Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Георгий П
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
На Ил-28 мы частенько курили, используя в качестве пепельницы пенал для связи со штурманом... Родители мне присылали "Шипку". Это я к тому, что бычки от этих сигарет сами собой не гаснут. Однажды я выронил дымящуюся сигарету, и она по закону паскудности упала под катапультное кресло... и дымит там потихоньку. Снять подвесную можно, но вот под кресло залезть нельзя - штурвал мешает. Ждать, пока погаснет - стрёмно. Что делать? Вспомнил я тут законы физики, а также то, что на Иле можно было допускать отрицательные перегрузки. Разогнал со снижением самолёт и выполнил "параболу невесомости", чуть более отдавая от себя штурвал. "Чинарик" выплыл красиво дымясь... Экипаж стал задавать глупые вопросы, даже не подозревая, что временное неудобство лучше, чем катапультирование.
Помню старый документальный фильм. В детском саду психологи проводили такой вот эксперимент: За круглый стол садились дети и по очереди пробовали из одной тарелки кашу, сваренную без сахара и соли. «Подготовленная» воспитательница первой пробовала кашу и говорила, что каша очень вкусная. Следующая девочка, попробовав кашу, с жаром поддержала «мнение старшего товарища» и, передвигая тарелку соседу, со значением на него посмотрела. Тот, тоже объявив кашу вкусной, передвинул тарелку дальше. Детей было много, человек 10-12. Последним кашу пробовал мальчик. Он проглотил кашу, с недоумением посмотрел на воспитателя и ничего не сказал. Ответа от него добивались долго. Мальчик, красный от смущения, со слезами на глазах, в конце концов, сказал: - Каша невкусная. Что тут началось! Дети с возмущением объясняли правдоискателю, что они и сами знают, что каша невкусная, но авторитет воспитателя для них выше. Что получится, если каждый будет иметь своё собственное мнение? - Ты что, самый умный, - кричали они, - неужели ты не мог нас поддержать - Ну и жрите вы свою кашу, - чуть не рыдая, сказал мальчик и выбежал из комнаты. За дверями его ждал психолог, который успокоил мальчика и объяснил ему, что дети не виноваты, их так подготовили, чтобы проверить его (мальчика) способность формировать свою точку зрения и отстаивать её правильность. - Всё равно я не вернусь в этот садик, - сказал мальчик. - Да, - сказал психолог, - тебе пора в школу.
Помню в Мичуринске после субботних полётов автобус останавливался у пивной и после того, как инструкторА выйдут, курсанты через второй выход пристраивались к той же пивной, но сзаду. Друг друга как бы не замечали, но всё приметное на ум клали... Картина: первый столик, одинокий подполковник, перед ним кружка с пивом, а сам он достаёт из штурманского портфеля бутылку "Московской". Завсягдатаи пивной, те, что посмелее, подходят к нему с кружками своими и просють: - плесни, командир, за компанию. Командир отвечает: - у меня своя кумпания,- и раскрутив содержимое бутылки оправляет его в рот и даже глотательных движений не делает. Кадык - неподвижен. Затем отдаёт пустую бутылку алкашам и в три глотка выпивает пиво... Рассказывают, что хотели его командиром полка поставить. Но не назначили... Там разговор такой состоялся: - полк дадим - справишься? - справлюсь. - а не пропьёшь? После недолгого молчания: - пропью.
