Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Ашот Наданян
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Многоэтажные жилые дома в Сингапуре не имеют квартир на первом этаже. Дома словно приподняты над уровнем земли и представляют из себя своего рода шифоньер на ножках. Жилые помещения начинаются со второго этажа. А на первом — лестнично-лифтовые узлы. Плюсов много. Во-первых, создаётся некая проветриваемость во дворах, что для столь жаркой страны очень важно. Во-вторых, отсутствие первых этажей может быть полезным в случае возможных наводнений, ведь Сингапур — это всё-таки маленькая островная страна. И, наконец, в-третьих, в свободном пространстве под зданием располагаются велосипедные парковки, столики со скамейками (в тени!), площадки для всевозможных мероприятий, таких как свадьба, вечеринка или похороны. Для этих конструкций существует даже специальный термин: void deck. Наш рассказ вполне мог бы обойтись и без упоминания этих архитектурных деталей, и это лишь попутное воспоминание. А рассказать я хочу об одной особенности строения сингапурско-китайского менталитета. Об одном его элементе. Возвращался я как-то вечером с работы домой. Когда зашёл под свой дом-шифоньер, увидел на площадке импровизированный шатёр жёлтого цвета, а вокруг него и внутри — много людей. Стало ясно, что это китайская похоронная церемония. У входа в лифт стоял мужчина-сосед лет тридцати. Мы поздоровались, сели в лифт и я спросил его, кто умер. Сосед виновато улыбнулся и ответил, что умерла его мама. Мне показалось, что я ослышался. Переспросил. Он снова улыбнулся и подтвердил, что — да, мама умерла. Смущённо пробормотав слова соболезнования, я вышел на шестом этаже и зашёл к себе. Дома рассказал жене о необычном соседе и его неподобающей случаю улыбке. Мы с удивлением рассуждали о том, до чего же бездушны эти китайцы. В то время мы ещё были новичками в Сингапуре, и в следующие месяцы ещё много раз недоумевали в похожих ситуациях. Пока потихоньку не стали прозревать. В один прекрасный день мы догадались, что за странным поведением местных таится нечто большее, чем холодность и бессердечность. Мы вдруг поняли, что та виноватая улыбка соседа, у которого умерла мать, была деликатной попыткой оградить собеседника от негативных эмоций, была сожалением за невольное вовлечение в своё горе, была извинением за случайно испорченное настроение. И это открытие поразило нас. Мы были счастливы от охватившего нас чувства благоговения.
В Сингапуре занимался с мальчиком. Приходил раз в неделю к нему домой. Служанка каждый раз интересовалась: — Вы желаете воду? Я всегда соглашался. Вскоре служанку уволили. На её месте появилась новая. — Вы желаете кофе или чай? — спросила она в первый день. Я немного смутился. — Чай, — говорю, — желаю, спасибо. Умилённый, я продолжил занятие. На следующей неделе она спросила: — Вы желаете воду? Её научили правильно задавать вопрос.
Встретил мой отец как-то одного знакомого. Они задали друг другу несколько дежурных вопросов о делах, а потом знакомый, которому явно не терпелось, стал эмоционально говорить о предстоящих парламентских выборах. Он сказал: — Знаешь, Сергей, что я на днях сделал? Я пошёл в предвыборный штаб и заявил кандидату в депутаты, что проголосую за него только в том случае, если он сумеет ответить на один мой вопрос. — Любопытно, — говорит отец. - А что ты спросил у него? — Я спросил его, что написал Ованес Туманян в своём знаменитом письме Андранику Озаняну в декабре 1917 года. Мой отец немного напрягся, однако внешне остался невозмутимым. — И что ответил кандидат в депутаты? — Представляешь, Сергей, — негодовал знакомый, — этот недоучка сказал, что не знает об этом письме. — А потом? — Потом я в гневе крикнул ему, что в таком случае проголосую за его соперника. А затем хлопнул дверью и ушёл. Мой отец тоже не знал об этом письме, однако благоразумно решил не показывать виду. Тем более, что возмущённый знакомый уже покраснел и был сильно разгорячён. И всё бы ничего, но тут, как назло, знакомый продолжил: — Ну скажи, Сергей, ведь как так можно? Что за безграмотность? Любого на улице спроси — будет знать об этом письме. Ну вот ты, скажем, знаешь, не так ли? Отец почувствовал себя загнанным в угол. Напористость собеседника не оставляла никаких шансов на то, чтобы притворяться дальше. Мозг работал на бешенных оборотах и пытался найти достойный выход из трудной ситуации. А знакомый в это время горящими глазами смотрел на отца и ждал ответа. Вспоминая этот случай, отец до сих пор удивляется тому, как за доли секунды удалось найти интересный ход: — Ты меня, конечно, извини, — сказал отец, — но меня с раннего детства учили, что читать чужие письма нехорошо. Знакомый от неожиданности оторопел. Он смотрел на отца и не знал, что сказать. Наконец, до него дошло и он стал неистово хохотать. Затем пожал отцу руку и воскликнул: — Вот если бы и он так ответил, я бы непременно пошёл за него голосовать!
