Поиск по автору:

Лирика, блин...

На заре ты ее не еби,
На заре она сладко так спит
В грязной луже протухшей слюны
Под плакатом "Привет, Антиспид!"

В защиту здоровья!

А девочки тоже разные
И глупые, и безобразные.
Вот только зараза-беда,
Бывает от них ерунда!

Ночи таллиннско-пацанские.

Помню юбочку твою в складочку,
Вина красные словно кровь
И зеленую пятихаточку
Ту, что отдал тебе за любовь...

А потом в темном баре потасканном
В перегонки играл в догонки.
Со стаканом, рукою заласканном,
Пиво пьянили пацаны.

И в такси уезжая задрипанном,
В грязном городе ночью катил.
Вспоминал о несчастии липовом
И о том, что когда-то не пил.

Вспоминал твою юбочку в складочку,
Вина красные словно кровь
И зеленую пятихаточку
Ту, что отдал тебе за любовь...

Посвящается г.Таллинну...

Разноцветная серость у города нашего
Все идешь и дивишься как чуду ему!
Он нелеп безобразен, но все же красив
В идиотском и блядском весеннем бреду!..

Советская Армия. Учебный полк, Омск. Зима 1967-68 годов ( и это
существенно). Казарма - барак непонятных годов постройки. Туалет типа
сортир, недалеко, метров 200. Морозы -35 -45. Если ночью захочется, то
надо одевать шинель, шапку - за этим следят дневальные, да бежать по
морозцу. Курсанты - народ сообразительный, далеко бежать не хочется, а
угол казармы - рядом. А старшиной роты у нас был старшина сиерхсрочной
службы ( 27 лет сверхсрочной!!!! ) Петр Соломко. Что это был за человек
- это отдельный разговор, мне довелось узнать его в разных ситуациях,
были моменты, когда он был отец родной, но стоило допустить промах и его
фантазии по искоренению нарушений устава не имели границ.
И в одн из ранних утренних часов, обходя казарму он узрел за углом
казармы художественные росписи на стене, выполненые оным органом особо
хитрых курсантов. Шум поднимать он не стал, а приказал дежурному по роте
поймать художника. В третьем взводе служил курсант, скажем Кузеванов,
здоровый малый, кг под 90, руки как маховики, вот он то и попался. И вот
кульминация: подьем, осмотр. Рота стоит в расположении вдоль спинок
кроватей, так, что средина казармы свободна. Никто ничего не знает.
Старшина Соломко: курсант Кузеванов - Я! - Выйти из строя. Вышел. Взять
табуретку ( у кждого своя подписанная табуретка ) - взял. Поставить по
центру. Поставил. Становись на табуретку. Забрался на табуретку, стоит.
Старшина подходит, несколко минут смотрит молча исподлобья в глаза
мастеру художественной росписи и неожиданно как заорет во всю мощь своих
легких: Снимай штаны, показывай чем ссал, ссыкун, е... твою мать,
ссыкун, показывай! Детинушка на табуреточке затрепетал как осиновый
листок на ветру, светясь всеми цветами радуги, чуть не свалился с
табуретки. Вся рота хохотала согнувшись пополам. Наказание: на тот
случай провинились два курсанта в оцеплении на полигоне, выдали им
автоматы с патронами, как в караул, художнику два ведра с тряпками.
Столовая подалее полкилометра от сортира. Идет под конвоем в столовую,
набирает кипяток в ведра и в сортир, моет. Мороз под -40, вода остыла -
выливает и опять в столовую, и так до абсолютной чистоты.