Свою офицерскую службу я начал в Возжаевке (Амурская область) в 68 году. Отношения с Китаем тогда обострялись, и военный городок заметно пополнился молодыми лётчиками и танкистами. Свои субботние вечера холостяки обычно проводили в гражданской столовой, которая вечером становилась баром. В баре подавали кое-какую еду, молдавское вино в пол-литровых банках и (изредка) – пиво. Официанток не было и чтобы получить вожделенный напиток, приходилось отстоять очередь. Нас, лётчиков, продавщица вычислила быстро и подавала нам необходимое через головы. Её даже просить не приходилось, она сама протягивала руку на встречу нашим деньгами. Понятно, что такая дискриминация по профессиональному признаку не всем была по нутру, но дело ограничивалось ворчанием наиболее активных технарей. Однажды к нам за столик попросился техник самолёта нашей эскадрильи Саша. Он открыто выразил своё искреннее возмущение теми привилегиями, которые нам предоставлялись. Мы, говорит он, на морозе, голыми руками готовим вам самолёты, а вы из тёплого домика идёте, руки в карманах, на руках перчатки и даже стремянку для посадки в кабину сами себе поставить не можете. Хоть бы помогали нам как-то … Я заметил ему, что наша работа ничуть не легче, просто он её не видит и зачастую после полёта нам просто необходимо отдохнуть, а не заниматься подготовкой техники … Слово за слова, кулаком по столу, короче мы со штурманом обещали его прокатить на самолёте (Ил-28 позволял разместиться в штурманской кабине двоим). Саша должен был только подготовить себе парашют и найти выпускающего техника, поскольку при запуске двигателей он должен был уже сидеть на катапульте в кабине штурмана. Сам штурман – Толик Самарин (мир праху его) разместится на рабочем месте, за прицелом. Я до сих пор с некоторым содроганием вспоминаю то, что мы, лейтенанты, позволяли себе в воздухе. На самолёта данного типа мы два года летали в училище, выпускались готовыми к боевым действиям в сложных метеоусловиях и ночью, а наша молодость и самоуверенность требовали дополнительной остроты ощущений. Однажды в полете, мы обратили внимание на женщину, которая на коромысле несла воду от реки. Так мы зашли вдоль деревни ей навстречу так низко, что она (бедная) легла на землю, предчувствуя неумолимое столкновение с самолётом … В назначенный день я предупредил экипаж (в том числе и Сашу), чтобы на завтраке ограничились чаем, поскольку полёт будет сложным. Нам предстояло отработать маневры при «преодолении противовоздушной обороны противника». Предполётная подготовка прошла в штатном режиме, посадка Саши в кабину – незаметно, запуск и взлёт – как обычно. Но потом, как только мы вышли из зоны аэродрома, мы показали технику ВСЁ, на что способен его самолёт. Невесомость и отрицательные перегрузки, предельные виражи, сверхмалая высота, искусственно вызванная педалями и штурвалом «болтанка» - весь этот комплекс и пилотам-то выдержать сложно, что уже говорить о «пассажире». Толик, мой штурман, смеялся так, что даже икать начал … Буквально «вывернутый наизнанку», бледно зелёный, на трясущихся ногах, с помощью встречающего техника спустился Саша на землю и лёг на чехлы. Говорить он ничего не мог, но с помощью поднятого вверх большого пальца правой руки, он показал мне, что пока не умер. В субботу, как только мы со штурманом зашли в бар, увидели что стол, за которым сидит Саша, блокирован техниками, которые с открытыми ртами слушали о трудностях лётной работы. Очередь у прилавка потеснилась, освобождая место, но Саня позвал нас к себе, за накрытый по случаю воздушного «крещения» стол.
В 84-ом году собираюсь на построение. Форма - парадная. Рубашка - белая. В силу того, что их уже накопилось достаточно, часть рубашек жена использовала на пошив нашим девочкам белых школьных фартучков. Но одну рубашку оставила... только вот ГДЕ? Искал долго, звонил жене на работу, нашёл, в конце концов, воротник с манишкой и два обшлага (куда запонки засовывают). А время - поджимает. Надел брюки, майку, к майке манишку пристегнул, галстук навесил, а остатки рукавов пришпилил к мундиру изнутри, чтобы как положено на 2 см. высовывались. Поглядел в зеркало - вроде нормально, только вот расстёгиваться не нужно... думаю. Тут жена дверь открывает, смотрит на меня и радостно так говорит: - Нашёл? - Нашёл... нашёл... смотри, что я нашёл!!! И с этими словами я скидываю китель... Жена смеялась так, что описалась, бедная.
