - его комнатушка сразу за ней. Садясь за рояль, я ритуально интересуюсь, не будет ли игра мешать его пребыванию в объятьях Морфея? Сторож мычит, что я предпочитаю истолковывать, как "Нет, что вы, играйте на здоровье, я очень люблю музыку!" Полчаса на отогрев пальцев, клавиш и сиденья, час на разминку проходят незаметно (и, что принципиально, тихо) и ближе к семи утра я начинаю играть произведения - в массе своей достаточно шумные. Через час подобных удовольствий сквозь пелену музыкального грохота до меня начинают доноситься матерные ругательства, подчас весьма витиеватые. Признаюсь, за долгие годы артистической карьеры я привык сталкиваться с самым разнообразным отношением к качеству подачи мной музыкального материала, но подобные откровения оказались для меня несколько внове, что ли, и я решил поинтересоваться, что же именно вызвало столь бурную реакцию. Захожу в комнатушку сторожа и обнаруживаю, что он сладко спит крепким сном, распространяя вокруг себя амбре, могущее свалить с ног не очень крупного слона, и что он явно не способен на произнесение таких слов, равно, как и любых других представителей членораздельной разговорной речи. В непонятках возвращаюсь за рояль, продолжаю играть. Отчетливо доносится: "... твою мать! Сколько ж, ... , можно?!" Подрываюсь! Что за ерунда?! Влетаю к сторожу - спит. Ни малейших поползновений в пробуждению. Злобно плюхаюсь на сиденье, замахиваюсь с твердой уверенностью так слабать Рахманинова, чтобы мертвые поднялись, первый аккорд - БАЦ! , переношу руки и вдруг далекий вопль, чуть не плача: "Заткнись, б...!" Влетаю к сторожу - спит!!! Потусторонний голос продолжает причитать: "Откройте, сволочи!"
***
... Электрик. Пришел свет налаживать. В ночную смену. Два часа возился в темном подвале, а сторож его спьяну не заметил, запер и забыл. ПЯТЬ ЧАСОВ стучал, кричал - сторож сладко дрых. Совсем уже помирать собрался, когда услышал, как я на рояле грохочу. Занятия обломались. До двенадцати дня отпаивал его от мороза и от нервного шока. Сказочник Дэн.
Не столь смешно, сколь маразматично... Концерт. Длиннющий - два отделения. Ползала заполнено детьми. Сидят тихо, чинно - вежливо улыбаются. В паузах не хлопают, не бегают, не кричат. Нетипично. Удивлен. Играю веселую польку - сидят тихо, вежливо улыбаются. Играю грустную "песню без слов" - сидят, улыбаются. Играю заводные джазовые бисы - сидят. Играю ностальгичные переделки русских народных песен - улыбаются. Концерт кончился - устал, как бурлак. Сижу в артистической, курю. Приходят дети. Улыбаются. Молча протягивают программки, я их молча подписываю, они молча уходят. Подписал программок пятьдесят. Заходит женщина средних лет, протягивает программку. Подписываю. Спрашивает: - Несильно вас мои дети утомили? - Нет, - говорю, - честно сказать, никогда таких тихих детей не видел. Они у вас на уроках также тихо себя ведут? Она с удивлением: - Конечно. Я уважительно: - Какая-то спецшкола? Кивает: - Да, специализированный ннтернат. Для глухонемых.
Произошло это так... Петр, студент, если не ошибаюсь, уже аспирантуры консерватории, превосходный пианист, замечательный органист, очень интересный композитор, отлично играет треш на гитаре, увлекается игрой на лютне и т.д. и т.п. Кроме того, Петр - веселый парень с отличным чувством юмора, но несколько, как бы это сказать, авангардно настроенным. Как-то раз Петр устроил концерт в рахманиновском зале консерватории. Концерт был в лучших традициях его пресловутых авангардных настроев. Там были разукрашенные балерины, народные инструменты, какие-то картины, электрические инструменты и многое другое, даже, по-моему, какая-то пиротехника. Концерт оказался настолько интересным, что про него сняли передачу и показали по каналу Культура. Соответственно, взяли интервью и у Петра. Кадр на экране следующий: камера медленно перемещается по комнате Петра, показывая то рояль, то электрогитару, то стоящий на шкафу разобранный мотоцикл (забыл сказать, Петр по призванию байкер), то наваленные в кучу ноты и все в этом роде. Перемежается это ползание камеры кадрами из концерта, а также вставками интервью с самим Петром. Интервью вела молодая девушка, которую, судя по всему, несколько смущали длинные распущенные волосы и вьющаяся дьяконская бородка собеседника. Я бы даже сказал, не то, что смущали, а как-то раздражали даже, что ли... Может, ей казалось, что музыка - не дело настоящих мужчин, а, может, что Петр к ним не относится, или манеры его ей не понравились, или концерт ей не по нраву пришелся. В общем, все интервью шло в этаких подковыристых тонах. (Правда, Петр потом утверждал, что ничего такого не заметил. Возможно, галантно врал. Мне так показалось). Произошел у них в один момент следующий диалог, вызвавший мой совершенный восторг: Ведущая: - Вы довольны проведенным концертом, Петр? Петр (возведя очи горе): - Полностью довольным быть, конечно, нельзя. Кое-что, например, не получилось, что-то не разрешили. Ведущая: - Не разрешили? Что именно? Петр: - Ну вот, нам не разрешили вывести на сцену осла. Мы ведь играли Дон-Кихота, и Санчо Панса у нас был без осла. Ведущая (с подковыркой нашедшего удачный резонерский вопрос обывателя): - А что, Петр, по-вашему, на концертах классической музыки самой музыки недостаточно? Петр (ничтоже сумнящеся, без малейшей паузы): - Почему же? Музыки вполне достаточно. Ослов не хватает.
