Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Моими учителями в средней школе были люди примерно моего нынешнего возраста. Пожилые. Пожившие. На их молодость пришлась война. Это я сейчас такая умная и считать года умею. А тогда, в семидесятые, даже и не задумывалась о том, что парторг школы Римма Михайловна с осиной талией, грустными глазами и в туфлях на шпильках и Олимпиада Андреевна, моя учительница литературы с выцветшим шиньоном, похожим на птичье гнездо на голове, могли участвовать в войне так же, как и фронтовик директор школы, историк. На него во время линейки портрет Ленина свалился. Он побагровел постепенно. Начиная с лысины. Но Ленину ничего не сказал. Собственно, больше я про директора ничего и не помню. Да и не про него речь.
Олимпиада Андреевна была моим классным руководителем и учителем русского языка и литературы. Время осветлило ее глаза до стальных, а волосы уложило в смешной реденький шиньон на затылке. Росточку Олимпиада Андреевна была махонького, чуть выше третьеклассника, но каждый ученик моей школы, завидев издалека ее силуэтик с беломором в зубах, притормаживал и маршировал как мимо фельдмаршала Жукова: - Здравия желаю, Олимпиада Андреевна!
Олимпиада Андреевна создала в моей школе музей "Бухенвальд, о тебе говорят твои герои". На 9 мая он распахивал двери перед первоклассниками. Представьте затянутые черным сатином стены с фотографиями бухенвальдских ужасов, занавешенные окна, тусклый свет настенных ламп. Малышня замирала и прекращала щебетанье на входе. Олимпиада Андреевна включала магнитофон, а мы, девчонки-старшеклассницы, заученно водили указкою по фоткам и рассказывали малышам о Бухенвальде.
После такого вступления уместно будет заметить, что каждый будущий уголовник, прошедший подобную закалку, сызмальства считал Олимпиаду Андреевну авторитетом на нашем неблагополучном во всех отношениях районе и на ее уроках литературы сидел как шелковый, грыз ручку, покрывался испариной и мычал что-то нечленораздельное на вопрос о Чацком, за что (за присутствие!) и получал заслуженный трояк.
В выпускном классе у нас появилась новенькая. Рыжая как огонь Алька из Полтавы. Бесшабашная, острая на язык. И на первом же уроке по "Грозе" Островского протянула руку. - А я не согласна с Добролюбовым! - звонко, колокольчиком разнесся по Бухенвальду Алькин голос. Ну чё за лажа? Катерина сигает с обрыва в реку, и она же - "луч света в темном царстве"?!?
У меня рука потянулась к учебнику. Ринка, соседка по парте, подняла голову, пытаясь увидеть отношение О.А. к происходящему в ее глазах. А Олимпиада Андреевна, широким жестом пригласив Альку к доске, сама отошла к задним партам.
- Обоснуй! - только и сказала.
И больше мы ее в течение урока не слышали, поглощенные диспутом на тему, что важнее, нет, что правильнее - суметь остаться с любимым или утопиться от тоски и безысходности. Даже двоечники что-то говорили! Мы бурлили как весенние потоки. А Олимпиада Андреевна сидела на задней парте, положив голову на руки... и тихим счастьем светились ее поголубевшие глаза.
Когда прозвенел звонок, она сказала:
- Всем спасибо! Такой урок - мечта любого учителя литературы. Але - пять!
- Почему ей пять? Она неправильно думает! Не так как в учебнике! - заныли мы.
- Именно за это ей пять! Подрастете - поймете.
P.s.Спасибо, Олимпиада Андреевна. Я "подросла" и думаю теперь: боже, какие у нас были Учителя!
Сразу после окончания школы Маша по инерции бегала на встречи одноклассников, проходящие на дискотеке в близлежащем к школе парке. Пробежит через парк мимо родной школы, поторчит пару часов на танцах, обменяется новостями и домой на трамвайчике отправляется.
И вот как-то летней ночью спрыгнула Маша с трамвайчика на остановке у дома. И упала. Очень неудачно упала — порвала связки на лодыжке. Боли Маша не почувствовала, просто встать не смогла. Лежит Маша на остановке вся в пыли и одна мысль в ее глупенькой голове вертится: как же домой доковылять? Ни души вокруг.