Авиация – это такая организация, члены которой живут как бы отдельной от всей остальной армии жизнью. Некоторые вещи, понимаемые нами с полуслова, приходится очень долго объяснять людям, с небом не связанным. Особенно трудно объяснить, что такое профессионализм в лётном деле. Это ведь не «взлёт – посадка» и даже не полёт. Это сам образ жизни, перенесённый с неба на землю. Скажем, если на земле, чтобы подумать и принять правильное решение, можно просто взять и остановиться, то в небе это сделать невозможно. Поэтому ещё перед полётом должен быть создан «образ» самого полёта и различные варианты действий в сложной обстановке. Выработанная с годами привычка ПРЕДвидеть рождает «предчувствие», как образ самой жизни. Решения принимаешь не с бухты-барахты, а осознавая последствия и собственную ответственность. Никто бы не летал, если бы не надеялся на благополучное завершение полёта. Но командиры, которые ведут лётчиков в бой, ответственны вдвойне, и за выполнение задания и за жизнь пилота. Эту историю я услышал в пивной на Петровке. Была там такая. Недалеко от МУРа, в подвале. В ней собирались достаточно культурные люди и велись интересные разговоры. Но самое главное – всегда было пиво. Как-то раз я был в Москве проездом по делам службы и поэтому в форме. До отправления поезда оставалось некоторое время, которое я и решил скоротать, общаясь с людьми за кружечкой-другой холодного бочкового пива. За столиком, к которому я подошёл, стоял всего лишь один человек. Мужчина в годах, морщинах и достаточно опрятной одежде, молча пододвинул ко мне газету с очищенной воблой. Поблагодарив его кивком головы и отсалютовав ему кружкой, я схода выпил почти половину. В пивной курили и я, закуривая, предложил сначала сигарету собеседнику. Мы не произнесли ещё ни слова, но начало общения нам понравилось. - На чём летаешь? - спросил мужчина. Я понял, что раз он видит лётчика во мне, то и сам имеет какое-то отношение к авиации. - Як-28 Р, - сказал я, - во фронтовой авиации. - Знаю я этот самолёт. Сам был во фронтовой, на штурмовиках летал. - Хорошо летал, раз жив остался, - сказал я. - Нормально, я ведь трусоват по натуре и делал только то, в чём был уверен. Кроме того, инструктор мне в училище внушил, что само пилотирование должно занимать минимум внимания, основное – это осмотрительность и оценка обстановки. - Согласен, - сказал я. Самолёт надо чувствовать задницей, тогда полёт будет идти на подкорке и не мешать осмысленно выполнять само задание. - Молодой, а соображаешь, - ответил он. Мужчина протянул мне руку и сказал: - Виктор, - Георгий, - ответил я. Виктор предложил мне выпить что-нибудь покрепче, у него с собой была бутылка водки. Я согласился, но предупредил, что выпью немного, поскольку в форме. Когда необходимая для общения атмосфера была установлена, Виктор рассказал мне историю, которая не давала ему покоя со времён войны. При отступлении немцев где-то в восточной Европе полку была поставлена задача по разрушению моста через реку, протекающую в ущелье. По этому мосту фрицы перебрасывали крупное соединение. Дальняя авиация работала по мосту, но точность бомбометания не позволила его разрушить. Послали штурмовики. Эскадрилья сделала два вылета, потеряла четыре самолёта. Противовоздушная оборона моста была плотной, на возможном направлении атаки открывался заградительный огонь, кроме того, по самолётам стреляли все, у кого было оружие. Мост не разрушили. Переправа продолжалась. Командира полка вызвал по телефону командующий фронтом и в угрожающей форме приказал непременно выполнить задание. Появление вражеского соединения на его участке фронта было чревато большими потерями. Выстроив лётчиков, комполка объявил о приказе и попросил добровольцев принять участие в третьем вылете. Возникла тишина, ведь четверо лётчиков уже погибли… - Я полечу. – Вышел вперёд комеск второй эскадрильи, - Кто пойдёт со мной ведомым? Доброволец нашёлся. Самолёты загрузили бомбами, подготовленными для контактного взрыва, «под завязку». На предельно малой высоте, повторяя изгибы реки, самолёты вышли на цель. Ведомый держался плотно. При подлёте к мосту, когда столкновение казалось неминуемым, ведущий сбросил бомбы и резко потянул ручку управления на себя. Второй самолёт выполнить манёвр не успел и врезался в мост. Взрыв самолёта и бомб буквально снёс полотно моста в воду. Задание было выполнено. Доложив на земле о выполнении задания и о потере ведомого, комеск напился, но о том, что реально произошло, рассказал много позже … Своего «Героя» он получил, после войны ещё некоторое время служил, но как-то по инерции, как бы и не жил вовсе. Ни жены, ни детей у него не было и до сих пор его мучает вопрос: что можно было бы сделать тогда, чтобы совесть не мучила сейчас.