В автобусе невольно подслушал диалог пожилых супругов, сидящих впереди меня. Жена говорит: — Олег уже более сорока лет преподаёт в институте. Что за радость ему так долго сидеть на столь низкооплачиваемой работе?! Муж отвечает: — Взятки берёт. — Серьёзно? Вот уж не ожидала. И как его не ловят на протяжении стольких лет? — Взятки даёт.
Привёз я как-то из Норвегии свитер. Стопроцентная овечья шерсть, олени изображены, санки. В общем, всё по правилам. Чувствуешь себя в этом скандинавском чуде, как в русской печи. Каждый раз, когда я его надевал, жена шутила: — Тепло ли тебе девица? — Тепло, Морозушко, — подыгрывал я, — тепло, батюшка. В общем, стали мы называть этот свитер «теплолитебедевица». А иногда сокращённо: «девица». И вот как-то в холодный зимний вечер собрались мы с друзьями и их супругами в ресторане. Отмечали день рождения одного из них. Поели, выпили, разогрелись. А на мне — тот самый свитер. Жена и говорит: — Что-то жарко становится. Если хочешь, сними «девицу». Все мигом смолкли. И как-то странно переглянулись. А мы не понимаем. — Да нет, — говорю я, — пока не хочется. Может попозже. После некоторой паузы снова пошли разговоры и веселье продолжилось. Но весь вечер нас с женой не покидало ощущение, что друзья на нас смотрят как-то странно. Через несколько дней встречаю одного из них. Он спрашивает: — Слушай, а давно у вас с женой такие необычные отношения? — В смысле? — удивляюсь я. — Ну, не притворяйся, все уже знают. — Ты с ума сошёл? Что знают? — Ну, то что она тебе с другими бабами разрешает встречаться. Можно представить себе моё состояние в этот момент. Последующие детали разговора уже не столь важны. Ещё через несколько «вопросов-ответов» всё прояснилось. Мы смеялись так, что животы болели. В конце друг сокрушённо бросил: — Эх, жаль! А мы-то с ребятами так обзавидовались!
Моя прабабушка Зара родилась в один год с Лениным, а умерла в один год с Микояном, прожив, таким образом, 108 лет. Была очень красивой даже в этом возрасте. До последнего не носила очков, ездила в метро, нянчила праправнуков, помнила дни рождения всех родственников. Ходила по Баку в стариной армянской одежде, — это был характерный зангезурский архалух красно-зелёного цвета и сложный головной убор, который прикрывал подбородок и рот; лоб повязывался лентой с закреплёнными на ней серебряными монетами, — чем неизменно притягивала к себе восхищённые взгляды прохожих. Любимой и основной едой прабабушки были сваренные вкрутую яйца. В день обычно — шесть-семь штук. Запивала, как правило, бокалом вина, а если вина не было — стаканчиком рассола. А вы говорите, холестерин.
Жизнь в Армении в середине девяностых годов была весьма непростой: послевоенное положение, отсутствие света и газа, хлеб по карточкам, безработица. Чтобы прокормить семью, тысячи мужчин выезжали на заработки в соседние страны. В их числе был и мой отец.
Однажды вместе с двоюродным братом они поехали в Беларуссию продавать обувь. В город Кричев, где жила тёща брата. Она поселила их у себя, показала окрестности, познакомила с хорошими людьми. А самое главное — помогла с трудоустройством. Точнее, с местом на рынке, где предстояло сбывать обувь. В общем, к моменту начала работы отец с братом полностью освоились и были просто влюблены в Белоруссию и её людей.
И вот стали они торговать на рынке. А в это время в СНГ процветал рэкет. Ну и пришлось нашим «бизнесменам» платить. Рэкетиры проходили по рядам от одной точки к другой и собирали дань. Чёткой ставки не было, каждый платил сколько мог.
Отец с братом платили день, платили второй, а на третий день рекэтир к ним не подошёл. Он взял деньги с соседей, торговавших по правую и левую стороны от «наших» и пошёл по ряду дальше. Брат говорит:
— Что-то мне это не нравится. Он, наверное, обиделся на нас.
— За что? — удивляется отец.
— Похоже, вчера мы ему мало заплатили. Сейчас узнаю.
С этими словами брат отца нагоняет рэкетира и они с ним о чём-то говорят. Через минуту возвращается.
— Ну что? — спрашивает отец.
— Золотой человек! — восхищённо говорит брат. — Он знал, что мы сегодня мало заработали и отказался брать деньги. Даже рэкетиры в этой стране хорошие!