И тут, как по ее велению, из переулка появляется человеческая тень и прямиком к Маше направляется. Молодой человек в военной форме.
- Вы не знаете девушку Зину? Она по этому адресу проживает. И листок ей протягивает. Маша хлюпнула носом, прочла адрес и буркнула:
- Нету у нас никакой Зины. Точно знаю. Я тут всех знаю!
- Не может быть! - воскликнул военный. - А что это с вами?
- Упала я, - сказала упавшая Маша. - Нога болит. И военный, великодушно предложив ей свою помощь, довел Машу до дому.
- Стаканом воды угостите? - спросил он у калитки.
«Мама в ночной,» - лихорадочно неслось у Маши в голове. «Зато бабушка дома! Спит чутко! Но за стенкой! Но ведь помог… до дому довел… я ж не неблагодарная какая-нибудь?»
Последняя мысль победила и Маша провела гостя на кухню. Налила стакан воды. Поставила перед ним. Села напротив. Военный снял фуражку, выпил. И сказал тихо и просто:
- Выходи за меня замуж.
Маша опять хлюпнула носом. Она к таким предложениям не была готова. Да и в читанных Машей романах оно все как-то не так происходило… чего-то было не так…
- Я сейчас, - сказала Маша. И поковыляла в ванную. Боже мой! Из зеркала на Машу глядело чужое раскрашенное слезами лицо. Слезы как весенние протоки засохли промеж пылевых змеек. Платье тоже все в пыли. И порвалось на плече… «Невеста!» - хмыкнула Маша, умылась и привела себя в порядок.
На кухне военный также неподвижно сидел на прежнем месте. Она опять присела напротив. И он рассказал ей, что его переводят в новую военную часть, а там дадут квартиру с условием, если он женится.
Пока он ей все это рассказывал, Маша смотрела на упрямые его брови и думала. Он ведь даже не знает, как меня зовут! Он НИ-ЧЕ-ГО про меня не знает!
- А можно вопрос? - спросила Маша. Военный кивнул. Ну, скажем, вы привезете меня в вашу военную часть, уйдете служить… А я же вас не люблю! А там какой-нить солдатик молодой… и мы полюбим друг друга… Что вы станете делать?
- Убью, - по-военному отчеканил жених, не раздумывая. - Кого? - Обоих. - Спасибо большое! Мне не надо! - радостно выдохнула Маша. И проводила гостя за порог.
… Утром пришла с работы мама, поохала-поахала, глядя на распухшую дочкину ногу, отвела в больницу. А бабушка, которая все проспала за стенкой, услышав эту историю, протянула с жалостью:
В торговом зале прохаживались две женшины и два ребенка. Мать двух пацанов и ее сестра. Старшему - лет пятнадцать, младшему лет шесть. Мирно так гуляли, пока случайно старшего не задел проходящий мимо мужик. Он же не знал, что аутистов трогать нельзя! И началось! Парень орал как маленький ребенок. Порциями. У него, наверное, была паническая атака. А он пацан такой крупный... схватил за волосы тетку и мать... мать так вообще тянул к себе задом... она вся вывернулась. Прямо как статуя застывшая стояла, из трех тел: впереди тетка, за ней парень с выпученными от ужаса глазами и открытым ртом, спиной к нему, откинув до предела назад голову, его мать. Взрослые, наверное, знали, что в такой ситуации лучше не двигаться... Но народ вокруг не знал! Толпа прибывала... парень паниковал. И орал... орал как резаный!
И тут появляется моя любимая кассирша Роза. Здесь должен бы появиться супергерой, но Роза на супергероя совсем непохожа. Востроносая, маленькая как воробышек... На работу шла. И со всеми в одежду на крики свернула. Прямиком к застывшей семейной статуе направилась. Ей товарки говорили "Не подходи! Опасно!" А Роза невозмутимо подошла к пацану и костяшкой согнутого указательного пальца постучала его по внешней стороне ладони. Пацан как очнулся. Опустил руки и рухнул на пол.
А Роза пошла в раздевалку.
Она до него достучалась! В буквальном смысле - достучалась!
... - А ты чего, не знала, что ли? - спросила она меня на перекуре. - Самый лучший способ успокоить ребенка в истерике. Тем более, аутиста. Он сразу считать начинает, - добавила она, подумав. - Поэтому стучать надо сначала быстро - раз-два-три, а потом медленно.
Вот так. Достучаться. А мы что только не делаем! И орем, и цыкаем, и ремнем, и по попе...
привет! в одной газете по поводу пуска нового блока на местной электростанции было напечатано следующее:"... турбина тронулась мерно постукивая лопатками и электрический ток всё быстрее и быстрее побежал по проводам..." :) пока
Когда-то давно я занималась международным усыновлением канадцами в Республике Беларусь. Усыновления там были прекращены в 2004 году, поэтому за сроком давности, не нарушая тайны имен, поделюсь самыми яркими впечатлениями. А они связаны у меня с первым контрактом на усыновление.
Когда начинаешь что-то новое, всегда туго идет. А где это, Беларусь? - терзали меня по телефону. А почему эта Русь - белая? И дети белые? А глаза у них какие?
- А вы какие ишете? - вскипала я. - Голубенькие! - расплывались клиенты в улыбке. - Тогда вам в автосалон, - отрубала я. - Там как раз все под цвет и подберете.
В общем, лицензию на проведение усыновлений Правительство Квебека мне выдало, а клиенты как-то не торопились со мной дело иметь.
...Они пришли ко мне 1 марта. Обычная канадская пара. Он журналист, она - социальный работник. Двенадцать лет в браке. Детей иметь не могут по медицинским показаниям. Пришли. Поговорили. Про цвет глаз не спрашивали, и на том спасибо. Через пару дней перезвонили. Они выбрали меня! И Беларусь! И завертелась бумажная работа подготовки дела будущих усыновителей для отправки в страну усыновления.
Прошло полгода. За это время появились и другие кандидаты в родители. Одна пара из квебекской глубинки утверждала, ну просто клялась, что им пофиг цвет глаз и все такое. Хотим девочку! А первая пара, назовем их Мари и Жаном, тоже рассказали о своих предпочтениях. Как оказалось, Мари была удочерена в Квебеке. И приемные родители скрывали от нее сей факт до ее двенадцати лет. Новость о том, что ее мама с папой ей не родные, стала для Мари шоком. - Я не хочу такого же моему ребенку! - уговаривала она меня. - Выберите нам какую хотите, только на меня не похожую! Пусть сразу знает! Мы ей сразу расскажем. У Мари пышная царская грива рыжих волос. Жан похож на медведя. Ясненько. Будем искать с перламутровыми пуговицами, горько усмехнулась я, положила в чемодан видеокамеру и отправилась в первую поездку на осмотр детей.
В Доме Ребенка мне показали двух девочек с ЗПР, записанных на международное усыновление, и разрешили видеосьемку. Одна из них была похожа на восточную принцессу - смуглая, черноволосая и глаза-блюдца на пол-лица. - У ней мать несовершеннолетняя, - шептали мне нянечки. - От негра родила и бросила, паскуда. Ни разу к ней не приходила навестить!
- А к этой крохе приходят? - навела я камеру на совсем малипусенькую девчушку, что в свои 10 месяцев и сидеть еще не умела. Рыжая, бледная, кожа да кости, в чем душа только держится...
- К этой мать приходила, - закивали женщины. - Раз-два ее видели. Красивая баба. Постоит молча и уйдет. Хоть бы что-нибудь своему дитяти принесла!
Рыжая, значит. И Мари ведь рыжая! А похожую на себя не хочет. Значит, не быть Мари ее мамой. Отправлю-ка я рыжую в глубинку, а принцессу черноволосую покажу Мари с Жаном. Меня ведь так и просят, верно?