Эту историю я услышал на сборах начальников ВОТП в славном городе Воронеже в середине 70-х годов. Сборы проводил трижды герой Иван Никитич Кожедуб. Доклад он прочитал быстро. Спросил, какие будут вопросы по организации сборов. Из зала кто-то громко пожаловался, что в буфете нет пива. - Как это так? - удивился генерал-полковник, и приказал, чтобы к перерыву пиво в буфете было. Вечером в нашей комнате в гостинице собралась небольшая компания, вспоминали разные истории, обменивались опытом … Заглянул к нам и один из преподавателей, инженер-полковник Борщевский. Скучно ему было у себя в номере, вот он со своим референтом к нам и зашёл. Историю, которую он начал нам рассказывать, закончил его коллега – капитан, поскольку вскоре у полковника задрожали губы и увлажнились глаза. В молодости Борщевский служил в ТЭЧ вертолетного полка. В то время развитие вертолётостроения задерживалось из-за проблемы с прочностью лопастей. Не было надёжного метода индикации микротрещин, лопасти могли просто неожиданно разрушиться в воздухе … а это – чревато. А был у офицера к тому времени сын–подросток, а у сына – велосипед, на велосипеде же – настоящие резиновые колёса с камерами. И вот камера на заднем колесе постоянно «травила» при исправном ниппеле. Проверка методом погружения накачанной камеры в воду результатов не дала, очевидно, отверстие в камере было слишком маленьким. И вот пришла в голову пытливому инженеру идея: создавать в вертолётных лопастях избыточное давление, а индикацию наличия этого давления вывести в прозрачное окошко. Поршенёк он придумал такоё, с одной стороны – пружинка, а с другой – воздух давит. Как только усилие пружинки становится больше, чем давление, оказываемое воздухом – поршенёк перемещается и в окошке появляется красная метка. Вот и всё – просто и надёжно, а при необходимости даже сигнализацию в кабине установить несложно. Поехал наш инженер-капитан в город Люберцы, к заму Миля по лопастям. Принял его какой-то сотрудник генерального, фамилия тоже на -ский заканчивается, выслушал внимательно и сходу предложил фифти-фифти, 50 на 50, значит. Жалко стало Борщевскому денег, ведь премия могла бы быть очень большой, и отказался он от помощи в оформлении изобретения. А для того, чтобы приоритет за собой оставить, написал заметку в журнал секретный «Авиация и космонавтика». В Америке в тоже время вертолётная катастрофа крупная состоялась с гибелью людей и разрушением лопастей несущего винта. Сикорский премию объявил в миллион долларов за простой и надежный метод индикации микротрещин. А у него ребята в бюро научно-технической информации сидят, и всякие журналы со всего мира читают шпионами доставленные. И вот некий человек в таком бюро читает заметку, написанную черным по белому: «Метод обнаружения микротрещин в лопастях вертолёта», подписанную Борщевским. Фирма пробила эту идею по приоритетности как оформленное изобретение, но ничего такого не нашла. Сотрудник бюро получил свой миллион, а индикацию падения давления в лопасти вывели от мембраны. Борщевский же получил таки свои 14 рублей за рацпредложение …
Был у нас в Мичуринске помощник по комсомолу с "говорящей" фамилией - Векслер. Говорят, что он раньше был техником самолёта и это именно в его честь был назван эффект. А суть эффекта вот в чём: На Ил - 28 при запуске двигателя вначале включается зажигание, а затем стоп-кран ставится в промежуточное положение. По мере роста оборотов и контроле за температурой кран открывается полностью. Великий экспериментатор Векслер в условиях жаркого лета СНАЧАЛА открыл стоп-кран полностью, а затем (когда топливо достаточно испарилось) включил зажигание... Взрыв. Турбина и компрессор разлетелись в разные стороны, но зато двигатель стал прямоточным, а Векслера назначили помощником по комсомолу ввиду прямой опасности присутствия его на аэродроме...
В 69 году, по осени, наша эскадрилья перелетела из Возжаевки (Амурск. обл.) в Щучин – славный городок на западе Белоруссии. 11 лет я прослужил в нём и сохранил о том времени самые лучшие воспоминания. Лесное изобилие и множество чистых озёр поставляло на наши столы чудесный закусон. Множество рецептов солений, варений, настоек и наливок требовали длительной дегустации и апробации. Радушие населения и некоторая простота нравов, придавали некоторую буколистичность нашим застольям. Зачастую и стола-то не требовалось, «накрывали» багажник легковой машины, благо, что припасы хранились в гаражах. Хорошо было и просто «выйти на природу». Много разных историй услышал я, весёлых и не очень, много и сам рассказывал, … что может быть лучше простого человеческого общения, неторопливых бесед, в которых зачастую находилось решения самых сложных жизненных вопросов. Главное, что я понял в процессе таких «собраний», так это то, КАК нужно относиться к сказанному тобой слову, КАК нужно «фильтровать» базар, чтобы не терять к себе доброго расположения, ведь ОТНОШЕНИЕ к себе самому не купишь ни за какие деньги. Я говорю это затем, чтобы читающие мои «Были и … нЕбыли» не судили меня строго, но видели во мне стремление к общению, что и составляет (я так думаю) сам смысл нашей жизни. Расскажу одну из историй, одну из тех бЫлей, что составляют золотой фонд устного творчества летающей братии. Пришёл в полк, летающий на Ил – 28Р, новый лётчик, служивший до этого где-то в пустыне. Пришёл зимой, когда снег, лёгкие морозы и чёрное кружево деревьев создают то самое «минорное» настроение, рождают тот самый «сплин», который, оказывается, свойственен и русской душе. Экипаж у него был хороший: штурман – одногодок и стрелок-радист – из местных Петя Фурс красавец мужчина – мечта поварих и официанток. Семью свою пилот ещё не привёз, некуда было, и друзья пытались занять его, скрасить его одиночество. Как-то раз договорились они на рыбалку подлёдную поехать на озеро Бершты. Форма лётная как нельзя больше для такого мероприятия подходит. Но что-то там с давлением, очевидно, не так как надо было – плохо клевало. Но у них с собой было … Недолго, правда, у них это самое «было» - было, к вечеру кончилось и больше – не было, да и с рыбой как-то не получилось, короче настроения – никакого. Тут им пилот и говорит: - Научу я вас братцы, как «рыбу» ловить, - только слушайте меня и глупостей никаких не говорите. Говорить я буду. А недалеко деревня была, уж я и не помню, как она называлась, но недалеко, и это – главное. Замаскировали они машину, удочки попрятали и в село. Выбрали дом с флагом, постучали. Сторож им открыл, а пилот ему и говорит. - Мы, говорит, космонавты-испытатели. Наш корабль недалеко тут, - в лесу. Снижение получилось нерасчётное, но завтра нас эвакуируют. Нам бы телефон и погреться. - Миленькие мои, - сторож отвечает. - У меня у самого сын в Армии Радецкой служит, заходите, грейтесь, вот вам телефон. А я пока к председателю сбегаю, вам ведь и переночевать где-то надо? - Беги, старый, только не рассказывай никому, что мы здесь, поскольку задание наше есть секретное, а граница – близко … мало ли что. Вскоре председатель колхоза пришёл, а там и секретарь с сельсоветчиком пожаловали: - Можно, - говорят, - мы жён своих приведём, а то ведь вам и поесть надо, да и место для ночлега приготовить. - Можно, - командир отвечает, - ограниченный контингент задействовать, можно и с народом пообщаться, но чтобы люди были проверенные, не репрессированные. Собрался народ, зарезали поросёнка, принесли самогону ржаного, грибов солёных, сметаны, хлеба, рыбы, огурцов … много всего. Лётчик речь сказал о сложной международной обстановке, необходимости крепить оборону страны и временные трудности на пути к коммунизму. Выпили за Армию, ЦК КПСС, экипаж, урожай, престольный праздник, женщин, председателя и т. д. На третий день председатель сомневаться начал. Понятно, что по радио об этом запуске не говорили - секретный полёт, но уж больно долго экипаж не эвакуируют, а тут с припасами напряжёнка, да и девки кончаются, народу-то в деревне совсем мало. Позвонил председатель в райком, чтобы узнать, не ищет ли кто в их районе космонавтов секретных. Ищем, говорят ему, в разведполку экипаж на рыбалку уехал и до сих пор не вернулся. Понял тогда председатель, как его обманули, но виду не подал, а местопребывание лётчиков – раскрыл. И вот в разгар застолья в конторе сельсовета открывается дверь и входит полковник Алятин. Папаха, зимняя куртка, грозный взгляд, крутые скулы. Немая сцена. Но не растерялся здесь наш стрелок-радист доблестный Пётр Фурс: - Товарищ полковник, - докладывает он, - задание партии и правительства выполнено. Экипаж готов к новым свершениям во благо нашей великой Родины. Промолчал полковник, только дверь пошире распахнул, чтобы «космонавтов» мимо себя пропустить. Тут председатель колхоза к нему подходит. Спрашивает, а кто ему за поросят заплатит, ведь со свинофермы колхозной их взяли. - А разве они обещали за порося заплатить? – говори полковник. Ничего не сказал колхозник. Лишь руками горестно развёл.
Водитель есть в нашей администрации. Виталей зовут. Как-то опаздывая доставить пассажира на совещание превысил он скорость допустимую. Остановил его гаец и внушает: - Вы там в администрации совсем охренели, делаете, что хотите, а подступись к вам - ни одного вопроса решить не можете. Виталик понял, что разговор интересный получиться может, и спрашивает: - А по какому вопросу вы к нам приходили? - Да я, - говорит гаец, - земли хотел взять в нашем городе под строительство дома, а у вас всё только с аукциона... и не найдёшь никого, чтобы помог. - Я тебе помогу, и совершенно бесплатно. Участок сам выберешь в тихом месте. Соседи спокойные, электричество и вода рядом. - А сколько земли выделят? - Два на три метра. - ??? где это? - Да на нашем городском кладбище. Второй гаишник смеялся так, что чуть не упал, а Витальку отпустили, обозвав всякими непонятными словами.