По-моему, достойно занесения в анналы. Сказочник Дэн.
Привет, никогда не пробовал писать истории на анекдот.ру, не обессудьте, если не получится. Когда я рассказываю ее вслух, все смеются. Итак... Как-то раз попал я в "туда", где на плацу лужи разметают, чтобы солдаты не мочились и траву красят, чтобы птицы не гадили. Служил уже несколько месяцев и, в числе прочих прелестей, наладил себе устойчивый конфликт с одним из сослуживцев. Был он ростом мал, голосом противен и душой озлоблен. Кстати, мал-то мал, но на полголовы меня повыше... Подрались мы с ним, прямо на плацу, в самое что ни на есть в неурочное время, в восемь утра. А надо вам сказать, что прямо напротив нашего барака находился барак ни мало ни много роты, кажется, воздушный десант они полностью называются. Да и не очень-то это важно. Суть в том, что они ребята по-настоящему большие. И вот завидели они это хулиганство, как два гнома пытаются заниматься тем, чем заниматься не умеют - сиречь, дерутся и был им дан приказ нас разнять. Один из них подошел и взял меня за руку. Не крутил, не вертел, приемы не проводил. Просто взял. А она возьми и сломайся. Парень ужасно расстроился, извинялся, но мне не до того было. Ну а потом посадили меня в низенький бревенчатый домик с ржавой решеткой на окне и заставили портянки заматывать полночи. За этим-то делом меня и застал этот парень. Пришел он опять извиняться. Неудобно ему. И не хотел, да еще и видел он всю нашу ситуацию. По ней я как бы прав выходил, он, в общем-то, меня поддержать хотел, а тут... Короче, извиниться решил. Но вот беда, в той деревушке в Рязанской области, откуда был родом этот красавец (отличный, кстати, парень) была одна-единственная школа. И только там он и проучился свои три года начального образования. Тяжело ему было слова-то вежливые подбирать. Но он собрался и высказал мне следующее: - Ну... бля... Плац! И ты его хуяк-хуяк! А мне прапор говорит: "Давай!". А я - хуй! Ну и разве можно было его не простить.
Вот и вся история. Не ругайтесь сильно, если не понравилась. Я еще научусь писать получше.
Окрыленный неожиданным успехом прошлой истории, решился я опробовать свое владение клавиатурой вторично... Предшествую той же эпитафией. Если не понравится, не агрессируйте, злобя... В той же, неожиданно солдатской жизни мы, молодые солдаты с высшим образованием, имели массу столкновений с милитаризованным представлениями о жизни, каковые приводили нас к созданию устойчивых стереотипов об умственном облике командного состава как на текущий момент, так в последующей скудной образами гражданской жизни. Вот один из таких случаев... Солдатская столовая - это многометровое помещение, заставленное поломанными пластмассовыми стульчиками и плохо обстуганными деревянными столами, числом не менее ста. Вокруг них в тесном сплочении сидят несколько рот ошалелых молодых людей, которые проходили ратную службу, воспитывающую дух и военное мышление (перетаскивали арматуры, мыли генеральскую машину, подметали плац и т. п.). Очень хочется кушать и, невзирая на почтенный возраст кусков рыбы, завалявшихся в котлах, наполненных белой массой, но недопониманию именуемой рисом, сия бурда уплетается с огромным успехом. Однако за процессом вдумчиво надзирают: а) взводные, в задачу которых входит периодическое поднимание своего взвода из-за трех-четырех столов и вздючивание по какому-то частному поводу, типа нечищенных сапогов. б) прапорщики, которым положено мыслить чуть более масштабно, уровнем рот. Они придираются к неровному построению - соответственно поднимают народ ротами - двадцать-двадцать пять столов. в) неожиданно врывающиеся капитаны и майоры. Поднимают корпусами - до пятидесяти столов. Но произошел случай г) - в столовой оказался генерал! Увидев такое количество голодных огней в глазах множества людей в военной форме, павловские рефлексы дали себя знать и был прогавкан приказ "Смирно!", каковой и был незамедлительно выполнен всей столовой. Оказавшись под перекрестным огнем более четырехсот пар глаз, генерал неожиданно стушевался и замялся, выискивая замечание максимального масштаба, дабы не уронить честь мундира и одновременно внести искорку мудрости в ослепленные демонами ядомой алчности солдатские души. Выход был найден - раскритикован был собственно процесс. Прозвучало это так: "Товарищи-и-и солдаты!!! Из-за вас грязь в столовой! Вам кашу дают, а вы ее не едите! Вы ее гоняете по тарелке из угла в угол! Есть надо подряд!" Чувство выполненного долга ушло вместе с ним, чеканя шаг. А солдаты все стояли и стояли...
Кратко, но со вкусом. Только что. Звоню учителю. - Здравствуйте, Виталий Андреевич. Это Дэн... В ответ: - Здравствуй, Дэн. Это Виталий Андреевич... Сказочник Дэн