Чудную картинку нонче наблюдал.
На стоянке перед супермаркетом не смогли разъехаться два автомобиля. Ну
то есть на самом деле три, но один участник драмы сразу выпал в осадок и
даже не пытался вклиниться в процесс. А двое водил быстро перешли к
дикому ору, мату и личным характеристикам. Причем, оба были вполне
здоровыми бугаями, и глотки - прошу заметить - луженые. Короче, картина
сливочным маслом: солнце, притихшие птицы в ветвях придорожных тополей,
и два рычащих неандертальца, готовых головы друг другу отгрызть.
И тут сквозь вопли и маты отчетливо послышался безмятежный ангельский
голосок:
- Котик, а почему ты шумишь?
Один из бугаев втянул голову в плечи, мгновенно съежился в размерах, и
рысцой подбежал к маленькой, кругленькой от беременности барышне. Вы
помните басню про слона и моську? Что-то типа того: такой виновато
юлящий слон и милая толстенькая моська в голубых рюшках. Слон начал
что-то объяснять, тыча пальцем в сторону машин, и у барышни медленно
стекленел взгляд. Это был даже не взгляд снайпера, а взгляд лаборанта на
триста семнадцатую белую мышку за пять минут перед взвешиванием мышиной
селезенки. Не мигающий. Холодный. Мертвый.
Барышня с улыбочкой Ганнибала Лектора двинулась ко второму водиле, не
сводя с него глаз, так, что тот только попятился (у меня самого гнилым
холодком по спине потянуло), и на расстоянии метра в два тихо и четко
распорядилась:
- А ну в п*зду отсюда.
Водила на полусогнутых бросился в машину и немедленно смылся.
Есть еще женщины в русских селеньях, есть.