Мне повезло с профессией. Согласитесь, что многие сами тратят деньги на то, чтобы полетать на самолёте, а нам ещё и платили за получаемое удовольствие. Иногда лётчиков – разведчиков использовали и для выполнения полётов за цель. И, хотя такая работа сводилась к простым маршрутам, но и такой полёт приносил удовлетворение, если выполнялся чисто. Для имитации же атаки целей нас использовали редко, но когда задание было ответственным и требовало точного выхода на цель по месту и времени, а сама боевая работа не планировалась, наши самолёты (Як-28Р) были «самое то»: скоростные, красивые и громкие … Я тогда был командиром звена, штурманом у меня летал татарин, Фарид Колдашев – скрупулезный и ответственный человек. На малых высотах мы летали постоянно, ведь главное в нашей работе – визуальная разведка и контроль местонахождения самолёта для своевременной «привязки» целей и определения координат... Вот нам и поставили задачу ровно в 11.00 нанести «удар» по понтонной переправе с помощью которой «южные» планировали захватить плацдарм на левом берега реки Неман, контролируемый «северными». Есть немало чисто штурманских «хитростей» выхода на цель в строго заданное время. Мы использовали «веер». Это когда километров за 20 до цели назначается контрольная точка, от которой и считаются секунды. Скоростью тут особо не сыграешь, Выходишь на цель раньше – отворачиваешь от неё на определённый угол, ну а если позже, то доворачиваешь на цель. Взлетели мы вовремя, полёт контролировался из штаба Армии. Погода – благоприятная, маршрут мы прошли точно, время контролировали постоянно, над контрольной точкой скорректировали его и связались с РП на переправе. Там руководил наш авиационный генерал. Он разрешил мне «пройти» над переправой, предупредив, что слева от меня будут взлетать «вертушки», … это у них по сценарию так было. - Как идёшь по времени, - спросил он меня. - Нормально, - ответил я. Тут надо сказать, что команда «пройди» над чем-то всеми лётчиками воспринимается как выданный карт-бланш. «Пройди» - означает, делай что хочешь, только не убейся (а бывало и такое). На предельно малой высоте само положение самолёте контролируется не по горизонту, а как на посадке: смотришь влево-вперёд-вниз, чтобы видеть малейшие перемещения по высоте. Ветрушки я увидел километра за два, они мне не мешали. Переправа перечёркивала реку точно по центру, я ещё немного «прижал» самолёт, пока самому не стало страшно … А в это время сухопутный генерал, руководитель учений подносил свои часы к носу нашего генерала и со значением (ехидно так) на него поглядывал. Он не видел, что творилось за его спиной, а наш генерал – увидел меня на фоне деревьев и успел сделать успокаивающий жест руками, когда их немой диалог взорвался грохотом двух турбин на максимале и душераздирающим свистом 900 - километровой скорости. - Что это было, - спросила пехота? - 11.00, - ответила авиация. - А он ещё так может? Только попроси его пройти чуть правее, чтобы я видел. Следующий мой заход хоть и был не столь эффектным, но стал более эффективным, … Солдаты с понтона в воду попадали.
Мы встречали год № 1990. Уже за полночь вышли на балкон. Было тихо и дождливо, душа просила песни. Запели "Одинокую гармонь". Нас было немного, но пелось с душой и поэтому громко. ".... Словно ищет в потёмках кого-то...". На этот шум пришла женщина. Она назвала себя ведьмой, сказала, что наше веселье скоро кончится и, что в её власти прекратить это.... человеческое общение и всех нас поссорить. Моё индеферентное осчусчение к тому времени определяло себя как лёгкая степень тяжёлого состояния завтра, выпрочем, при полном сохранении дара речи сегодня, впрчем, без осмысления последней. Эта женщина была одинока и умна (скорее наоборот). Попытки общения с супротивным полом всегда приводили её в разочарование вследствие глупости вышеупомянутого пола и отсутствия стремления ему (полу) посочувствовать. Такие проблемы мы, лётчики, решаем быстро и просто, следуя простому правилу: не проси, но дай. Дай ей то, что она хочет (сказал я себе), выслушай её и поставь над ней "крышу", прочную и надёжную (в логическом плане) крышу, под какой она будет чувствовать себя спокойно. Не надо никого пугать: сказал я ей. На любое излучение зла в нашу (лётчиков) сторону мы можем реагировать тремя разными способами: отражение; поглощение; преобразование. На разных ступенях нашего развития мы используем эти способы по мере осознания их, начиная с самого простого: дурак - сам дурак. Сейчас, сказал я ей, будет Вам продемонстрирован самый простой и эффективный способ борьбы со злом. - Наливай,- ответила она, и любой твой тост я сумею обратить во зло, направленное против меня, лично. Выбрав наиболее чистую рюмку ей, и плеснув себе, во что попало, я сказал: ТОСТ я хочу, чтобы оттого, что я есть, тебе бы никогда бы не было плохо. Я хочу, чтобы воспоминания обо мне, никогда бы в тебе не вызывали чувство опасности и настороженности. Я хочу, чтобы мой дом стал для тебя местом, где ты можешь найти понимание. Она подумала и сказала: можешь приходить ко мне без всякого опасения, - Нет уж, лучше Вы к нам, - ответил я.