Оказалось совершенно неверно. Неожиданно так. Сначала мне позвонили из глубинки и заревели белугой в телефон: - Она же рыжая! - Ну и что? Вы же сами сказали, что вам все равно? - Нам все равно! Но она же рыжая! Ну как вы не понимаете? - Не понимаю... - Она на проклятых англичан похожа, потому что рыжая! У нас городок-то маленький... У нас рыжих нету!
Ах, вот оно что. Век живи, век учись. Тут звонит мне Мари и дрожашим голосом:
- Мы посмотрели видео. Чудная девочка. Глаза у нее такие выразительные. Мы весь вечер вчера на нее смотрели. Простите нас! Душа не лежит! Это не наш ребенок!
- Ну знаете ли. Наш-не наш. И что мне прикажете делать?
И тут я вспоминаю про отвергнутую, похожую на англичан рыжуху и говорю:
- Приходите завтра, посмотрите у меня другую девочку.
- А когда она родилась? - встревает в разговор Жан.
- 1 марта, отвечаю я, порывшись в бумагах, и замираю от воя в трубке:
- Наша девочка! Мы ее удочерим! - орет Жан
- Пппозвольте, вы же мне сказали, чтобы на вас похожа не была! А вы ее не видели. Она рыжая как ваша супруга!
- Это уже неважно! Спасибо! Большое спасибо!
И все. И все довольны. В глубинке души не чают в восточной принцессе, непохожей на англичан, а в Монреале у меня на плечах лежат две головы, одна медвежья, вторая в рыжих кудряшках и топят меня в счастливых слезах от того, что их будущая рыжая дочь похожа на ее будущую маму, которая полгода назад не хотела никакой похожести.
Через несколько месяцев я проводила их в Минск на суд по усыновлению. Неделю они засыпали меня по электронке фотографиями девочки, как она играет, как она спит... все мне рассказывали. Ребенок был действительно очень болен. Им предложили вернуться за ней попозже. Тогда они устроили в Минске забастовку перед зданием городского суда. Мне звонили сверху и шипели: - Кого ты, блядь, мне присылаешь? Я им и здоровых детей предлагала взамен! Нет! Сидят с плакатом перед судом! "Отдайте нам нашу дочь", ёпрстэ! Меня уже на ковер вызывают к замминистра! Безобразие!
Ну ладно, все хорошо, что хорошо кончается. Возвращаются они домой с ребенком. Вся родня собралась в аэропорту их встречать - бабушки, дедушки, тети, дяди, двоюродные братики и сестрички... Жан, передав ребенка деду, упал на меня своей медвежьей тушей и горячо зашептал в ухо:
- А ты знаешь, почему она - наша? Мы к тебе 1 марта пришли. В тот же день решили с тобой усыновлять. И я начал писать дочке книгу ее жизни. А начал так: - Очень возможно, что ты родилась 1 марта, в день, когда твои мама с папой узнали, в какой стране ты родилась... И тут ты сказала про ее дату рождения! Посмотри на нее - вылитая Мари!
До прибытия на их земли европейцев, североамериканские индейцы не только охотились. Они успешно занимались огородничеством. И слова в названии моей истории обозначают древнюю индейскую технику выращивания трех овощных культур - кукурузы, фасоли и кабачковых.
С наступлением сезонного тепла, в мае-июне, высаживалась кукуруруза. Спустя неделю после появления ростков, кукуруза прореживалась - оставляли по одному самому сильному стеблю и вокруг него в три ямки высаживали семена фасоли. Следуя тому же методу, оставляли самые сильные побеги фасоли, уничтожая более слабые, и высаживали опять же в три ямки вокруг подросшей кукурузы семена кабачков.
Кукуруза своим стеблем служила подспорьем для вьющейся вокруг нее фасоли, а широкие низкие листья кабачков укрывали землю вокруг, не давая расти сорнякам и сохраняя влагу.
- Витя, сынок, да ты послушай тетю Милу! Она плохого не посоветует! Иди сюда, говорю! Витя появляется на кухне с полотенцем на плечах, присаживается к столу и наливает себе стаканчик.