Мужика в реанимации с того света вернули. Он и рассказывает: мне Бог за мою жизнь беззлобную предложил на выбор местопребывание дальнейшее. В начале ад мне показал. Там люди за столами со всякой закусью сидят, но есть не могут - руки не гнутся в локтях. Потом и рай мы посетили, там такая же история: столы с едой и руки негнущиеся... Люди есть не могут сами, ... так они друг друга кормят.
В свой день рождения я никогда не отказывался от полётов. Так и в тот день в мае 76 года, в день, когда мне должно было "стукнуть" 30 лет, я запланировал себе полёты таким образом, чтобы в 14.00, в час, когда по рассказам мамы я родился, быть в воздухе. Штурманом у меня был Ричард Шишловский. И вот, в вышеупомянутый час, я не нашёл ничего лучшего, как нажав на кнопку СПУ заорать со всей дурью, на которую был способен. Это был ИДИОТИЗМ, а то, что это ПОЛНЫЙ идиотизм я понял тогда, когда штурман мне сказал: - Михалыч, а ты кнопочки-то перепутал... В эфире, после секундной паузы, раздались вопросы и междометия... Оказалось, что я нажал кнопку РАЦИИ... Потом искали, кто же это орал. Но меня никто не выдал.
Когда наш полк получил самолёты Миг – 25Р, к нам зачастили всякие разные проверяющие. Дело в том, что некоторые самолёты предназначались для особого вида радиолокационной разведки, и их оборудование нуждалось в интенсивном охлаждении. На скорости около 2500 км/час эта проблема решается ТОЛЬКО применением испарительного метода, ну а жидкость для испарения известная – спирт. Причем необычайно высокой очистки, поскольку капилляры легко могли засориться от некачественного испаряемого. Прелесть сложившейся ситуации была ещё и в том, что этой жидкости было не просто много, а очень много. Скажем, единоразово заправлялось в самолёт более 2000 бутылок в пересчёте на водку. Понятно, что контроль над расходованием спирта был строгим, но русский человек просто генетически приспособлен для того, чтобы обходить строгие законы и правила. У меня самого на кухне под столом постоянно находилось литров 10 чистого и пара трёх литровых банок 50% настойки на разных травах. Вот проверяющие и стали к нам наведываться чаще … В один из лётных дней, когда я руководил полётами, ко мне на КДП поднялся очередной. Что-то там по службе войск исследовал. Делать ему на КДП было совершенно нечего, но цель прибытия полковника стала мне понятна сразу, как только я увидел цвет околыша на его фуражке. Ему кто-то сказал, что руководитель полётов – это старший на полётах. Это как раз тот человек, который способен ему помочь добыть немного спирта, совершенно необходимого для того, чтобы сделать настойку, которую он будет употреблять, как лекарство … Что-то там у него внутри болело... Ну это такая обычная отмазка. - А во что Вам наливать? Ёмкость у Вас с собой? – спросил я. Полковник показал армейскую фляжку, раздутую для повышенной вместимости. В голове у меня как-то само собой сложился план «помощи». По ГГС (громко говорящей связи) я вызвал командный пункт инженера и попросил его позвонить мне по телефону. На связь вышел главный инженер полка (зам по инженерии). - Нужно помочь человеку, - сказал я. - Он с фляжкой к тебе подъедет на моей машине. - С фляжкой?! – переспросил инженер. - Да, с фляжкой. Налейте ему из ниши правой стойки. - Вам ведь чистый спирт нужен, - это уже к полковнику, - а не «Массандра» (так мы 50% ый называли). - Да, да, чистый, - ответил тот. - Но наливать будете сами, я не хочу больше никого включать. - Хорошо, хорошо, я понимаю. Трубку я не клал, и главный инженер слышал наш разговор. - Я понял тебя, Михалыч, - сказал он. - Пусть подъезжает к «десятке», она заправлена, техник будет в курсе. Здесь небольшое отступление: внутренний размер сливной горловины спиртопровода около двух с половиной сантиметров, а у фляжки – немного меньше. Чтобы представить себе дальнейшее развитие событий, попробуйте на кухне из полностью открытого крана наполнить стандартный медицинский флакон для настоек ёмкостью 50 миллилитров. Попробовали? Я этого не видел, но хорошо представляю себе, как техник самолёта нажимает клапан, а полковник ловит струю спирта горлышком фляжки …
Ребята были с севера, из транспортного отряда Дальней авиации. Были в командировке в Быхове (по моему). Когда возвращались назад, увидели одинокую коровы на лугу. А на севере с парным мясом плохо... Ли - 2 позволял садиться и на неподготовленную специально площадку... лишь бы камней не было. Вот они и сели, хлебом заманили корову в грузовой отсек и полетели дальше. На их беду (и беду коровы) председатель колхоза увидел самолёт и запомнил бортовой номер. Ну а дальше - дело техники: звонок в райком, те - в обком, обком - Командующему авиацией, тот - в диспетчерскую службу... короче - вычислили. А борт в это время всё ещё в воздухе... Диспетчера по своей линии (желая помочь экипажу) вышли с ним на связь и предупредили о том, что если есть на борту посторонние пассажиры, то лучше их высадить... во избежание... Места для посадки не нашлось, пришлось корове прыгать без парашюта. Но на прощание она им весь салон так уделала, что встречающие особисты без труда доказали присутствие на борту органики в виде экскрементов крупного рогатого скота.