- Ой, Витенька, быстро-быстро тараторит тетя Мила, - Такая хорошая девушка Наталка, да такая красавица! Витя опрокидывает в себя стакан: - Квартира есть? - Нету, - горестливо тянет тетя Мила. - Не пойдет! - цыкает зубом Витя. И уходит в плавание на полгода.
Через год тетя Мила «приносит» ему новую кандидатку: - Витенька - Сонечка! Умница, красавица! С квартирой! Витя невозмутимо жует виноград. - Дача есть? Тетя Мила ойкает. Недоглядела, мол.
(И так продолжалось годы, пока мне не стукнуло пятнадцать и до меня не дошла семейная легенда о моем двоюродном брате Викторе в полной, так сказать, красе. Продолжу с дачи.)
- Не пойдет,- невозмутимо отрубил Виктор и ушел в плавание. - Оленька! - голосит тетя Мила на следующий год. Умница, красавица, с квартирой и дачей! - А машина? - Есть! - ликует тетя Мила. Виктор застывает на месте. Думает. - Какого цвета? - Красного! - не замечает подвоха тетка. - Не пойдет!
А вы помните ваше первое свидание? Надеюсь, что да. Что вы, это же столько волнений, эмоций, переживаний... Что надеть. Как накраситься. Что на голове соорудить. Все в первый раз! И помню я его, мое первое свидание, до мельчайших подробностей.
Дело случилось осенним воскресением. Я, студентка второго курса, дрожашим голосом обьявила маме, что сегодня, в шесть вечера у меня первое свидание. Мама как раз к себе в больницу на работу собиралась. Она окинула меня критическим взглядом... Я то ожидала одобрения и поддержки, но взгляд, кроме критики, ничего более не выражал! Она даже не спросила меня, кто мой избранник и как его зовут. Накинула платок и отрубила:
- Бабушке ремонт делать будем. Видала, самосвал вчера кирпич нам на переулке сгрузил? Вот все ей во двор перетащишь и... иди на свидание.
Повернулась и вышла. Как кирпичом по голове. Мысли ослушаться материнского слова и выбрать свидание вместо кирпичей мне в голову не пришло. Голова усиленно работала в направлении перетаскать весь чертов кирпич и потом свидание, как мама сказала. В одиночку самосвал кирпича перенести во двор мне было не под силу. Вызвала Ольку, подругу с юридического. У Ольки свиданий в этот день не намечалось и мы с ней в две тележки часам к семи вечера управились!
- Ну чего, хочешь, накрашу? - спросила меня Олька, когда мы, бездыханные, валялись на полу в зале. - Не могу, - прошептала я. - Ни ногой, ни рукой не могу пошевелить. Гори оно гаром.
... И вот даже имени того паренька я, с течением времени, вспомнить не сумела. Потом в институте бегала от него как ошалелая, стесняясь сказать правду, почему не пришла на свидание. Вот сейчас думаю, что надо было бы не стесняться, не ахать и не охать, а вызвать того парня вместо Ольки и перетащить весь кирпич вместе! Вот это была бы настоящая проверка в деле! И почему мне мама так не подсказала?
Как-то зимой возила по одной североамериканской стране гостью, главу одного областного белорусского суда. В авто путешествовали. На дороге к дому она сидела на заднем сиденье и почти спала, уставшая от впечатлений дня в разьездах.
На светофоре к нашей машине подошел мужик. Вместо того, чтобы переходить дорогу на включившийся ему зеленый свет, он стал дергать зеркальце с моей стороны и что-то в него орать. Как в микрофон. Мы ждали зеленого. Я закрыла глаза, покорно ожидая продолжения. Мужик поорал-поорал... пнул ногою шину и пошел через дорогу. Я обрадовалась, что гостья не увидела местнага вандала и мы наконец тронулись с места.
Тут с заднего сиденья раздалося:
- Тэкс. 40-45 лет, щетине дня три, волосы светлые, глаза карие, рост примерно 177, рубашка в красно-черную клеточку, джинсы синие. Грязные. Ботинки 43го р-ра. Предположительно подвыпивший. Ну или больной. Подавайте в суд. Свидетелем буду.
Собственно, меня возможно обозвали другим словом. Меня же по-английски обозвали, я просто так перевела. Но обо всем по порядку.