Один (Вася) в командировку улетел, а листочек из расчётной книжки (малюсенький такой) другу отдал и говорит: - ты, говорит, деньги за меня получи и Маруське моей отдай, чтобы ей с детями жить на что было. Денежное довольствие как на грех давали в пятницу... Банный день... И приятель (Володя) вспомнил о том, что деньги у него Васькины только после "литры выпитой". Пошёл отдавать, а мысли уже не трезвые, но какие-то не такие, неправильные мысли... ну подумайте сами: чистый, выбритый, пьяный, с деньгами... куда идёт? Короче пришёл он к Марии (чужой жене) и говорит ей: - Маш, а ты бы вот за 250 рублей... дала? Та, женщина, конечно, строгая, но детям в школу, да и самой пальто купить надо... Договорились они в общем. Вскоре и Василий из командировки вернулся и у жены своей спрашивает: - Тебе Володька получку мою отдал? Та, женщина, конечно, честная и глядя мужу прямо в глаза, говорит: - да никакой получки он мне не давал... - вот гад какой, - говорит Василий, наверно запьянствовался и забыл. Но не забыл, оказывается, Володька. Отдал, говорит, деньги и сказал, даже, куда их Мария положила - в супницу, говорит, на кухне. Пришлось Василию очень просить друга пойти к нему домой, чтобы в столкновении мнений высеклась искра истины. Мария, женщина, конечно, простая, не дала себя "обуть", но всю правду о Володе сказала: - змей он, говорит. За наши же деньги нас же и трахает... Володя инстинктивно защитную стойку принял, думает его Василий сейчас бить будет... Но не таков наш Вася. Он проникновенно так другу и говорит: - бить я тебя не буду. Денег твоих, Машке обещанных, я тоже не возьму. Но ты должен теперь свою жену мне привести, чтобы я у тебя в обиженных не ходил. Пошёл Владимир к жене своей, покаялся и так сказал: - вот теперь Василий у меня 250 рублей требует, которые я Марии его обещал. А Валентина, (жена Владимира) женщина, конечно, практичная... На носу осень, детей в школу собирать надо, да и у самой пальтишко поизносилось... Короче жалко ей стало денег. Она Володе и говорит: - а как бы по-другому с Василием договориться, чтобы и деньги в семье остались, и друг твой на тебя обиды не держал. Володя и говорит: - попрошу я друга, чтобы он, так сказать, услугу, мною деньгами оплаченную, по бартеру назад принял... И всё бы было тихо, но жене Василия больше собственного мужа Владимир как мужчина понравился, а Валентина же, напротив, Васей недовольна, осталась... и распались две хорошие семьи... нет бы Владимиру ПЕРЕД баней, когда ещё грязным был, деньги занести.
Был у нас такой командир звена - Володя, скорее ВЛАДИМИР. Отдыхает он перед ночными полётами. Радио в ногах мырлыкает, жена в ванной бельё стирает. Музыка по радио кончилась, начали про очередной пленум что-то говорить. Володя ласково так, сна не отгоняя просит: - Валя, выключи приёмник. Она ему: - Володя, у меня руки в мыле а у тебя приёмник в ногах. Приподнимись и выключи. Володя опять, ласково так: - Валюша, выключи приёмник, а то я его в окошко выкину. - Володя, выключи сам, я сейчас не могу подойти. Володя встаёт, открывает окно (а дело зимой было) и выбрасывает в окно приёмник даже не вынув вилку из розетки. Потом он тщательно, чтобы не дуло, окно закрывает и спокойно ложится дальше отдыхать.