Случилось это происшествие, когда моему сыну было 17 лет и он учился в выпускном классе обычной средней школы города Монреаля. В один прекрасный день звонит он мне на работу и взволнованно сообщает, что его выгнали из школы. Посадили в карцер до окончания уроков, а потом выгонят! Не могу больше говорить, мама, мне консьерж мобилу дал! Срочно приезжай!
Пока летела в школу, лихорадочно перебирала в голове, что же там могло случиться. Антон, конечно, парень с норовом… Но никогда никаких особых проблем с поведением не было… Разве что в двенадцатилетнем возрасте, когда мы только приехали и он в здешнюю школу пошел, его вместе со столом выставляли в коридор, где он сидел у открытой двери и так «участвовал» в уроке. Мальчик просто уже знал школьную программу. Ему было скучно и он всем подсказывал, не дожидаясь, пока учитель закончит задавать вопрос. А теперь что он натворил?!?
Приезжаю. Карцером оказалась подсобка консьержа. Антон взахлеб рассказывает, что он ее пальцем даже не тронул! Он к ней близко даже не подошел! Он ничего ей не делал! Мам, ты мне веришь? Представьте мое состояние. Ничегошеньки не понимаю в ситуации. Киваю, что верю. И тут приходит директор школы и ведет нас с Антоном в свой кабинет. Сажает меня на стул и начинает зачитывать правила поведения учеников в школе. Того нельзя,...сего нельзя…, угрозы физического насилия категорически нельзя! Карается вплоть до исключения из школы. И многозначительно на меня смотрит.
- Да обьясните мне наконец, что случилось-то? - Я вам уже сказал. Антон совершил действие, которое я трактую как «угрозу физического насилия». Совершенно недопустимо. Мне поступил рапорт от учителя английского языка, проводившего урок в классе Антона. Вынужден его из школы исключить.
А произошло, как потом выяснилось, вот что. В класс пришла на подмену заболевшей преподавательницы молоденькая и незнакомая старшеклассникам учительница английского. Английский в школе преподавался как иностранный, все обучение велось на французском. Но многие дети, особенно из иммигрантских семей, после школы только на английском и общаются между собой, поэтому он им давным-давно не был иностранным.
И вот заходит новенькая учительница в класс, говорит «Хай, гайс» и начинает писать на доске тему урока. То есть поворачивается к классу спиной. А в это время на галерке оживленно и громко продолжается дискуссия на английском (подчеркиваю!) языке о том, как вчера вечером прошла школьная вечеринка и кто из девчонок оказался «бич», а кто — нет. В-общем, пацаны считали, что по теме урока глаголят. Они же на английском говорят! А у бедной учительницы на пяток лет их старше уши пылают… Она пыталась на них прикрикнуть, повернувшись к ним лицом. Бестолку. И тут ей на глаза попадается мой Антон. Она говорит ему выйти к доске и написать фразу на английском:
Моя мама — блядь.
Класс сразу затих. Пока учительница кричала на тему, что, мол, горазды вы девчонок блядями обзывать, а чем ваши мамы лучше, Антон поднялся, подошел к ней, повел плечами, ну знаете, как спортсмены разминаются перед ударом , и попросил повторить фразу для написания. Учительница уронила мелок и вся в слезах выбежала из класса прямиком в кабинет директора писать рапорт об угрозе физического насилия.
… - А как Антон должен был поступить, по-вашему? - спросила я директора, выслушав его версию произошедшего.
- Он должен был придти ко мне в кабинет и написать рапорт на учительницу, - последовал ответ.
Тут во мне все забурлило, как в том несчастном бесталанном педагоге.
- Антон, выйди, - приказала я. И когда за сыном закрылась дверь, сказала:
- Господин директор, представьте, что вам 17 лет. Как в вас гормоны танцуют, помните? Вот вы в 17 лет тоже дождались бы звонка на перемену и направились писать рапорт на учителя, оскорбившего вашу мать?
Тут настал черед директора играть желваками. Он помолчал-помолчал, а потом крикнул в дверь: